Темноводье (СИ) - Кленин Василий
— А потом еще, а потом еще? Ты чего мне, шишига, сказку какую-то в уши льешь?!
— Нет, Старик, дальше третьего острова плыть не надо. Только до него. Это не сказка, тебе про те острова и гиляки расскажут… Ну, так что, выдержит дощаник такое? И обратно.
Злой Старик увидел в глазах Дурного неподдельную мольбу и унял гнев. Почесал затылок.
— Может, и выдержит. Ежели дощаник из сухого дерева ладить. Ежели смолить его с тщанием. Ежели парус крепок да про запас еще другой держать. Ежели не спеша плыть, на волну не лезть, ждать гладь на море. Открытой воды немного — можно бури внезапной избечь. Но больно сложен путь, Сашко. Скорее всего, даже такой дощаник где-нибудь да сковырнется. А любая поруха в такой дороге — беда. Где чиниться, чем чиниться?
Старик обреченно махнул рукой.
— Тут коч надобен, как поморы на Беломорье ладят. С большим брюхом, с ребрами крепкими, с бортом высоким.
— Тимофей Семенович, а ты смог бы такой сделать?
— Да куда уж…
Грустным ушел Дурной от Старика. Конечно, в теории можно рискнуть. Но есть ли у него такие ресурсы: услать на несколько месяцев дощаник с командой? Вряд ли. И не в зиму уж точно. Да и боязно это: могут люди привезти серу, а могут и сгинуть по пути. Что ценнее? Особенно, если учесть, что в сере той Санька был не особо уверен. Вдруг не такая нужна? Вдруг это какая-нибудь руда, которую еще как-то обрабатывать нужно? А он без понятия как.
Сделать порох самим оказалось страшно трудным делом. Впрочем, это еще даже не порох, а только ингредиенты. Ивашка Дурному про пороходелание тоже нарассказывал. Про то, как надо мельницы пороховые делать, и про то, насколько это взрывоопасный процесс. Пояснил, что итоговая «мякоть» — это только полуфабрикат, который и хранится плохо, и газов при воспламенении дает мало. Порошок надо смочить, да не в воде! Ивашка пояснил, что вода селитру-емчугу «крадет», так что мочить нужно в хлебном вине: в самогонке или, хотя бы, бражке. Полученные лепёхи надо крутить в решетах, а полученные зерна — полировать.
Санька аж взмок от всего этого. Самый ужас был в том, что в итоге, после всех мучений, можно получить фигню, которая толком не станет взрываться. Ивашка рассказывал, что в Пушкарский приказ на Москве свозят зелье со всей страны, и нередко оно совершенно негодно для стрельбы. Или пропорции не те, или составляющие были недостаточно чистые…
«Ну его нафиг!» — махнул рукой Дурной. До холодов они пару вонючих «грядок» под селитру возвели, но на остальное пока забили. Всё равно селитру два года еще ждать.
— Я лучше у Минандали порох возьму!
Глава 64
Хотя, весь февраль Дурной посылал людей на север, чтобы дауры были готовы выступить в поход в любой момент, всё равно их пришлось ждать почти десять дней. За это время в Темноводном уже на три раза все дела переделали и ждали союзничков, нервно кусая ногти. Зато, когда те пришли, юный атаман, наконец, поверил, что у него теперь целое войско. В острожке обитали около 70 человек, Якунька с севера привел еще полтора десятка. До сотни немного недотягивало. Зато от дауров пришли три сотни конных! Почти половина — род Чохар (Галинга взял практически всех мужчин рода), остальные — шелогоны, турчаны, бебры и ежегуны. Но и это не всё! С верховьев Селемджи пришли бирары. Это были уже не конные, а оленные тунгусы. Они, конечно, слышали, как минувшим летом разгромили дуланов и решили, что неплохо бы присоединиться к столь удачливому воинскому союзу.
Бираров было немного — с полсотни. Зато каждый из них правил своими нартами с парой, а то и четверкой оленей. Это был идеальный транспорт для марта, так что из него Дурной и решил собрать обоз.
Почти целый день ушел на то, чтобы организовать бурнокипучую массу. Необходимо было не просто донести каждому, кто кому подчиняется в бою, но и убедить его в этом. Пожалуй, единственное, что удалось сделать беспроблемно: свести всех пищальников в единый отряд. Галинга, хорошо знавший Дурнова, отдал своих стрелков спокойно. Заартачился только Нехорошко, командовавший отрядом Кузнеца.
