Дмитрий Янковский - Голос булата
Паренек вскочил из-за стола, пытаясь вытянуть звонкий булат из ножен, но хозяйка тоже проворством не была обижена – схватила сдоровенный нож с печи и с размаху швырнула в Витима, у которго меч уже тускло поблескивал в руке. Воевода резко отбил свистнувший воздухом клинок, загнав его глубоко в бревенчатую стену, а Микулка наконец высвободил оружие и с плеча рубанул шею столь резвой хозяйки. Голова глухо стукнулась о земляной пол, клацая зубами в предсмертной агонии, а тело бухнулось на колени и привалилось к печи.
Тут же в комнату ворвались трое мужиков с кольями и рогатинами, а за их спинами угадывалась озлобленная толпа.
– Светильник гаси, Радимир! – заорали из сеней. – Нам-то что, а им без света…
Первый из ворвавшихся замахнулся колом по глиняной лампе и удивленно замер, скосив взор на торчавшую прямо под сердцем рукоять, а Сершхан уже замахнулся снова и всадил тяжелый швыряльный нож прмо в глотку второго.
– Огонь береги! – снова напомнил о себе Голос. – Для тебя это главная задача. Твои други, по всему видать, и без тебя пока справятся.
Микулка отскочил к столу как раз вовремя, чтоб отсечь руку покусившуюся на свет. Ее бывший владелец заорал не своим голосом, но сзади кто-то из своих угостил его дубиной по башке и он, свалившись как мешок, больше не двигался.
Сершхан и Витим стали плечом к плечу и завязалась лютая сеча. Ни у кого из нападавших булатного оружия не было и их дреколья разлетались в щепы под ударами тяжелого меча и сверкавшей как молния сабли. Вскоре вышибли окошко, пытаясь влезть внутрь, но Микулка занял удобное место, разя острием меча появлявшиеся из темноты лица. Через окно лезть перестали, понимая, что это верная смерть, двое или трое забрались на крышу, зашуршали, разбирая солому, но вскоре оттуда раздались смертные хрипы и один из весян ухнулся с крыши под самое окно. Из его лба торчал обломок тяжелой стрелы, значит Ратибор еще не заснул на своем дереве.
– Запаливай дом! – разнеслось по улице. – Пали солому!
– Огня давай, тащи угли из печки!
Звуки боя в сенях разом стихли и Микулка подскочил к соратникам. Те даже не запыхались, хотя порог был буквально завален трупами.
– Будем выходить! – скомандовал Витим. – Держаться всем вместе. А ты молодец, селянин, без света нам бы худо пришлось. Тока погодим когда они хату запалят, не то в темноте с толпой биться – дело безрадостное.
Улица полыхнула красно-желтым маревом, наверху затрещало и тяжкий смрад пополз в комнату, продираясь вместе с дымом через чердачные щели.
– Все, вот и свет нам готов. Вперед!
Он первым вырвался в ночь, сокрушая огромным мечом все, что возникало на его пути. За ним оставалась зыбкая, но отчетливая просека, в которую и устремились Микулка с Сершханом.
Паренек рубил, протыкал, снова рубил, в глазах мельтешили огненные сполохи, а крики и хрипы заменили собой, какзалось, все звуки на сто верст окрест. Пару раз он от души получил по рукам шершавыми кольями, после этого парировать стал осторожнее, а разить уверенней, но руки саднили сорванной кожей, и пальцы слушались как чужие.
Однако, вскоре лихорадка боя настроила его на какой-то особый лад. Движения стали быстрыми и точными, боль отступила, глаза вовремя выхватывали из гущи нападавших самого опасного, а руки без особого труда разили с ужасающей силой, совершенно не ощущая усталости. Микулка словно смотрел на себя со стороны, словно не он, а кто-то другой бился смертельным боем с сотней противников, а он, настоящий Микулка, мог наблюдать и давать советы. Он даже попробовал дать самому себе пару советов, но они запаздывали, обращаясь в слова, потому как тело само знало что нужно делать и в какой миг. Теперь понятно как надо биться! Не со злобой, а вполном спокойствии, дарованном ныне усталостью. Не в спешке, а мерно пропуская через себя череду событий – защита, удар, уход, удар… Ровно и спокойно, оценивая обстановку как бы со стороны.
Движения, уколы и удары теперь совершенно не мешали думать отрешенно, Микулка даже улыбнулся, как это всегда делал в бою дед Зарян, но в тот же миг получил суковатой жердью в бровь, да так, что искры из глаз полетели. Он грохнулся под ноги Сершхану как бык на бойне и тут же на него повалился его супротивник с пробитым стрелой черепом. Ничего себе! Здоров Ратибор в потемках стрелять!
Паренек не успел вскочить на ноги, как через улицу пронесся невесть откуда взявшийся Волк, кося опешивших весян своим жутким мечом. Промелькнул и исчез, слившись с тенью. Теперь противник явно понял, что этих путников стоило отпустить с миром, да только поздно здравые мысли приходят. Волк снова вывалился из тени, располосовав ночь и троих мужиков сверкающим клинком и нападавшие панически засуетились, не зная откуда в следующий миг ждать напуска. Тут же в толпу ударил целый град стрел, словно не один, а пятеро лучников засели в ветвях деревьев. Микулка перекатился в пыли, вскочил на ноги и раскрутив меч, как учил Зарян, в одиночку бросился сквозь поредевшую толпу. Булат свистел по воздуху, описывая замысловатые петли и казалось, что не человек, а вихрь убийственного металла движется вдоль темных домов. Теперь клинок лишь изредка врубался в чью-то плоть, но молниеносная скорость и сила не давала ему остановиться и на миг.
– Это духи! – заорали ошалевшие мужики. – Боги послали их нам в наказание! Спасайтесь кто может! Люди не могут так биться!
Паренек с трудом остановил тяжелый меч, глядя в спины беспорядочно убегавших весян. Орали они как девки, которых таскает Змей, бежали врассыпную, ломая жерди оградок, то и дело падая, широко раскинув руки или ухватившись за толстое древко стрелы, торчащей из горла.
Краем глаза Микулка заметил что-то в раскрытом окошке, с ужасом разглядев наконечник стрелы, но тут же туда что-то грузно ударилось, сорвав с петли резной ставень.
– С шести шагов меч научился швырять без промаха. – похвастался Витим. – Правда теперь лезть за ним…
– Ничего, тебе полазать полезно, чтоб жиром не обрасти. – рассмеялся Ратибор, спрыгивая с крыши соседнего дома. – Хорошо осветили побоище, гады, можно было почти не выцеливая бить. Надо бы огонь погасить, а то перекинется, чего доброго…
– А ты что, тут поселиться удумал? – выбираясь из-за угла спросил Волк.
– Не… Я не оседлый, но ночевать лучше под крышей, чем в сыром лесу. Да и пожевать в хатах чего-нибудь сыщется.
– Тьфу ты… Помянул. – жутко скривился Витим Большая Чаша. – Не видал ты чем тут потчуют. Кроме как о брюхе, ни о чем думать не можешь.
– Не… Действительно? Плохая еда? Или смеетесь?
– Жаль, что все горит. – буркнул Сершхан, немного побледнев. – А то бы попробывал. Там еще много осталось.
– Та-а-а-к… По вашим лицам все ясно. Людоедская весь?
– Она самая. – кивнул воевода.
– Ничего себе! Почти под самым Киевом! Эдак когда-нить вернемся домой, а там…
– Типун тебе на язык! – сочно пожелал Волк.
– Други, пошто ругаетесь? – потирая лоб остановил их Микулка. – Лучше расскажите отчего такая мерзость берется?
– Людоеды-то? – засовывая меч в ножны переспросил Витим. – Да от лени. Есть такие выродки, что сеять не сеют, охотится тоже им лень, вот и жрут мертвячину. Кто помрет в веси, того и жрут. Раз ничего, потом вроде тоже, но постепенно перерождаются. Видал какие глаза у них? И ходят как чумные. Через некоторое время уже ничего кроме человечины есть не могут, воротит их от всего. Тогда не до лени становится, помирать-то не охота, начинают нападать на путников.
– И много таких?
– Да нет, мы видали два хутора больше чем в сотне верст от Киева. А вот весь первая.
– На заходе их больше. – нехотя пояснил Волк. – За Дунаем целые деревни такие. Вроде земля как у нас, а народ все же, видать, ленивее.
– Ну и ну… – поежился паренек. – А сколько их утекло? Надо бы подобивать, а то расплдятся.
– Они не плодятся. – презрительно фыркнул Ратибор Теплый Ветер. – Говаривают, что до девок их мужики не охочи, а бабы до мужиков. Семьями живут по привычке. Заразна сама лень, поглядишь на лентяя и сам медленней двигаться начинаешь. Не замечал?
– Не, мне лениться недосуг, надо Диву спасать. Так что с оставшимися делать?
– Ящер их знает! – сплюнул Витим. – Не гонять же ночью по лесу! К утру поглядим. А пока в хате запремся, чередой сторожить будем. И найдите что-нить пожевать! Брюхо к спине прилипает!
Они, отловив коней, облюбовали домик подальше от бушевавшего пламени, был он самым чистым на вид, большим и основательным. Одна беда – мужики-то в лес побежали с испугу, а бабы, из тех что уцелели в разгул людоедства, заперлись в домах, их плач и причитания глухо раздавались из-за обеленных стен.
– Нда… – задумчиво протянул Волк. – С этими что делать? Все же бабы… Небось и девки есть. Неужто и они тоже… человечиной, а?