Андрей Валентинов - Дезертир
– А сам корабль? – поинтересовался я, чтобы не говорить больше об обреченном Эро де Сешеле.
Поммеле улыбнулся – хитро, по-заговорщически. На стол лег новый лист бумаги – чуть побольше.
– Это стоило приблизительно столько же, сколько моя голова, если меня все-таки раскроют. Прошу…
Свинцовый карандаш. Быстрые, легкие линии. Тот, кто рисовал это, знал свое дело. Волны, несколько чаек, вдали – узкая полоска берега. Корабль…
– К сожалению, эскиз, – негромко пояснил командор. – Зато подлинный. Таким будет «Лепелетье»…
Таким? Длинный корпус, низкие, странно скошенные борта, короткие толстые огрызки вместо гордых мачт и что-то, напоминающее толстые цилиндры, растущие прямо из-под палубы. Вот и пушки – чудовищные коронады Греноваля, – но не установленные вдоль борта, а собранные в батареи, каждая – в большой круглой башне. И всюду – на бортах, на палубе, на стенках башен – тонкий свинцовый карандаш нанес странную штриховку, еле заметные миниатюрные точки. Корабль не стоял на месте, он двигался, оставляя за собой вспененный бурун…
– Сдаюсь, – наконец вздохнул я. – Объясните!
– Увы, – Поммеле развел руками. – Еще недавно мне казалось, будто я знаю о кораблях все. Могу лишь предположить, что весь корпус бронированный. Заметили штриховку? Причем броня не медная, как на «Городе Париже», а стальная. Более того… Более того, у меня есть невероятная догадка, что весь корпус тоже стальной. Коронады размещены в башнях, очевидно, эти башни можно разворачивать…
– Но ведь такое чудище не сдвинуть с места! – невольно вырвалось у меня. – Никакие паруса…
– А их и нет. Как и весел. Ну что? Впечатляет? Могу добавить, что для проекта удалось контрабандой доставить из Англии станки Вилкинсона[50] и несколько новейших паровых машин Уатта.
– А это? – я указал на странные цилиндры.
Поммеле усмехнулся:
– Похоже на дымовые трубы. А вот зачем – понятия не имею. Вот так, Франсуа! Через несколько месяцев этот монстр выйдет в море.
– Если у него нет парусов, – прикинул я, – если ему не нужен ветер… Господи, да ведь в безветренную погоду он без преград войдет в Темзу!
– Плюс коронады Греноваля, – кивнул командор. – А теперь, Франсуа, посоветуйте, что мне делать. Я могу попытаться достать чертежи. А дальше? Передать в Кобленц?
«Конечно!» – хотел ответить я, но что-то удержало. В Кобленц – значит принцу Конде. А принц Конде тут же передаст это…
– У англичан нет ничего похожего, – понял я. – Для Франции – это шанс…
– Наконец-то добиться господства на морях, – подхватил Поммеле. – Этот корабль – наше будущее. Его нельзя оставлять «синим», но отдавать англичанам тоже нельзя. Вот почему я приказал ничего не передавать д'Антрегу. Надо что-то решить. Если б я был уверен, что через полгода над Парижем будет развеваться флаг с лилиями…
Я покачал головой. Нет, за полгода не успеть. Господа якобинцы вооружили четырнадцать армий. Вандея и Тулон блокированы, Марсель и Лион пали…
Как бы поступил на моем месте тот, прежний? Я осторожно взял в руки рисунок. Жуткий стальной монстр, ощетинившийся коронадами, рассекал волны, подталкиваемый неведомой мощью. Дьявол! Морской Дьявол! Гражданин Лепелетье может спать спокойно в своем гробу – его имя поистине станет бессмертным!
Внезапно я усмехнулся. Загадка проста – «синим» не оставлять, англичанам не отдавать…
– Я бы его угнал, Альбер! Угнал и спрятал. А в нужный час вывел бы в море под белым флагом.
– Что?! – командор даже привстал от неожиданности. – Угнать корабль! Но ведь это… Это…
Я только усмехнулся. Корабль! Подумаешь, железная лохань с каминными трубами! Мы четыре месяца не сдавали Лион – почти без пушек, без пороха, без хлеба.
– Угнать… Угнать и спрятать… – бормотал Поммеле, что-то прикидывая. – Экипаж подобрать нетрудно… Корсика… Или Балеары… Нет, Корсика, там сейчас Паоли,[51] с ним у нас контакты. Есть гавани на западном побережье…
Внезапно он щелкнул пальцами:
– Эх, пропадай, голова! Тысяча чертей! Франсуа, надеюсь, мы будем на капитанском мостике вместе?
Я чуть не сказал «да», но тут же опомнился. Это не моя война. Моя закончилась – давно, еще в Лионе. В тот яркий солнечный день…
– Я не моряк, Альбер. Я даже не попал к Лаперузу. Вы справитесь сами.
