Олег Шушаков - И на вражьей земле мы врага разгромим. 1 книга. На сопках Маньчжурии
Да-а-а… Вручение первого ордена, пусть и монгольского, он никогда не забудет!
Выйдя из зала, Владимир зашел в туалет и на глазок привинтил ордена к френчу. Посмотрелся… Один вроде пониже получился. Он перевинтил его по новой. Теперь вроде было нормально… Владимир повертелся перед зеркалом, пока никого рядом не было. Выглядело очень даже ничего! Суровый, седой лейтенант. Шрам через лоб. Три ордена… К р а с и в о… Год назад бы то же самое. Владимир прислонился заштопанным лбом к холодному зеркалу…
"К чему это всё…" — подумал он.
Сердце у него уже не болело. Так. Ныло иногда… Медицина тут помочь ничем не могла. Потому что этот недуг был ей не по силам. Да и не нашли у него никакого недуга. Медкомиссию он прошел. Годен без ограничений. Хоть сейчас в бой!
Владимир скрипнул зубами и сжал кулаки…
Ну! У кого на него пуля припасена?!.. Где ты, вражья сила!.. Ну! Иди сюда!.. Буду морду таранить!!! Ну!!!
У него вдруг задергался кадык… Но он сдержался. Несколько раз глубоко вздохнул… И взял себя в руки. А потом одернул френч и пошел в гостиницу.
Войдя в номер, он повесил шинель в шкафу и прошел в комнату. Танкист сидел в рубахе и бриджах со стаканом чая в руке и читал "Правду". Очередной Указ о награждении орденами и медалями бойцов и командиров Красной Армии занимал весь разворот.
Майор понял глаза, заметил два новеньких ордена Красного Знамени у него на груди и широко улыбнулся:
— Вот, это по-нашему! Молоток!.. Чай будешь?
Владимир помотал головой.
— И то, верно, — майор посмотрел на свои командирские часы. — Так. Семнадцать тридцать… Слушай, а чего нам вечера ждать, пошли в ресторан прямо сейчас!
Владимир пожал плечами, дескать, не вопрос.
— Ну, тогда я сейчас по быстрому…
Звякнув подстаканником, он поставил чай на стол и, хлопнув себя по коленям, пружинисто поднялся.
А через полчаса они уже сидели внизу за столиком в огромном зале гостиничного ресторана.
Его размеры потрясали!.. Владимиру в какой-то момент даже показалось, что здание гостиницы просто шатер, раскинутый вокруг этого необъятного зала. Впрочем, довольно скоро он перестал замечать отсутствие потолка над головой и увлекся товарищеской беседой. Под это самое, конечно, как и полагается.
— Ну, давай, для начала, за знакомство! — сказал майор, наполнив рюмки, и протянул ему широкую ладонь. — Ильченко. Николай. Командир батальона одиннадцатой ордена Ленина танковой бригады. Слыхал про такую?
— А то! Баян-Цаган! — ответил Владимир, пожимая руку. — Пономарев. Владимир. Двадцать второй Краснознаменный истребительный. С л ы х а л про такой?
— Обижаете, Владимир Батькович! Кто же про вас не слыхал! — майор прищурился. — А сам-то над Баян-Цаганом летал третьего числа?
— Было дело. Переправы штурмовали! Семь вылетов за день сделал!
— У-ва-жа-ю!.. — по слогам сказал майор. — Столик за мой счет! И без разговоров!.. Кабы не вы, совсем труба! Самураи у меня и так полроты пожгли!.. Ну, ладно! Давай первую за знакомство! — майор звонко чокнул своей рюмкой об Владимирову и опрокинул ее в рот.
— Нас, ведь, с ходу, в бой кинули. Прямо с марша. Без пехоты, — он словно оправдывался. — А самураи за ночь такую систему противотанковой обороны отгрохали, прощай мама! Ну, мы и вляпались по самое не хочу!.. Носимся по горе, вокруг одни рожи ускоглазые! Бегают, шныряют вокруг. Под гусеницы сами лезут! Потом Сашка, механик-водитель мой, весь переблевался, не к столу, будь сказано, пока траки отчистил от этого дерьма!.. А по башне ба-бам! И снова ба-бам! Вот такие дыры! — он сомкнул кольцом большой и указательный пальцы. — У них там было понатыкано противотанковой артиллерии в окопчиках, как бульбы в огороде! То тут пушка, то там! Я сам штуки четыре точно раздавил! Но машину они мне таки продырявили в нескольких местах, сволочи! Хорошо хоть не задело никого! — майор увлекся темой, но про рюмки не забыл и снова налил по ходу дела.
— Давай, знаешь сейчас за что… — он посерьезнел. — Давай за тех, кто там остался! За моих ребят… И за твоих… Видел я сгоревший ястребок. И летчика в н ё м тоже видел… В кабине… Что у танкистов, что у летчиков, смерть одинаковая. Как движки на танке и на самолете!
