Алексей Волков - Гавань Командора
Несколько в сторонке я увидел Командора с Алексашкой и молодым Голицыным, терпеливо ждущих конца спора.
– Ну и бросайте ядра на… К зиме гору навалите, по ней на крепость заберетесь! – долетел крик Жан-Жака.
Нервы француза не выдержали. Он отвернулся от царя, сделал несколько порывистых шагов в сторону и зло уселся прямо на землю. На крепость Жан-Жак демонстративно не глядел.
Неподалеку оглушающе вякнула мортира. Невооруженным глазом было видно, как здоровенная бомба поднимается в небо по крутой дуге, а затем падает вниз, не долетая до стены добрых ста метров.
– Что это они? – после приветствий спросил я у Командора.
– Не могут сойтись во взглядах на артиллерийское дело, – дипломатично ответил Сергей.
Глаза у него были веселыми. Осада явно не давала поводов для отчаяния, хотя и для радости тоже. Как я узнал чуть позднее, импровизированный флот Петра в первые дни отогнал турецкие корабли, отрезав крепость от моря. Но на этом успехи закончились. Стрельба была неумелой, и большинство ядер пропадало впустую. Никаких значительных повреждений стенам нанести не удалось. Поэтому разговоров о штурме пока не было.
Вновь рявкнула мортира, на этот раз другая. И снова бомба упала с недолетом.
Петр долго смотрел на крепость, потом подошел к Гранье, сел рядом и положил руку канониру на плечо.
Обиженный Жан-Жак сбросил руку, словно не царь пытался помириться с ним, а какой-нибудь провинившийся забулдыга.
К чести Петра, каким бы самодуром он ни был, голос разума иногда был для него важнее сиюминутных чувств. Он что-то стал тихо говорить Жан-Жаку, вновь положил руку тому на плечо, и на этот раз бывалый флибустьер оттаял.
Никто из нас не решался подойти к сидящей парочке. Мы лишь пытались понять, о чем идет речь. Гранье явно сказал что-то примиряющее, встал и пошел к ближайшей мортире.
Канонир долго колдовал рядом с ней, прикидывал ветер, подбивал клин, бывший своеобразным механизмом наводки, и наконец сам взялся за пальник.
Казалось, все вокруг, задержав дыхание, следили за полетом грозного снаряда. И наше ожидание было вознаграждено по-царски.
Бомба перелетела через стену и взорвалась сразу за ней.
Среди артиллеристов и стрельцов прикрытия раздались восторженные крики. Совсем как у болельщиков при виде того, как любимая команда забивает в ворота соперников красивый гол.
Сам Петр в несколько широких шагов оказался рядом с виновником торжества и порывисто расцеловал его.
– Дружок у вас! Самого государя переспорил, – восторженно покачал головой Меншиков.
Будущий Светлейший, человек, несомненно, разносторонне талантливый, к пушкам никогда не лез. Артиллерийская стрельба – целая наука, требующая математических знаний и расчета, а как раз науки являлись слабым местом Алексашки.
Только сейчас Гранье заметил меня и Женю в числе зрителей. Он немедленно устремился к нам и, едва успев поздороваться, засыпал простейшими вопросами:
– Ракеты привезли? Сколько? А порох? Уже неплохо.
Подошедший Петр спросил почти то же самое. С добавлением о штуцерах и общем ходе дел. Постройка второй паровой машины привела его в восторг не меньший, чем удачная стрельба.
Тем временем подошла часть груза. Гранье сразу позабыл обо всем и бросился осматривать привезенное богатство. Вскоре прежняя мортира выстрелила уже с нашим порохом. Жан-Жак сделал кое-какие поправки, пристрелялся, после чего заговорила вся батарея. Несколько бомб одна за другой попали в угловую башню. Другие обрушились на стены. Даже те, которые не попали в конкретную цель, упали совсем близко. В памяти всплыло где-то не то читанное, не то слышанное слово: «Накрытие».
Теперь никто бы не назвал канонаду вялой. Орудия одно за другим выплевывали в сторону крепости ядра и бомбы. Вдобавок Командор вызвал сводную команду штуцерников, выдвинул их вперед и несколько в сторону, расположил цепью и устроил своеобразный тир. Мишенями служили мелькающие на стенах турки.
При виде какого-то подобия успеха Петр оживился и теперь то ходил следом за Гранье, то пытался сам воспользоваться наглядными уроками нашего канонира.
Уйти, когда не только царь и Алексашка, но и все приятели оставались здесь, не получалось. Хотя находиться среди грохота было тоже несладко.
Наконец не то Гранье, не то сам Петр вспомнили о ракетах. До сих пор их берегли, а тут с привозом мною новой партии появились как бы лишние. Ну, не лишние, но и не последние.