Надо было уходить. Командор Поммеле ничем не мог мне помочь. Ни он, ни одноногий академик, ни отважный лейтенант Сурда…
– Погодите, Франсуа! – моряк явно растерялся. – Мы же с вами еще ничего не обсудили! Я даже не отчитался о тех деньгах…
Деньги? Я пожал плечами. Сегодня все говорят о деньгах…
– Нет, нет! – Командор тоже встал и решительно указал мне на стул. – Извольте присесть, Франсуа! Я обязан отчитаться! Сорок тысяч ливров – это… Ведь это деньги армии Святого Сердца! Помните? Вы же сами дали мне адрес – площадь Роз, «Синий циферблат»…
Дыхание перехватило, замерло сердце – и я без сил опустился на стул. Да, все верно – «Синий циферблат», площадь Роз… Но почему – деньги? Разве их я искал? Разве из-за денег…
– Итак, сорок тысяч ливров. Мне передал их господин Молье, – Поммеле заглянул в какую-то бумажку, – двадцатого августа. К сожалению, через неделю он был арестован. Насколько мне известно, на следствии Молье никого не выдал… Эти деньги подполье распределило следующим образом…
Его голос стал еле слышен, затем вообще сгинул, и меня охватила странная звенящая тишина. Все оказалось так просто! Я прежний отвечал за секретный фонд подполья. Папаша Молье, хозяин «Синего циферблата», где когда-то наливали прекрасный сидр, хранил это золото. Сорок тысяч – деньги немалые, это оружие, это спасенные жизни. Наверно, я был человеком очень ответственным…
– Франсуа! Что с вами? Франсуа!
Похоже, меня спрашивали об этом не в первый раз. Не знаю, откуда взялись силы, но я все-таки смог открыть глаза.
– Вы… Вы больны? – Поммеле стоял рядом, в руке – стакан с водой…
– Да… Я… – Слова рождались мучительно, с неимоверным трудом. – Альбер, бога ради… В «Синем циферблате»… Что там было?
– Там? Насколько я знаю, ваша конспиративная квартира… Выпейте, Франсуа! – командор протянул мне стакан, но я покачал головой. – Выпейте, на вас же лица нет!
Я хлебнул воды, и мне почудилось, что она пахнет серой…
– Мы там с вами пару раз встречались, и вы мне сказали, что хозяин – господин Молье – хранит деньги Руаньяка. Но Руаньяк разрешил нам ими воспользоваться, я и осмелился… Да что случилось?
– Н-ничего.
Я медленно встал, с трудом удержавшись, чтобы не рвануть ворот камзола. Белый галстук внезапно показался удавкой.
– Спасибо, Альбер. Надеюсь, вы угоните это чудище. И… не ищите больше меня!
– Но почему? – Поммеле растерянно вертел стакан в руке, затем резко поставил его на стол, расплескав воду по зеленому сукну. – Франсуа, если вам нужна наша помощь… Понимаете, мы очень рассчитываем на вас…
Я покачал головой.
– Поздно… Считайте, что я погиб…
– Господин дю Люсон! – Глаза командора блеснули. – Напомню вам ваши же слова. Мы, те, кто поклялся защищать Короля и Отечество, будем сражаться до конца. Живыми – а если понадобится, то и мертвыми!
– Ну, если так… – я горько усмехнулся. – Можете считать меня дезертиром.
Вокруг была серая тьма, плотная, непроницаемая, дышавшая холодом и безнадежностью. Странные тени скользили мимо, исчезая без следа и вновь рождаясь, чтобы беззвучно сгинуть в сером сумраке. Я исчез, меня больше не было, но проклятое сознание не желало умирать вместе со мной. Почему я еще здесь? Что им надо от меня? И кому это – «им»?
Тени сгущались, мертвые лица скалились, в ушах звучал далекий хохот. Призракам было весело, они смеялись – или это тоже чудилось? Неужели это смерть? Неужели мне не осталось ничего, кроме этого серого тумана? В чем я провинился перед Тем, Кто судит и карает? Или Он тоже ни при чем и прав Вильбоа со своими древними сказками? Может, древняя логрская кровь, о которой я забыл, как забыл и обо всем прочем, привязывает меня к этому проклятому миру? Неубитый близнец, цепляющийся за ненужную жизнь… Или все проще – Смерть, усталый палач, неловко нанесла удар? Смерть, которую звали Бротто… Бротто… Бротто… Черная равнина, продуваемая холодным осенним ветром…
Черная равнина, продуваемая холодным осенним ветром. Под ногами – неровная земля, за спиной Рона, несущая свои серые воды на далекий юг, где в домах – широкие окна, где люди не боятся сквозняков и пьют терпкий грапп. Но я не дома, мне никогда не вернуться. Лион – прекрасный Лион, окровавленный, в черных клубах дыма, – за рекой. Мой последний город, последний рубеж. Там, за рекою, – площадь, окруженная старинными домами, высокий эшафот, на котором еще не остыла кровь. Там, у эшафота, я все решил. В тот миг, когда треугольный нож обрушился вниз, и я понял, что должен уйти…
![Андрей Кощиенко - Одинокий Демон. Говорящий со зверями [Litres]](/uploads/posts/books/42155/42155.jpg)
