Восхождение (СИ) - Тыналин Алим

— Завтра в восемь утра отправляемся на станцию Маньчжурия, — сообщил Лещенко, расстилая карту на столе. — Это пограничный пункт. После проверки документов и багажа пересаживаетесь на китайский поезд до Харбина. В пути еще около двенадцати часов.

— Насколько тщательная проверка? — спросил Перминов, явно беспокоясь о специальном оборудовании.

— Поверхностная, — успокоил Лещенко. — Китайцы проверяют в основном личные документы и визы. На техническое оборудование почти не обращают внимания, особенно если оно оформлено официальными бумагами для работы на КВЖД.

Александров развернул инструкцию по прохождению границы:

— Всем запомнить — никаких лишних разговоров с проверяющими. Отвечать только на прямые вопросы. Документы предъявлять без суеты, но и без излишней медлительности. Техническое задание на обследование пути переведено на китайский и японский языки. При необходимости предъявлять.

Вечер накануне пересечения границы прошел в атмосфере напряженного ожидания. Каждый участник экспедиции проверял оборудование, документы, мысленно готовился к переходу в другой мир, Маньчжурию, где нам предстояло работать в условиях постоянной слежки и потенциальной опасности.

Станция Маньчжурия встретила нас промозглым августовским утром. Серое небо, мелкий дождь, грязная привокзальная площадь с лужами. Пограничный город казался унылым и неуютным.

Пограничный контроль прошел на удивление гладко. Китайские чиновники, облаченные в потертые кители европейского покроя, но с традиционными фуражками, снабженными знаками новой власти, проверили наши документы без излишнего рвения. Японский офицер, присутствовавший при процедуре, лишь мельком взглянул на бумаги и даже не стал их листать.

— Техническая комиссия КВЖД, — перевел наши документы китайский чиновник для японца. — Следуют до Харбина.

Японец равнодушно кивнул и отошел, явно не заинтересовавшись очередной группой советских специалистов, каких немало работало на совместной дороге.

После таможенного досмотра нас проводили к китайскому поезду. Вагоны оказались существенно менее комфортабельными, чем на Транссибирской магистрали.

Жесткие деревянные полки вместо мягких, тусклое освещение, запах сырости и дешевого табака. Но главное преимущество, отдельные купе, сохранилось, позволяя нам относительно свободно обсуждать дальнейшие планы.

Поезд тронулся, и мы углубились в территорию Маньчжурии. Пейзаж за окном разительно отличался от сибирского.

Бескрайние равнины, покрытые низкой растительностью, изредка прерываемые холмами или небольшими рощами. Многочисленные деревушки с глинобитными домами, крестьяне в традиционной одежде, работающие на рисовых полях, картина словно из другого века.

— Обратите внимание на характерный рельеф, — негромко произнес Архангельский, указывая на пологие возвышенности к северу от железной дороги. — Идеальные геологические условия для формирования осадочных пород. Структура напоминает Ромашкинское месторождение.

Я понимающе кивнул. Даже без специальных геологических изысканий опытный взгляд мог выделить перспективные районы.

Воронцов, сидевший у окна, неожиданно напрягся:

— Посмотрите, — он указал на группу японских военных, проводящих какие-то работы рядом с полотном железной дороги. — Это явно не обычный патруль.

Мы все подтянулись к окну. Действительно, в нескольких сотнях метров от дороги японцы установили палатки и какое-то оборудование.

— Полевые учения, — определил Александров. — Но слишком близко к железнодорожной магистрали.

Остаток пути до Харбина прошел без происшествий. Поезд медленно двигался по равнинной местности, делая частые остановки на небольших станциях.

К вечеру на горизонте показались очертания большого города, Харбина, «Восточного Парижа», как его называли в те годы.

Харбин поразил меня необычным обликом. Город представлял собой удивительное смешение культур.

Российская архитектура начала века, китайские пагоды, японские административные здания в европейском стиле. На улицах звучала русская, китайская, японская речь, вывески дублировались на трех языках.

