Выпускник. Журналист (СИ) - Купцов Мэт

Прыскаем в кулаки, а Колян снова краснее.

— Всё! Застолье закончилось. Гости дорогие, вы засиделись, — Коля поднимается и начинает выгонять девчонок из комнаты. — Брысь отсюда!

— Больно надо. Вредный ты, — девочки уходят.

— Ты чего? — прет на Коляна Серега. — Мы же только начали.

— Да, ты так не найдешь себе девчонку. К ним нужно с лаской, с добром. Они же как кошки, — говорю я со смехом.

— Кошки? Ты сравнил девушек с кошками? — Миша смотрит на меня внимательно. — Тебе по голове не прилетело сегодня?

— Прилетело, только не сегодня. А в мае 1976 года, — снова усмехаюсь.

Убираем со стола. Выбрасываю банку с красной икрой, думаю о новом деле, в которое я вновь впутался. И на этот раз даже Ника не помогала мне.

Я сам справился.

Глава 28

Утром просыпаюсь, чувствуя горечь во рту, но не от горячительных напитков, не подумайте. Я такие напитки не употребляю — смешивать спорт, учебу, работу и спиртное — загнешься быстро.

Чувствую себя неуютно в комнате, Коля уже проснулся, собирается идти умываться. Вроде как надо поздороваться, а он стоит ко мне спиной, делает вид, что не знает, что я уже проснулся и смотрю на него.

Видимо, не только внутри меня что-то свербит, и кто-то невидимый шепчет, что день будет непростым.

Вспоминаю, что вчера порол в горячке Коля, сидя на стуле рядом со мной.

— Второе место — это почти как третье, а третье — вообще ни о чём. Понимаешь, Сом, есть только первое место. Это как Советский Союз — он один и первый во всём! Не зря же наш человек первым в космосе побывал. Гагарин! — однокурсник почти кричал, махая руками, будто вот-вот сам собирался взлететь.

'— Хочешь быть как Юра? Первый? Так занимайся! Не скули, — хотелось сказать ему в ответ. Но я лишь криво усмехнулся, осознав, что говорить подобное человеку в беде — не по-товарищески, не по-комсомольски.

Не в моих привычках ронять морально товарищей, и самоутверждаться за счет них. А Николай, как ни крути, комсомолец с искрой, но… иногда вспыльчивый. Но это даже к лучшему, Лидия говорит, что из него получился ответственный дружинник, и прекрасный театрал. Уж не знаю точно, какое дерево он играет и в каком ряду в их самодеятельности, но рад, что всё получилось, и Коле в принципе, не нужно больше переживать за плохие оценки и возможное отчисление.

Сегодня утром он хмурый как туча, дуется на всех.

Идём вместе на учебу в учебный корпус, я решаю, что надо разрядить обстановку. Останавливаю его, толкаю легонько в плечо, чисто по-дружески.

— Лидка говорит ты отличный дружинник, когда ты в ее смену выходишь, она спокойна, — гляжу прямо ему в глаза.

— Ну да… — он пожимает плечами, сдерживая злость. — Хоть где-то сгодился.

Напоминать ему о том, что как у «дерева» у него тоже всё в полном порядке, и он одобрен, я не намерен. Получится, что смеюсь. А глумиться надо товарищем — не по-мужски.

— Молодец! — говорю, и замечаю, что между нами как будто бетонная стена, которая была, стала тоньше. Видно, что Колян уже не так злится. Идём дальше молча, но в воздухе нет того напряжения, что было раньше.

— Может, ты, Макар, позанимаешься со мной? — вдруг предлагает он. — Обсудим мои ошибки. Я наверное, тактику не ту выбрал в бою.

— Запросто, — соглашаюсь я, — только не в эти выходные. У меня планы, понимаешь?

Колян тут же начинает прикалываться, позабыв об обидах:

— Клава? Валя? Или та, что снабжает тебя икрой?

— Замолчи, — рычу я, потому что его голос слишком громкий, а мимо нас как раз проходит Лидия Веселова. Ну конечно, кто же ещё! Она бросает на меня многозначительные взгляды, как всегда.

Твою мать! Лидка — как цербер на посту, всегда где-то рядом. Стоит мне засмеяться или пошутить с кем-то — она тут как тут. Ей бы в милиции работать. Вот и сейчас мы с Колей говорим о красной икре, которой я в последнее время «снабжаю» всех своих ребят, а она подслушивает.