Они встали и молча выпили не чокаясь…
Никто на них не обратил внимания. В зале было полно военных. И свет огромных хрустальных люстр, свисающих на длинных тросах с далекого потолка, играл и отсвечивал на рубиновой эмали, золоте и серебре орденов и медалей, шпал и ромбов. Многие были с женщинами. Может и с женами, но, скорее всего с боевыми подругами. Подруги были в ярких красивых платьях и громко смеялись.
— Я так понимаю, ты сбивал, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Ильченко, кивнув на ордена Владимира.
— На Халхин-Голе, — кивнул Владимир. — Семь лично и еще пятерых – в группе. В свалке иной раз не разберешь, — пояснил он, заметив недоуменно поднятую бровь. — Стреляешь по всем подряд. А потом посчитают на земле по обломкам, сколько всего сбито и на всех записывают.
— На Халхин-Голе… В смысле, ты еще и в Китае повоевал? — спросил майор.
— Недолго… Успел только троих завалить, пока самого не зацепило.
— А… Теперь понятно, почему только сейчас за орденами приехал.
— Ну, да… Пришлось в госпитале поваляться… Пару месяцев.
— Ты, смотри! К р е п к о зацепило!
— Ничего, оклемался потихоньку! Были бы кости целы, а мясо нарастет! — усмехнулся Владимир.
— Точно! А второй, значит за Китай, — качнул головой Ильченко.
— Да, нет о б а за Монголию. Один за майские бои, а второй за август…
— Так ты там с самого начала, выходит, был! — присвистнул майор.
— Ага! Меня первый раз еще в мае ранило. — Владимир показал на свой шрам. — До двадцатого июня в госпитале лежал, но успел вернуться, когда о п я т ь началось!
— А мы в июле под Баян-Цаганом крестились… Слушай, а почему за Китай у тебя нету? Раз троих сбил, е щ е одно "Знамя" положено! — удивился Ильченко.
— А хрен его знает, товарищ майор! — пожал плечами Владимир. — Вроде подавали… У нас пока Кравченко командовал, все представления наверху проскакивали со свистом! А потом как заржáвело. Да, ладно, не за ордена ж воевали!
— Так-то, оно, так! — протянул Ильченко. — И все же, все же, все же… Добро! Тогда давай, хоть эти обмоем!
Владимир осмотрел стол… Хрустальная вазочка из-под хлеба подходила для процедуры в самый раз. Он аккуратно переложил хлеб на салфетку и налил в вазочку стакана два водки. Ильченко уже отвинтил орден Ленина и Звезду:
— Вчера вручили… Не успел еще обмыть, — сказал он и бросил их в вазочку. — Вот, зáраз и обмоем.
Ленточка медали сразу потемнела, намокая. Владимир отвинтил свои ордена и бросил туда же. Майор помотал вазочку из стороны в сторону и протянул ему.
— После тебя… — мотнул головой тот. — По старшинству!
Ильченко кивнул, прищурился, примериваясь, отпил половину и передал вазочку Владимиру. Тот принял ее двумя руками, выдохнул резко в сторону, и, не отрываясь, осушил до дна. Они достали свои награды и привинтили обратно. За соседним столиком слева, группа пехотинцев, с интересом следила за действом и одобрительно зашумела, когда оно завершилось. Это привлекло внимание проходившего мимо невысокого худощавого морского летчика.
Он повернулся, пригляделся, и вдруг воскликнул:
— Володя!.. Привет!
Это был Николай Полищук. Владимир порывисто поднялся к нему навстречу, и они обнялись. А потом отодвинулись, разглядывая друг друга. У Николая было уже две средних полоски старшего лейтенанта на рукаве. На груди сверкала Геройская Звезда, а рядом орден Ленина.
— Ты где присел? — спросил его Владимир.
— Нигде пока, — пожал плечами Коля.
— Давай к нам! — Владимир повернулся к Ильченко. — Товарищ майор! Не возражаешь? Друга встретил старого. Год не видались!
— Какой разговор! — сказал тот, пододвигая Николаю свободный стул, и замахал рукой официантке.
Николай сел и всмотрелся в друга. Владимир сильно изменился… Не в орденах дело, хотя и в них, конечно, тоже. Седой совсем стал. И этот шрам… А глаза потухли. Что-то случилось…
— Ч т о случилось? — спросил он.
— Ты о чем? — переспросил Владимир. И понял, о чем его спрашивает друг. А потом посмотрел на Николая и вдруг такая боль отразилась в его глазах, что Коля почувствовал ее почти физически:
— Воздушно-десантную бригаду, в которой она служила, в первый же день, как началось, выбросили на Харбин… — у Владимира перехватило горло. — Сказали, погибла…
— Та-а-ак… — протянул Коля. — Ты т о ч н о знаешь?! Может ошибка какая?
— Мне товарищ написал, с Дальневосточного. Он служил с ней рядом.
Майор переводил непонимающий взгляд с одного на другого, а потом вдруг вник. Кивнул сам себе и поставил в ряд три рюмки. И молча всем налил. И они выпили не чокаясь…