На вокзале нас встретил представитель советского консульства, молодой дипломат Туринов, щеголевато одетый в светлый костюм.

— Приветствую, товарищи, — негромко произнес он, пожимая наши руки. — Рад, что добрались благополучно. Автомобили ждут у западного выхода. Размещение в гостинице «Модерн» подготовлено.

Пока грузили багаж, Туринов вкратце обрисовал ситуацию в городе:

— Обстановка напряженная. Японцы ведут себя все более бесцеремонно. Китайцы формально сохраняют власть, но фактически уже мало что контролируют. КВЖД пока функционирует в обычном режиме, советско-китайское управление сохраняется.

— Как настроение среди русского населения? — поинтересовался я.

— Тревожное, — ответил Туринов. — Многие опасаются японской оккупации. Есть слухи о подготовке эвакуации советских граждан. Эмигранты-белогвардейцы заняли выжидательную позицию. Некоторые надеются на японцев, другие опасаются потерять налаженный быт.

Гостиница «Модерн» полностью соответствовала своему названию. Построенная в начале века в стиле модерн, она сохраняла элегантность даже в деталях.

Изящные перила лестницы, витражи в холле, мозаичный пол. Номера оказались просторными и комфортабельными, с высокими потолками и большими окнами.

— Отдыхайте, товарищи, — предложил Туринов, когда мы разместились. — Завтра в десять утра запланирована встреча с китайским руководством КВЖД. Затем получение официальных разрешений на проведение инспекции путей. После обеда посещение технического отдела дороги для ознакомления с документацией.

Когда дипломат ушел, Александров собрал нас в моем номере для короткого совещания.

— Ситуация сложнее, чем мы предполагали, — констатировал он. — Нам необходимо максимально ускорить выполнение основной задачи. Предлагаю сократить официальную часть до минимума и сразу выдвигаться в район Цицикара.

— Согласен, — кивнул я. — Но сначала необходимо получить официальные разрешения, иначе первый же японский патруль задержит нас на выезде из города.

Кравцова, все это время стоявшая у окна и наблюдавшая за улицей, неожиданно произнесла:

— Товарищи, кажется, у нас сопровождение.

Мы подошли к окну. На противоположной стороне улицы, в тени дерева, стоял молодой японец в штатском. Но его выправка и манера держаться явно выдавали военного.

— Началось, — спокойно констатировал Александров. — Ничего неожиданного. Будем действовать по плану. Никаких обсуждений основной задачи даже в номерах. Только на открытом воздухе, вдали от посторонних.

Вечер провели в изучении технической документации КВЖД, готовясь к завтрашней встрече с китайским руководством. Ужинали в ресторане гостиницы. Удивительное смешение русской и китайской кухни, отражающее уникальный характер Харбина.

А за окнами гостиницы шумел многоязычный город, живущий в предчувствии приближающейся бури.

В сентябре здесь произойдут события, которые историки назовут Мукденским инцидентом. Началом японской агрессии в Маньчжурии и прелюдией к Второй мировой войне.

Засыпая в просторной кровати харбинской гостиницы, я думал о странных поворотах судьбы. Запасы нефти, которые мы собирались обнаружить, в моей прежней реальности были открыты только в 1959 году.

Я собирался изменить историю на двадцать восемь лет! И это могло иметь самые непредсказуемые последствия для Советского Союза, Китая, Японии, и, возможно, для всего хода мировой истории.

Глава 26

Тайны Цицикара

Утро встретило нас неожиданно прохладным ветром с реки Сунгари. Харбинское лето выдалось жарким, но этот день словно напоминал о приближающейся осени.

Я стоял у окна гостиницы, наблюдая за просыпающимся городом, когда часы на прикроватной тумбочке показывали семь утра. До встречи в управлении КВЖД оставалось три часа, и каждая минута требовала тщательной подготовки.