— Моих стрелков боле всего, — набычился он. — Нехристям они вообще не чета. Мне и верховодить.
Все последние полгода Санька с товарищами изо всех сил «разлагал» служилых, которыми командовал Турнос. Всячески привечали, «рекламировали» вольную жизнь в Темноводном, даже недовольных выявляли, да их недовольства поощряли. Если не полностью переманить на свою сторону, так хоть расколоть. Выходило с переменным успехом, так как тюменский десятник был мужик крутого нрава и, при этом, справедливый. Так что его подчиненные своего командира боялись и уважали в равной степени. Тем не менее, зерен раскола хватило на то, чтобы авторитет Дурнова перевесил.
— Да брось, Нехорошко! — махали рукой свои же. — Его и Кузнец признал тута старшим. И стрелок отменный, все сказывают.
Шестьдесят пищалей-самопалов Дурной решил укрепить примерно таким же количеством лучших стрелков из лука. Но отобрать их у своих же князей оказалось просто невозможным. Северные даурские роды, равно как и бирары, уважали авторитет Барагана из Молдыкидича. Все вместе они готовы были признать верховенство грозного деда Галинги. Но отдавать своих людей под чье-то чужое начало — это уже слишком. В конце концов Санька просто присоединил к пищальникам отряд турчанов, где было много охотников.
— Будем драться вместе! — вбивал он в них элементарные понятия тактики. — Вы нас прикрываете, мы — вас.
Увы, времени на всё это не было. Минандали уже наверняка начал осаду Кумарского. Пара недель — и маньчжурская орда двинет назад. К этому времени необходимо всё подготовить.
Почти четыре с половиной сотни разноплеменных союзников выступили 20 марта. Четыре дня шли по уже почти заметенному следу маньчжуров, пока Дурной не увидел идеально подходящее место. Галечный, присыпанный снежком берег шел здесь прямой, но неширокой полосой. Всего шагах в 30 от кромки льда земля вздыбливалась невысоки валом, ощетинившимся каменистыми «зубьями». В половодье именно на этой границе черные воды Амура грызли землю, но форпосты Большого Хингана отказывались признать поражение и отступить. Так и образовалось природное укрепление.
— Здесь встанем! — с улыбкой махнул атаман рукой своей колонне, такой скромной на фоне орды захватчиков.
«Это ничего, — подбодрил он сам себя. — Осилим!».
По иронии судьбы, именно сегодня, 24 марта (если верить источникам) Минандали предпринимает второй решающий штурм Кумарского острога. Конечно, Санька не мог об этом не думать. Волновался. Но верил и надеялся, что сейчас всё завершится точно также.
«Я же почти никак не вмешался в ситуацию, — убеждал себя беглец из будущего. — Наоборот, еще осенью подготовил их к мысли о нападении. И зимой людей посылал, велел напомнить… Должны устоять!».
…Остаток дня посвятили обследованию местности. Нашли несколько прорех в «оборонительном вале», и по ним войско поднялось с берега. Санька сразу повелел закрыть эти дыры, кроме одной, самой крайней выше по течению.
— Галинга, здесь будешь стоять ты, — Дурной помнил, что у его «почти-почти, но еще не тестя» имелась самая лучшая кавалерия. — Изучи спуски, продумай, как быстро вывести своих людей на реку для атаки.
Отряды углубились в каменистые холмы и метрах в трёхстах от берега нашли уютный распадочек, укрытый от всех ветров поросшими лесом возвышенностями. На скорую руку начали рубить навесы и шалаши, кочевники принялись ставить войлочные и кожаные юрты. Всюду разгорались жаркие костры. А чего бояться? До Минандали и его армии сейчас почти сотня километров.
С утра Санька погнал народ готовить линию обороны. Ближе к концу марта снег на голом берегу уже почти истаял, а вот в лесу стоял выше колена. Слежавшийся, местами до состояния льда, ноздреватый, посеревший. Вот в этом снегу атаман и велел всем рыть окопчики.
— Чтобы быстро добраться до места, не колупаясь в снегу, — пояснял он казакам и даурам. — Чтобы враг нас почти не видел. И попасть в нас не мог.