В Бацалев - Тайны городов-призраков.
То обстоятельство, что духовенство срослось с крупной торговлей, позволяло отдельным его представителям жить не только безбедно и роскошно, но и других представителей своего «цеха» содержать достойно.
Случайные заработки, воровство и подачки — это, оказывается, тоже профессия. Константинополь был наводнен люмпенами, от которых старались избавляться, но ни у правительства, ни у среднего сословия это не получалось.
Особенной профессией было, наряду с проституцией, нищенство. Кажется, профессиональное нищенство, процветающее теперь в Москве, было заимствовано у Византии вместе с высоким званием Третьего Рима.
Последняя категория населения — рабы. Их использовали и в ремесле, и в сельском хозяйстве, и в церкви, и на общественных работах. Рабы-ремесленники ценились дороже. Хозяин мог не только продать раба, но и отдать внаем. Среди рабов было много славян. Однако ни один источник не упоминает, чтобы в восстаниях или волнениях участвовали рабы. Вероятно, быть бесправным хозяином было гораздо обиднее.
Таков был погибший от мусульманской сабли и преданный католиками главный форпост христиан на Востоке Константинополь. Турки хлынули в Европу. Последствия этого предательства уже 550 лет не дают покоя Балканам.
Удивительно стойкая роскошь
Если иностранца спросить, где находилась Киевская Русь, он вполне резонно ответит, что в России, и промахнется. На подобный же вопрос о местонахождении Великой Греции обычный человек даст логичный ответ: в Греции. И тоже будет не прав.
Великой Грецией в древности называлось южное побережье Италии и часть Сицилии. Греки, среди которых преобладали ахейцы и дорийцы, начали активно осваивать этот район в VIII веке до н. э. Так появились Кимы, Тарант, Сибарис, Кротон, Регий, Посидония, Неаполь.
Сибарис в 709 году до н. э. основали ахейцы на берегу Тарентийского залива и в устье одноименной городу реки. Место для колонии было выбрано более чем удачно. Равнина, на которой построили Сибарис, показывала чудеса плодородия. Римский агроном Варрон ставил ее наравне с Бизацием и Гадарой в Африке, отмечая как нормальную урожайность зерна 1 к 100.[59] Винограда на полях сибаритов вырастало так много, что, не желая утруждать себя его перевозкой, хозяева провели прямо к морю винопроводы, где часть вина экспортировалась, а часть перевозилась в город. Вино из Сибариса считалось одним из самых лучших. Не случайно и на монетах города появляется его символ — амфора.[60]
Еще активнее цепкие сибариты зарекомендовали себя в торговле. Свой город они сумели сделать главным торжишем между Малой Азией, Карфагеном и Финикией, с одной стороны, и Этрурией и Галлией, с другой. Главными их торговыми партнерами были Милет и этрусские города Адриатического побережья.
Не удовольствовавшись сельским хозяйством и торговлей, сибариты вывели ряд собственных колоний и подчинили себе 25 соседних городов и четыре племени.
От момента основания Сибариса до его расцвета прошло всего пятьдесят лет. Случай необыкновенный. Скажем, в Северном Причерноморье колонистам к этому времени удавалось только сложить первый каменный дом на место глинобитных хибар или землянок. К середине VI века до н. э. Сибарис стал самым богатым и процветающим городом Великой Греции.
Но такая работоспособность и настойчивость, особенно проявившаяся в попытках спасти родину, о чем речь пойдет ниже, совершенно не вяжется с городом, ставшим в глазах потомков символом изнеженного образа жизни и баснословной роскоши. Уже после гибели Сибариса о нем ходили сотни анекдотов, в которых сибарит выглядел эпикурействующим чревоугодником.
В Сибарисе запрещалось держать петухов, дабы не будить граждан. Все «шумные» ремесла также были вынесены в предместья, чтобы не раздражать слух и не нарушать покой граждан. Сибаритов считали изобретателями навесов, защищавших улицы от полуденного солнца, и искусственных гротов на берегу моря, где можно было спокойно провести фиесту. Все жители Сибариса заботились исключительно о роскошествах и наслаждениях, не жалея на это никаких средств. Привычным зрелищем во многих домах были карлы-рабы и миниатюрные собачки, стоившие огромных денег.
