Евгений Ермаков - Пандемия
Однако, желание не уходило. Оно оставалось и после пробуждения. Либидо, так глубоко загнанное им глубоко вовнутрь и не имевшее выхода, вновь вспыхнуло и ожило в его сознании.
Левченко никому не рассказывал о своем повторяющемся сне. Во первых, это был лишь сон, во вторых, просто не испытывал делиться с кем-то столь личными переживаниями.
Удовлетворить сексуальный голод парень все равно не мог. К содомии он испытывал отвращение. Антон держал глаза открытыми и видел, что творится вокруг. Неудовлетворенные, агрессивные мужики вокруг – они либо предавались рукоблудию или содомии и скотоложству, либо просто постоянно напивались и дрались, зачастую смертным боем. Даже здесь, на Бахаревке, вспыхивали подчас жестокие групповые потасовки и офицерам приходилось утихомиривать драки с помощью брандспойтов и мощных струй ледяной воды.
Нет, он предпочитал переживать внутри и никому не говорил. Вообще, о женщинах предпочитали говорить вслух как можно меньше, и он принимал и разделял это общее правило. К чему плакаться, что тебе нужна женщина, если все равно их не осталось?
Через пару дней после первого сна, обнаженная девушка вновь привиделась ему. Но только теперь сон немного изменился – девушка снова обернулась, посмотрела назад, словно ожидая его, а потом произнесла "Антон!". И еще раз.
Жгучее желание обдало горячей волной, затуманило сознание, он застонал. Действуя как сомнамбула, парень открыл глаз и поднялся с постели, не просыпаясь. Мишка посапывал во сне и как всегда, что-то бормотал. Свет полной луны заливал комнату. Антон точно знал, как найти эту девушку. Желание усилилось до непереносимого уровня. Левченко вышел на балкон, ощущая свежий ночной летний ветерок, затем, перелез через перила и спрыгнул вниз, на газон. Он направился к росшему возле гарнизонной стены старому раскидистому дубу, росшему здесь уже лет двести, поэтому его так и не решились спиливать. Антон взобрался на него и, проползя по широченной ветке к стене, соскочил на нее, легко спрыгнув вниз уже с другой стороны. Он не подозревал, что именно так и выбирались наружу другие пропавшие солдаты гарнизона. Иного способа покинуть охраняемую и патрулируемую часть не было. Все они пребывали в лунатическом затмении и не отдавали себе отчета в своих действиях. Сумеречное сознание контролировало их поступки, толкая на погибель.
Он ринулся в чернильно темную чащу и побрел в одному лишь ему ведомом направлении. Уже совсем рассвело, когда Антон добрался до лесной деревушки – десяток покосившихся гниющих домов по обе стороны заросшей травой тропинки. Впереди виднелась деревянная часовня. Влечение толкало его вовнутрь часовни. Внезапно он очнулся. Трудно сказать, каким подсознательным усилием воли Антон сумел сбросить оковы лунатического сна, однако это ему все-таки удалось.
Левченко растерянно огляделся, не понимая, как учился в лесной деревне. Поежился от утреннего холода, обводя взглядом покосившиеся срубы изб. Он понял, что в первые в жизни впал в лунатическое состояние. Как попасть обратно в воинскую часть, он не имел понятия. Через несколько минут слева из зарослей высокой травы вышли двое стариков с посохами с серебристыми набалдашниками и в белых полотняных рубахах навыпуск. Они неспеша направились к Антону наперерез. Он мельком глянул на них и внезапно сердце кольнуло острой болью предчувствия; еще раз всмотрелся в них более осмысленно и закричал от ужаса – у них не было ртов. Странные люди неспеша вышагивая в траве, приближались к нему. Антон бросился направо, в сторону леса. Из-за избушек с правой стороны показались еще несколько безротых стариков. Они все были похожи друг на друга как две капли воды – близнецы, по странному капризу природы имевшие необъяснимый физический недостаток. Ему почему-то показалось, что они были чем-то слегка удивлены. Старики показались впереди и сзади беглеца – они медленно надвигались. Десятки стариков, похожих друг на друга как две капли воды, медленно обступали со всех сторон. Антон замер, не зная, что предпринять.
Наконец, один из них поднял свой посох и направил его на Антона. На набалдашнике вспыхнуло яркое ослепительное пламя, словно кто-то поджег магний. Тот мгновенно почувствовал резкую головную боль, в черепной коробке словно бы раздался взрыв . Все завертелось перед глазами, сыпануло искрами, поплыло влево , и он грохнулся на пыльную проселочную дорогу.
