Борис Сапожников - Наука побеждать
— Ничуть не пустая, — запальчиво ответил Смолокуров. — Британцев иль испанцев, но за кампанию готов их хоть тыщу прикончить, только б опять этот паркет не топтать. Одного только я понять не могу, вашбродь, так это войны их, как бишь её, Полуостровная, верно?
— Чего вы понять не можете, войсковой старшина? — поинтересовался я.
— Как народ может промеж себя воевать, — сказал Смолокуров, обрадованный возможности поговорить и отвлечься от столь ненавистных танцев. — Это же, вроде как, с самим собой воевать, что ли?
— Ну, войсковой старшина, — протянул я, — наш народ тоже этим грешил. Вспомните, хотя бы восстание Пугачёва.
— Нет, про то мне ещё батюшка говаривал, — с видом знатока покачал головой Смолокуров. — Наша страна велика и разноязыка. Ведь там, за Уралом-рекой кто живёт? Мы, казаки, да башкиры, ну и разбойный люд всякий. Они ж нас и за братьев по отечеству не считают. Вот и пошли войной против Государыни, упокой Господи её душу.
— Испания может и не столь велика, — заметил я, — но народов в ней живёт тоже много. Она ведь была поделена на десятки княжеств и королевств, вроде германских. И объединяла их сначала ненависть к общему врагу — маврам Кордовы. А когда же тех изгнали, тут всплыли старые разногласия. И только общий враг мог сплотить испанский народ против себя или же гордость за родину, империю, над которой никогда не заходит солнце. Теперь же, когда нет гордости и общего врага вроде нет, вот и вплыли все старые обиды и разногласия.
— Но всё равно, как-то не по-людски резаться друг с другом, — вздохнул войсковой старшина. — Не понимаю я их.
— А вот вы представьте себе, войсковой старшина, — решился я на небольшую провокацию, — что Бонапарт вместо нашего Государя своего брата бы поставил. Что вы делать стали? Присягнули бы новому правителю?
— Спрашиваете! — вскричал Смолокуров и тут же зажал себе рот, поняв, что непозволительно громко заговорил. — Нет, конечно, — продолжил он уже тише. — Воевать бы против него пошёл.
— Вот видите, — кивнул я, — но не все же такие, как мы с вами.
— И то верно, вашбродь, сволочей да проходимцев всегда хватает. Вон и Смутное время даже князья, говорят, ляхам служили.
— Не только проходимцы врагу служат, — покачал головой я. — Есть и те, кто служит по идейным соображениям.
— Как это? — удивился Смолокуров.
— Есть те, кто считает, что лучше служить врагу, если он власть в стране, нежели сеять в её пределах смуту, сопротивляясь ему. Так считают и испанцы, сражающиеся на стороне Жозефа Бонапарта. Вместе с ними, к слову, нам биться плечом к плечу. Поэтому я и не считаю их за проходимцев, как-то не очень приятно воевать вместе с ними.
Смолокуров задумался, а я, заслышав голос распорядителя, объявившего венский вальс (к слову, ничуть не пострадавший из-за войны со Священной Римской империй, как полонез), устремился к даме, которой обещал этот танец. С дамой вышла неприятность. Я не стану называть имени этой благородной девицы, так как она невольно оказалась в центре изрядного скандала.
Рядом с нею я обнаружил нагловатого гусара из Белорусского полка в сине-красном мундире. Он весело разговаривал с моей дамой, протягивая руку для танца. Дама отмахивалась вееров, однако настойчивый гусар отступать не собирался.
— Господин офицер, — обратился я к нему, изящно поклонившись даме, — вы не видите, что дама не желает танцевать с вами? Этот танец она обещала мне.
— Да что вы, господин пехотинец, — нагло ответил мне гусар. — Я не был свидетелем этого. Так что дама — моя, я первый подошёл к ней и пригласил на танец.
— Сударь, — ледяным тоном произнёс я, — дама не трофей, чтобы брать её первому попавшемуся. — От этих слов дама моя покраснела и закрыла лицо веером. — Вы знаете, офицер моей роты отчего-то принёс на этот бал пару отличных дуэльных пистолетов «Гастинн-Ренетт». Не желаете ли осмотреть их?
— Когда угодно, — щёлкнул каблуками гусар.
Я же, воспользовавшись моментом, протянул даме руку и, подхватив её, увлёк в танец. Гусар остался не с чем. Я мельком заметил лицо его, он смертельно побледнел и смотрел мне в спину злобным взглядом. Не знал тогда, что взгляд этот мне готовит.
Станцевав венский вальс, я поклонился даме и направился на поиски гусара. Тот оказался там же, где мы встретились. Он стоял и ждал меня вместе с парой таких же молодых офицеров своего полка.
— Итак, сударь, — сказал он мне, — вы, наконец, освободились? Вы вызвали меня, и потому я объявляю вам условия дуэли. Будем драться на саблях, до смертельного исхода.