Первым среди сибаритов слыл некий Сминдирид. Его утонченность и изнеженность не знала границы. Еще задолго до принцессы на горошине Сминдирид, проспав на ложе из розовых лепестков, встал поутру с жалобой на вскочившие от этого волдыри. Он никогда не лежал на земле, на траве, на соломе и даже воловьей шкуре. Он до того привык к самым немыслимым роскошествам, что когда поехал в Сикион сватать за себя Агаристу — дочь тирана Клисфена (действо это, хоть и зафиксировано исторически, является дубликатом сватовства к Елене Спартанской), то взял с собой тысячу поваров, тысячу птицеловов и тысячу рыбаков. Поступок его будет легче понять, если учесть, что на завтрак Сминдирид предпочитал паштет из птичьих мозгов. Повара же Сибариса считались самыми уважаемыми людьми. Если повар придумывал новое блюдо, он получал право единолично пользоваться им в течение года, зарабатывая на этом огромные деньги, и освобождался от уплаты налогов до конца жизни. Не платили их и те, кто разводил угрей. На пирах, где столы были сплошь покрыты самыми изысканными блюдами, которых теперь не встретишь, возле каждого пируюшего стоял раб с тазом и перышком. Когда сибарит объедался до того, что уже не лезло, раб щекотал у него в горле и подставлял таз. Через некоторое время трапеза продолжалась.
Жители Сибариса славились даже тем, что тончайшие косские ткани, похожие на современный шелк, у них носили бедняки и нищие. Даже рабы в Сибарисе жили во много раз лучше афинян и уж тем более спартанцев. Рассказывают такой случай: домашний раб-педагог вел мальчика в школу, мальчик поднял с земли сушеную фигу (пять-шесть штук таких зачастую составляли завтрак свободного грека), педагог больно наказал его, однако, будучи по природе не урожденным сибаритом и, видимо, вспомнив юность, в которой ему иной раз приходилось собирать желуди себе на пропитание, фигу он съел. Рабу сделали внушение, чтобы не подбирал на дороге и не тащил в рот всякую дрянь, подавая дурной пример ребенку.
Очень популярным в Греции был анекдот о сибарите, который от одного вида работающего в поле крестьянина нажил себе грыжу.
Настоящий сибарит выходил на люди в гиматии из мягкой и ничего не весящей милетской шерсти. Существовал даже закон, по которому сибарит, собиравшийся отпраздновать свадьбу дочери или другое приятное событие, обязан был известить приглашенных не менее, чем за год, чтобы те успели заказать себе праздничный наряд. Обычно он заказывался в Милете, так как покупать готовый считалось ниже своего достоинства. Для этой цели в Малую Азию, отправлялся раб, который передавал все пожелания хозяина: какую выбрать ткань и как ее разукрасить. У Аристотеля сохранился рассказ об одном гиматии сибарита Алкистена, заказанном для праздника в честь Геры Лакинской (ее храм находился рядом с Метапонтом).
"Размером этот гиматии был в пятнадцать локтей, тканые узоры которого изображали сверху Сузы, а внизу Персеполь, середина же заполнена фигурами главных греческих богов, среди которых находился и сам хозяин роскошного одеяния. О ценности гиматия говорит то, что впоследствии он достался Дионисию Старшему, а тот, говорят, продал его карфагенянам за сто двадцать талантов[61]".
Есть и отличное описание того же гиматия у других авторов: на фоне реки Сибарис в окружении греческих богов был изображен заказчик. Над ними сверху были изображены священные индийские животные, а внизу — диковинные персидские звери. В этот плащ была завернута статуя Геры. Но сумма, выплаченная карфагенянами, указана та же.[62]
Даже вступать в бой пешими сибариты считали слишком для себя утомительным, поэтому главной ударной силой их войска была конница. По Страбо-ну, она насчитывала 50 000 всадников, но это, конечно, преувеличение, даже учитывая все подвластные Сибарису города. Но и эту конницу они предпочитали водить не в бой, а устраивать ей парады. Особым шиком считалось, когда на параде кони начинали танцевать при звуках определенной мелодии. Как ни прозвучит парадоксально, но именно этот факт погубил Сибарис. Когда у города случилась серьезная распря с соседним городом Кротоном и оба войска построились для битвы, кротонские флейтисты заиграли знакомую животным мелодию, и кони, вместо того чтобы перейти в галоп, пустились в пляс. Но потомки сибаритов, уже рассеянные по белу свету, никогда не считали, что причиной гибели их города стала непомерная тяга к изнеженности. Они рассказывают, что однажды во время состязания в честь богини Геры горожане переругались в оценке творческих возможностей какого-то кифаред (тоже показательный факт!) и схватились за оружие. Артист, как был в праздничных одеждах, бросился к алтарю богини и стал молить о пощаде. Но те, кто считал его искусство ниже всяких похвал, уже взяли верх и убили музыканта. Немного спустя в храме Геры стала бить неиссякаемым источником струя крови. Делать нечего, совершил святотатство — надо платить. Сибариты послали за оракулом в Дельфы. Ответ пифии их обескуражил (как и многих, иначе за что бы она получала деньги):