Кажется, его куда-то тащили. Он лишь периодически всплывал из пучины бессознательности, отдаленно, словно через вату, воспринимая происходящее. Наконец, его бросили на земляной пол в сарае. Он смутно помнил солнечные лучи, косо пробивавшиеся между досок. Кажется, кто-то вошел в сарай, тронул за плечо, перевернул – он все еще воспринимал окружающее в полубессознательном состоянии. Вязкая пучина крепко держала его разум, не давая вырваться, так что до него долетали лишь разрозненные обрывки информации из реального мира. Снаружи все время ходили какие-то люди, раздавался негромкий говор. Послышался резкий крик. Потом он снова потерял сознание.
Очнулся Левченко уже голый, лежа на жертвеннике в деревянной часовне. Крепкие веревки прочно удерживали его руки и ноги на местах, глубоко врезавшись в кожу, вокруг алтаря со всех сторон шевелились уже знакомые ему уродливые старики с посохами. Кадила распространяли терпкий запах. Один из стариков стоял над ним, читая вслух толстенную книгу в кожаном переплете на непонятном языке; Антон, как ни силился, не понимал ни слова. Он чуть пошевелился, наклонил голову вправо, желая рассмотреть окружавшие предметы. По-прежнему он чувствовал себя так, словно был сделан из ваты. Все тело обмякло, и хоть он уже пребывал в сознании, его воля была подавлена чужой, гораздо более сильной. Умудрившись изогнуть голову, Антон увидел у алтаря на возвышении странную скульптуру, вырезанную из камня. Языческая фигурка женщины в человеческий рост с распущенными волосами, огромной грудью, полностью обнаженная, сидящая на низком троне. Руки ее были подняты над головой и сплелись вместе.
Затем старик, читавший книгу, остановился, взял из позолоченного ведерка кисть, что-то нарисовал на груди Антона. Один из стариков-близнецов поднес ему на подносе какой-то предмет. Старик взял обоюдоострый кинжал, поднял его высоко над головой, занес над беспомощно лежавшим Антоном, что-то бормоча. Сталь кинжала сверкнула в лучах солнца, падавшего отвесно через окна в верхней части часовни. Даже в этот момент Антон не почувствовал опасности, не предпринял ничего, чтобы защитить себя или попробовать освободиться. Перед глазами его стояла та же картина – купающая девушка. Он не осознавал более ничего, кроме желания обладать ею, остальное казалось совершенно неважным, нереальным….
Грохот выстрела огласил деревянные своды часовни. Разрывная пуля вонзилась в руку, державшую кинжал над юношей и раздробила ее. С криком боли жрец выронил кинжал. Остальные пришли в смятение, кинулись к алтарю, сбились там в кучку, испуганно разглядывая группу десантников в темно-синих мундирах космических войск. Это были хваленые элитные штурмовики с "Циолковского".
– На колени! Быстро! – прозвучала команда.
Старцы испуганно таращились на вошедших . Похоже, до них не доходило. Штурмовики подбежали к ним, заламывая руки , и ставя на колени.
– Данилин, парня освободи, – раздался чей-то командный голос. Антона, все еще находящегося в забытьи, отвязали от стола. Голоса людей доносились до него словно через одеяло.
– Павлюченко, Астахов! Обыскать все помещения и двор. Остальные, возможно, все еще здесь.
– Что с парнем?
– Похоже, накачали наркотиками… Он без сознания. ..
– Колосовский, Мищук. На носилки его и к флаеру. Укройте только чем-нибудь.
– Что с этими?
– Всех на Бахаревку. Там разберемся.
Через несколько минут все было кончено. Очередная вспышка сознания – он уже в транспортнике, на носилках. Склонившиеся над ним лица десантников в шлемах. Потом все поплыло, он снова отключился…
Очнулся Антон в стерильной сверкающей одиночной палате Бахаревского лазарета. Сильная слабость накатывала волнами. Он наклонил голову в сторону – окно было приоткрыто . На улице шумели деревья, был яркий и солнечный летний день. На столике у кровати стояла ваза с полевыми цветами. Аромат был слабый, но ощущался. Стоял кардиомонитор, капельница.
Вскоре дверь открылась, вошел врач. Антон узнал его. Майор медицинской службы Седой, человек предпенсионного возраста, грузный, солидный, кажется, имел докторскую степень.
– Да, заставил ты нас поволноваться, Антон. – весело провозгласил он на всю палату. – Как себя чувствуешь?
– Что со мной? – разлепил Антон спекшийся рот.
– Теперь уже все в порядке. Слабость от наркотиков, которые они тебе ввели, чтобы подавить сознание. Ничего страшного. Через пару дней будешь как новенький.