Серьезного вреда крепости, всем этим стенам и башням, новоявленные предки «катюш» причинить не могли. Зато несколько проредить защитников, посеять среди уцелевших панику, а заодно и подпалить пару домов – вполне.
Залп был впечатляющ. Мы не видели всего, что творилось в городе, зато неподалеку от батареи… Часть стрельцов попадала на колени, вознося молитвы к равнодушным небесам, часть упала ничком в ожидании конца света, а более слабые и нервные бросились в разные стороны, и более выдержанным преображенцам Кабанова пришлось их отлавливать по всему ближайшему полю.
– Зело славно! – Чумазый Петр радовался, словно ребенок, получивший новую, никогда не виданную игрушку.
От удачной стрельбы он пьянел похлеще, чем от вина. Да и не он один. Наверно, люди так бы и продолжали палить по крепости, но уже явно стал проявлять себя вечер.
– Завтра продолжим. – Царь с удовлетворением покосился на поврежденную башню. – А пока пойдем – посидим, отдохнем…
– Я останусь, – отказался Жан-Жак. – Ночью турки обязательно попробуют починить разрушенное. И тут я по ним вдарю. Не хочу завтра начинать сначала.
Мысль увлекла Петра. Глаза на закопченном лице сверкнули в предвкушении очередной козни. Это для солдат война – трагедия и тяжелый труд. Для правителя она забава.
– Хорошо. Я обязательно подойду попозже. Только не начинайте без меня. – Ждать некоего часа было не в характере Петра.
– Я тоже останусь, государь, – после краткого раздумья сообщил Кабанов. – На месте турецкого командующего я обязательно решился бы на вылазку. Раз батарея стала опасной, самое лучшее – уничтожить ее. Было бы неплохо подтянуть сюда часть сил. В худшем случае сумеем отбить нападение. В лучшем – попробуем ворваться на плечах противника в крепость.
По своему незначительному чину претендовать на руководство операцией Командор не смел. Хотя я чувствовал – хочет, и еще как. Тем более крепости нам брать доводилось. Пусть не такие грозные, так и людей у нас было поменьше. Зато каждый из них был не в пример лучше подготовлен, чем любой из собравшегося здесь воинства.
– А турки заметят, и вылазки не будет, – возразил Меншиков.
Мне показалось, что идея подготовить засаду ему понравилась, но то, что она пришла не в его светлую голову, заставляло искать слабые стороны в плане. Зачастую очевидные, на которые легко смог бы найти возражения даже я.
– Полки в любом случае надо подтягивать ночью. А стрельцов убрать к чертовой матери. Толку от них… Только под ногами путаются. – Стрельцов Командор откровенно не жаловал.
Царь тоже стрельцов не любил с детских лет, но все-таки его несколько задевало, когда так пренебрежительно относились к основе его войска. Пока задевало. Скоро полетят стрелецкие головушки, давая Сурикову возможность написать бессмертную картину. Но притом Петр понимал справедливость прозвучавших предложений и возражать не стал:
– Так и сделаем. Я к полуночи Гордона пришлю с потешными и бутырцами. А потом и сам подъеду пострелять малость. Раньше смысла не вижу. Ладно. Не прощаюсь. Михайло! Ты с кем?
– Я останусь здесь, государь, – без колебаний принял решение Голицын. – Со своей ротой.
– Как знаешь, – настаивать на чем-то Петр не стал. Хотя порою пить с ним приходилось в приказном порядке.
– Уж полночь близится, а Патрика все нет. – Несмотря на показную иронию, на душе было неспокойно.
– А ночь в июле только шесть часов, – в тон мне отозвался Сергей. – Вот только укачивать кого-то в колыбели не стоит. И полночь, кстати, давно миновала.
Мы сидели в крохотной ложбинке позади батареи у почти погасшего костра, пили кофе из запасов Командора и курили трубки. Каждые четверть часа очередная мортира грозно бухала, оглушала нас, посылая в сторону крепости бомбу, напоминая тем самым туркам о нашем существовании и о нависшей над ними угрозе.
Гордона с обещанными полками действительно все не было. Как не было и обещавшего подъехать Петра. В итоге все прикрытие составляли две роты преображенцев да стрелецкий полк.
Десяток штуцерников Командор заранее выслал попарно в секреты. Этих людей он готовил не только к стрельбе, но и к разведке. По прошлому опыту знаю, нет ничего хуже – сидеть, не ведая о творящемся в округе.
– Заблудись, наверное, – подал голос Голицын. – Темно же.
Вождение войск в темноте – целое искусство. Тут при дневном свете маневрирование удавалось не очень, а уж ночью…