Подходим к аудитории, и там уже скопились ребята с нашего потока. У меня в горле пересыхает, когда парни замечают меня. Я заранее знаю, что сейчас начнётся. И точно.

— Вот он, наш чемпион! — кричит Костя и устремляется ко мне с такими глазами, будто я только что олимпийское золото выиграл. Ещё секунда, и меня уже подбрасывают в воздух.

И чего они такие взбудораженные, будто впервые видят победителя?

— Что за Гагарин в полёте? — слышу голос профессора Калякина.

Меня быстро скидывают на пол. Приземляюсь на ноги, отряхиваюсь, словно ничего и не было, но взгляд Калякина уже сверлит меня, как дрель.

— Марш в аудиторию! — командует он.

Заходим, занимаем места. Я сажусь у окна, так, чтобы видеть улицу. Калякин берёт мел, и я понимаю, что сейчас будет что-то необычное. Он не из тех, кто просто так мелом машет.

И вот он пишет на доске большими буквами: «Сомов, поздравляем!» Я сначала не верю своим глазам, но потом понимаю — это его способ поздравить меня с победой. Всё по делу. Конечно, я бы не отказался получить от него зачет на халяву, но знаю, что не светит. Калякин — человек идейный, как многие наши преподаватели. Он не станет раздавать халявные оценки, как конфеты на утреннике. И правильно. Получим твёрдые знания — станем настоящими советскими людьми.

— Макар, поздравляю, — говорит он мне, серьёзно глядя в глаза. — Но не думай, что теперь всё тебе будет легко даваться.

— Конечно, товарищ Калякин, — отвечаю я, кивая. Он прав. Победил — молодец, но на лаврах почивать не стоит.

Занятие начинается, но мысли мои далеко от учебы. Я ловлю себя на том, что снова думаю о Коле. Вот он сидит рядом, ковыряет ручкой в ухе, затем что-то строчит в тетради, хмурится, не улавливая материал, который надиктовывает преподаватель.

Я же думаю о том, что он и в боксе не понимает, что его ошибка не в тренировках, а в его голове. Он сам себе создаёт преграды, ставит ограничители.

После пары я решаю всё-таки поговорить с ним более серьёзно.

— Колян, ты когда сам-то в себя поверишь? — спрашиваю, остановив его у двери.

— Да я… — он не успевает ответить, как из-за угла появляется Лидия Веселова.

Ну всё, думаю, конец разговору. Её присутствие всегда ставит меня в тупик. Я весь из себя уверенный и решительный, но, когда Лидка рядом — будто земля уходит из-под ног.

— Макар, не забудь про собрание сегодня, — она говорит, глядя прямо мне в глаза. Её голос всегда звучит так, будто она знает что-то, чего не знают другие.

— Лидия, я не забуду, но присутствовать не могу, — отмахиваюсь от нее.

— Как это? — округляет глаза. — Сомов, так это не работает. Комсомол сказал — надо, значит, так оно и есть.

— Меня в редакции ждут.

Действительно ждут, наконец-то Ника вспомнила о нас, или кто-то ее спросил, почему от ее подопечных птенцов нет материалов никаких давно.

На черта им наши материалы, всё равно никогда не утвердят и не напечатают. Вера в то, что кто-то напечатает мою статью ближайшую пятилетку давно угасла.

— Макар! — Лидочка испепеляет взглядом.

— А тема какая? Кого-то пропесочить надо?

— Откуда знаешь? — смотрит с недоверием.

— Ну так, ясное дело, вон Ясиницкий на тройки сдал сессию, и сейчас плохо учится, спит на лекциях.

— Да, Ясиницкий входит в повестку собрания. Если он продолжит плохо учиться, и портить показатели успеваемости на курсе, с ним придется распрощаться.

— Стоп. Лидия, не будь такой жестокой. Ты же знаешь, в чем проблема — у него мать больна, отец умер.

— Пенсия есть по потере кормильца.

— Так, он на эту пенсию покупает продукты для младших братьев и сестер.

— А ты, Сомов, не совести меня, — Лидия наступает, сверкает темными глазищами. — Забыл, что я пошла на уступки для тебя?

Мотаю головой.

— Второй вопрос на повестке — комсомольские взносы.

— С ними-то что не так?

— Есть ребята, которые за прошлый месяц еще не сдали.

— И ты как лиса Алиса будешь вытряхивать из их дырявых карманов золотые, — бубню я.