— Я не могу принять этих условий, сударь, — ответил я. — Во-первых: у меня нет сабли, если только один из ваших друзей не одолжит мне свою. Во-вторых же и это главное, драться до смерти я не стану, потому что идёт война и гибель любого офицера российской армии станет изрядной потерей.
— Вы трус, сударь, — отрезал гусар. — Саблю вам даст любой из моих друзей. Что же до смертельной дуэли, так вы, видно, сударь, просто боитесь с жизнью расстаться.
— Я воевал во Франции и над Трафальгаром, — ответил я. — В Испании я с ополченцами шёл на наёмников генерала Кастаньоса. И после этого вы, сударь, называете меня трусом.
— Ты ещё наградами похвались, — рассмеялся один из гусарских приятелей.
— За такие слова, — ответил я. — Обычно и на дуэль не вызывают, а просто по морде бьют.
Гусарчик смерил меня взглядом, оценив нашу комплекцию и сравнив, и понял, что ему со мной не тягаться в рукопашной. Продолжать ссору он не стал. Остальные гусары поглядели на него с презрением. Похоже, подобные шуточки весьма не нравились и им самим.
— Предлагаю дуэль до первой крови, — сказал я. — Если у вас столь острое желание убить меня, то шанс у вас будет.
— Вы, сударь, считаете себя столь хорошим фехтмейстером? — поинтересовался гусар постарше, похоже, пришедший проконтролировать ситуацию. — К тому же, вы ранены.
В ответ я лишь пожал плечами. Мы с гусарами покинули бальную залу. По дороге к нам присоединились офицеры моей роты, видевшие, как я выхожу в компании гусар.
— Что случилось, господин штабс-капитан? — поинтересовался Фрезэр.
— Небольшое разногласие, — пожал плечами я. — Господа гусары отказались осматривать «Гастинн-Ренетты» Кмита.
И вот наша компания покинула офицерское собрание и вышла на задний дворик, где молодые офицеры упражнялись в фехтовании. Чем мы сейчас и собирались заняться. Я скинул мундир вместе с перевязью на руки Кмиту, оставшись в одной рубашке, принял от офицера постарше отличную саблю, сделал ею пару пробных взмахов.
— Ваша рука вам не помешает? — поинтересовался тот.
— Ничуть, — покачал головой я. — Честно сказать, я перевязь для интересности надел.
— Господа, — обратился тогда к нам офицер, — не желаете ли вы примириться?
— Я не ссорился с этим юным офицером, — ответил я.
— Этот наглец мне ответит за оскорбление, — бросил мой визави.
— Тогда начинайте, господа.
Секунданты разошлись в стороны, давая нам пространство для поединка.
Оппонент мой — я даже имени его не знал — оказался самым обычным напористым наглецом, как все гусары. Он сразу же ринулся в атаку, рассчитывая взять меня, как говориться, с наскока. Я легко отразил его быструю, но неумелую атаку. Отвёл саблю в сторону и сделал ответный выпад, целя в грудь. Гусар уклонился от сабли и вновь ринулся в атаку. Клинки скрестились вновь — полетели искры. Мы обменялись несколькими безрезультатными выпадами и мой визави опять кинулся очертя голову. Сильным ударом он отбил мою саблю в сторону и попытался рубануть меня по голове. Подвела его страсть к театральным эффектам — слишком широкой оказалась дуга, по которой он вёл свою саблю. Я успел уклониться, разорвать дистанцию и даже контратаковать. Вновь зазвенели клинки.
Мы опять разорвали дистанцию и замерли, готовясь к продолжению поединка. Как только гусар дёрнулся, чтобы вновь атаковать, я вместо оборонительных действий пошёл на него. Удар я наносил снизу, по нарочито широкой дуге, примерно такой же, как гусар попытался достать меня в первый раз. Гусар заблаговременно подставил саблю, но я в последний момент резко дёрнул кистью, изменив полёт клинка, так что он устремился гусарику прямо в лоб. Этому приёму научил меня капитан Жильбер из Серых гусар. Он утверждал, что это хоть и сабельный приём, но и для шпаги подойдёт, будет особенно неожиданным.
Получив по лбу, молодой офицер покачнулся, стёр с лица кровь, недоумённо посмотрел на пальцы.
— Господин штабс-капитан, — обратился ко мне гусарский офицер что постарше, — кровь пролита, вы вполне удовлетворены?
— Абсолютно, — кивнул я.
— А я — нет! — выкрикнул пострадавший гусар, бросаясь на меня с саблей.
А этому приёмчику обучил меня мастер Вэй. Я перехватил руку гусара в запястье и перебросил через плечо, только каблуки сапог над головой сверкнули да шпоры звякнули. Приземлившись спиной на брусчатку, гусар издал надсадный хрип, с каким воздух обыкновенно вылетает из лёгких. Я приставил ему клинок сабли к груди и спросил:
