Александр Карпенко - Грань креста (дилогия)
Поразмышляв на эту тему некоторое время, я постановил для себя: непременно затащить сюда начальницу. Раскланявшись с владельцем заведения крошечным старичком с испачканными чем-то глубоко-чёрным пальцами — и с сожалением оторвавшись от созерцания его сокровищ, намылился шлёпать обратно к месту нашей дислокации. Выражение ожидания на лице хозяина сменилось глубокой покорностью судьбе, рассохшаяся дверь скрипнула, я вновь оказался в пыльной жаре вечернего Кардина.
Рат ожидала моего возвращения, нетерпеливо приплясывая на порожке открытой кабины. Возмущённый писк долетел до меня ещё ярдов за сто:
— Где ты шляешься? Кто должен за тебя работать?! Я тут уже кучу народа обслужила, а мой фельдшер по кабакам шляется!
— Обижаешь, начальница, ни по каким злачным местам я не шлялся. Просто прогулялся чуток.
— Врёшь, поди?
— Ни боже мой.
— Всё равно свин. Совсем о докторе не думаешь. Вконец обессовестел.
— Опять вот зря ругаешься. Я о тебе всегда помню. Гляди! — И, торжественно достав из кармана, поставил на капот благоприобретённое пиво.
Люси чуть удар не хватил. Она снова и снова читала этикетку, явно пытаясь удостовериться, что это не сон. Наконец вымолвила:
— Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Не томи, открывай!
Я сковырнул крышечку. Мышка, держась за горлышко передними лапками и смешно болтая в воздухе задними, осторожно просунула внутрь бутылки маленький носик, стараясь достать им поднявшуюся вверх пену. Вынула мордочку, спрыгнула на сиденье. Весь вид её выражал совершеннейшее и абсолютнейшее блаженство.
— Шурик, милый… Угодил! Нечего сказать, просто донельзя!
И, перейдя на более строгий тон, спохватилась:
— Где моя мензурка?
Требуемое было незамедлительно поставлено рядом, и Люси приступила к извлечению из посудины тёмного стекла бездны наслаждения.
— А какие это толпы народа ты здесь исцеляла? — поинтересовался я, видя, что гроза миновала.
— Да есть о чём говорить, — махнула лапкой мой мышедоктор, — всего-то и была одна астматичка. Эуфиллин в вену, и всех делов.
Я прикинул, каково было начальнице управляться с двадцатикубовым шприцем мало что не с неё длиной, и понял причину столь гневной встречи.
— Какая же астма в пустыне?
— Она не в пустыне живёт, а в подвале, там сыро, — пояснила Рат, — отстань, не цепляйся. Видишь, доктор занят.
И Люси, жмуря от удовольствия маслено блестящие глазки, припала к мензурке так, словно её из этой самой пустыни не выпускали как минимум год.
Глава пятнадцатая
Куда деваться несчастному фельдшеру Шуре? Водитель храпит на весь дворец, извергая облака сивушных паров. Начальница ничем не лучше. Спрашиваю вслух у пустой на две трети склянки виски:
— Последовать их примеру, что ли?
Мышка, не открывая глаз, выдохнула:
— И думать не моги. Кто-то на бригаде должен оставаться трезвым. Какая служба ни есть, а бдить надо.
И, повернувшись на бок, всхрапнула так, что достижения Патрика по этой части сильно поблекли. Нет, в самом деле, её саму утопить в пивной бутылке можно — куда ж она всю эту жидкость дела? Мистика, да и только.
Озадаченно стерев пальцем единственную каплю, выпавшую из горлышка перевёрнутой посудины, где только что был «Гиннесс», я чуток поразмыслил, чем бы занять остаток вечера, покуда сон нейдёт.
Правда, что ль, с одноруким потрепаться? А что, тоже занятие.
Козлиная вонь немытого тела заставляла держаться от него в некотором отдалении. Я задумчиво глядел, как запаршивевший старик с пустыми глазами психохроника приканчивает бригадное виски, и гадал: почему же генеральша с ним живёт? Неужели леди Зак могла опуститься настолько, чтобы счесть себе парой подобное насекомое?
Что-то здесь неправильно. Коль ты царица Кардина, так и желать себе должна принца. Явная нелогичность поступков даже с точки зрения сумасшедшего.
Бутыль опустела, старик откинулся назад, растянувшись на куче ломаных картонных упаковок, сваленных в углу необъятной залы с пустым бассейном посредине. Над высохшим дном его, изукрашенным мозаичными наядами, блестел крупными шляпками звёздных гвоздей провал высокого купола.
Слезящиеся глазки однорукого покраснели от доброй выпивки. Он хриплым голосом затянул какую-то жуткую боевую песню с постоянно повторяющимися словами:
Пусть все встанут к стене,
Лицом встанут к стене…
Момент показался мне удачным для начала беседы, и я спросил:
— Ты хорошо знал покойного генерала Зака?
Старый вояка с неожиданной для пьянчуги прытью вскочил на ноги. Тело его затряслось, в уголках губ появились пузырьки пены.
— Не смей говорить о нём в прошедшем времени, ты, шпак! Генерал жив, он приходит сюда!
Вдруг голос его изменился, превратившись из дребезжащего фальцета в густой бас, хмель, казалось, исчез, и даже сам он как бы стал выше ростом. Из беззубого рта полилась громкая речь:
— Мне всё равно штрафники они или нет — таких орлов поискать ещё надо я не пойду в бой с необстрелянными новобранцами — не говорите что они натворили мне это неинтересно — у меня как в иностранном легионе все грехи обнуляются на хрен мне ваши парадные части они пороха не нюхали — а эти орлы — кто со мной был в Азии шаг вперёд — а на островах вот глядите — мы вместе прошли сквозь ад и победили — кто со мной в новый мир — спасибо за службу — всем пива за мой счёт.
Снова набрал воздуха в грудь и продолжил:
— На кой мне эти очкарики — траханые мудрецы в поле камень на ногах бестолковые посрать без сортира не могут — я и без них разберусь что почём — в первую очередь расчистить поле для вертушек — горючки не жалеть Выжигайте это зелёное дерьмо покуда огнемёты не расплавятся — чтоб к вечеру уже грузы принимали — почему штабная палатка ещё не развёрнута.
И другим, снова тонким, голосом:
— Он здесь, наш бравый Зак. Он говорит и думает за меня, я всего лишь оболочка. Дух генерала так силён, что Даже смерть его не победила! Там, — ткнул куда-то рукой, — его жилище. Там обитель его души. Иди за мной!
Любопытство, вызванное речью сподвижника завоевателя этого мира, разыгралось донельзя, я проследовал за странным сожителем леди Зак, мысленно выставляя Диагноз: если генерал за него говорит, думает и управляет его поступками, синдром Кандинского — Клерамбо на лицо.
Комната впечатляла обилием вонючего мусора на полу и порыжевших, потрескавшихся фотографий, беспорядочно прилепленных чем-то вроде жёваного хлебного мякиша к закопчённым стенам.
— Вот, — брызнул слюной однорукий, — весь славный боевой путь генерала!
Я побрёл вдоль стен, разглядывая снимки, живо напомнившие своим кошмарным содержанием фотоальбом с пиратской подводной лодки из прочитанного когда-то фантастического триллера.
Молодой кадет в группе таких же завтрашних офицеров у конного монумента кому-то. Аксельбанты, белые перчатки, кортики.
Лейтенант в лихо заломленной фуражке и высоких сапогах картинно облокачивается на броню неуклюжего двухбашенного танка со смешными коротенькими орудиями. На гусеницах — ошмётки чего-то совсем неаппетитного.
Щеголеватому капитану привинчивает на грудь очередной орден некто высокопоставленный. Фоном служит красиво горящая африканская деревня.
Усатый майор под раскидистым деревом курит огромную сигару. С ветвей гроздьями экзотических плодов — повешенные. Маленькие, как дети, с узкими глазами.
Солидный полковник похлопывает свёрнутым пополам хлыстом по кабине бульдозера, засыпающего длинный ров. Оттуда торчат воздетые в последней мольбе худые скрюченные руки.
Свежеиспечённый генерал принимает парад победителей, марширующий по аллее срубленных под корень пальм в развалинах того, что было городом.
А вот — уже здешние. Солдаты расчищают делянку вокруг лужайки, где вплотную приткнулись друг к другу несколько вертолётов. Военный конвой сопровождает колонну грузовиков, везущих плиты к строящимся домам мегаполиса. Прорубка дороги через лес. Тростник, пожираемый огнемётами. И везде — бравый Зак, лично осуществляющий руководство.
Мелькнуло знакомое лицо. Интерьер больничного морга. Наш главврач в белоснежном халате и чепчике даёт пояснения Заку. На секционном столе распростёрто тело русалки, почти перерезанное очередью из чего-то крупнокалиберного. Пухлые губки улыбаются. Она даже не успела испугаться…
Мой странный экскурсовод тем временем, трясясь в новом припадке, продолжал, как включённая магнитофонная лента, бормотать:
— Драконов по уставу не положено значит их нет а есть неопознанный противник — если расчёт закончил дело и можно ещё опознать сгноить паршивых стрелков на хозработах — русалки сплошной разврат есть бром пусть им и удовлетворяют половую потребность — вся эта фауна хороша как мишени для стрельб — боитесь нападений так усильте караулы — местных макак пугаются одни ссыкуны в Африке там с русскими танками и ракетами а всё равно куда им против нас — так что ихние копья чушь — винтовки раздобыли где их взяли у вас же дуболомов отобрали — стрелять и жечь на хрен — обратно хотят на пальмы — пусть учатся цивилизации белых людей уважать.
