Илья Бриз - Зверь над державой
По докладам агентуры, крымские татары не просто так выступать начали. Их подтолкнули к этому оказавшиеся там совершенно неожиданно агентурные сети германских, британских и турецких спецслужб. У Константинополя-то, откуда профи взялись? Неожиданно для кого? Конечно, для меня, идиота! Что называется, прощелкал!… Ведь отлично же знал, что в том мире крымские татары были пятой колонной Абвера. Хотел посоветоваться с полковником Коганом, но тот почему-то на связь не вышел. И приемные аппараты в УСИ вдруг встали. Ни бита информации со вчерашнего дня не получено. Как отрезало! Ни слуху, ни духу. Какие-то подковерные игры ФСБ? ГРУ? Юрка Викентьев как-то говорил, что была попытка слежки за их с куратором машиной. Соответственно неудачная, но концов тогда так и не нашли. Заокеанские «друзья» там вмешались? ЦРУ? МИ-6? Хрен знает. Но вот то, что они там, в «Звере» не выходят на связь, это черт знает что! Ладно, будем думать сами. Как в том мире был решен этот вопрос? Массовой депортацией? Превентивно, учитывая мое послезнание с формулировкой «за невосторженный образ мыслей»? Здесь этого делать нельзя. Социалистическая законность, мать ее… Презумпцию невиновности еще никто не отменял. Даже в военное время. А что если?… Ведь это вариант. У нас громадные концентрационные лагеря евреев. Тех, что бежали от фашизма на восток. Нет, конечно, никакой колючей проволоки, охраны с собаками и так далее. Точнее, охрана на начальном этапе была, но именно охрана беженцев. Не успели люди еще определиться, что им делать, как жить. Того же русского языка большинство не знало вообще. У нас-то в планах было переправить их всех в Палестину, когда там начнется полномасштабное восстание. Сначала, само собой, только тех, кто военное дело более-менее уже освоил. Они ведь там, в лагерях, не просто так прохлаждаются. В основном учатся. Инструкторов, знающих идиш, у нас хватает. Вот и перенести все лагеря из западных Белоруссии и Украины в Крым. Вместе со школами самообороны. Так это у них называется. Хотя действия подразделений в атаке тоже почему-то изучают. Оружия, боеприпасов и прочего военного снаряжения им добавить, чтобы на всех хватило. Точнее, сначала перенести в Крым эти школы, а только потом – остальных беженцев. И в Чечено-Ингушскую АССР пару лагерей поместить не помешает. Рельеф местности там местами Палестину напоминает. Пусть будущие солдаты АОИ[46] тренируются. Жаль, со Сталиным посоветоваться нельзя. Улетел вождь на Гавайи с Рузвельтом договариваться. Речь свою, уже ставшую знаменитой, произнес и улетел. Мол, все народы мира должны объединиться против коричневой опасности и что пора положить конец колониальной системе империализма. Московская Хартия объединенных народов. Так это теперь называется. В том мире была Атлантическая Хартия, а у нас Московская. Ладно, о международной политике потом, сейчас внутренняя важнее.
– Ты, Синельников, хорошо подумал? – Лаврентию Павловичу было не до Крыма. Он со своими многочисленными стройками зашивался. Предстояло за относительно короткое время построить целую атомную индустрию практически с нуля. А ведь одновременно в существующих пока только на секретных картах городах строились новые заводы микроэлектронной промышленности. Один Зеленоград чего стоит!
– А не вижу я сейчас другого варианта быстрого решения проблемы.
Берия посверкал на меня круглыми стеклами своего пенсне.
– Они же там передерутся все!
– Для евреев это будет тренировкой перед отправкой в Палестину, а крымские татары должны получить урок. В следующий раз они хорошо задумаются, прежде чем выступать против законной власти.
– А что ты собираешься делать, когда все евреи уедут?
– Ну, во-первых, не все. Многим, я думаю, климат в Крыму должен понравиться. – Министр внутренних дел скептически хмыкнул, но промолчал. – Плюс к тому времени у нас появится достаточное количество здравомыслящих немцев, которые согласятся перед возвращением в Германию пожить немного не в Сибири, а где-нибудь южнее.
– Хочешь устроить что-то вроде показательного перевоспитания целого народа? – На лице Лаврентия Павловича начало появляться понимание.
– Пуркуа па? Это по-французски. Почему бы и нет? – объяснил я.
Берия улыбнулся:
– Ну, песенку мушкетеров из отличной пародии на Дюма я и без тебя, Синельников, не один раз слышал. Хорошо. Проведем решением ГКО на вечернем совещании. Готовь документы и объясняй своим евреям, что сейчас от них требуется.
– Они не мои, Лаврентий Павлович, – искренне обиделся я, – они наши.
– Ладно, Егор, ты прав. Наши. Тем более, что будут помогать нам решать наши же проблемы.
Что-то маршал сегодня довольно покладист. Реакция на всю полноту власти, что свалилась на него после отлета Хозяина? Интересно. А ведь она ему не нужна, эта бесконтрольная власть. Берия привык проводить линию Сталина. Четкой своей у него никогда не было. Потому-то он сразу после революции и метался из стороны в сторону, пока не прилепился навсегда к Вождю. Именно с большой буквы. Ему нужен лидер. Я, бывший его подчиненный, никак не гожусь на эту роль. Ну, мне-то как раз этого не требуется. А вот что мы будем делать, если со Сталиным что-нибудь случится? С другой стороны, о чем я вообще думаю? В запасе, как минимум, тринадцать лет. Чертова дюжина. Или даже больше, с учетом совершенно другого уровня медицины. Очень надеюсь, что «Холодного лета пятьдесят третьего» здесь не будет…
* * *
Даладье продержался на два дня дольше своего британского коллеги. Хотя в отставку не подавал. Полковник де Голль, который вернулся в метрополию в первый же день войны, развил бешеную деятельность. Что самое интересное, основную поддержку он получил со стороны армии. Вероятно, большинство французских генералов просто испугалось перспективы войны с противником, который с такой легкостью воюет на земле и на море против ранее казавшихся такими сильными Германии и Британии. Попытка бомбежки бакинских нефтепромыслов, в которой десятки французских пилотов сложили головы, была мгновенно забыта. Военный антифашистский переворот во Франции прошел на удивление гладко. Патриотически настроенный гарнизон Парижа сразу в полном составе перешел на сторону «Свободной Франции». Даладье и его военный министр маршал Петен были немедленно взяты под стражу. Второе бюро (Второе бюро Генштаба (Deuxieme Bureau) – французская контрразведка) и Сюрте насьональ (Сюрте насьональ (Surete Nationale) – Главное управление национальной безопасности МВД Франции) с большим энтузиазмом занялись арестами коллаборационистов.
Речь де Голля по радио и телевидению была произнесена уже на следующее утро двадцать третьего июня. Первое, что заявил новый лидер La Belle France, – это то, что «Третья Республика» немедленно выходит из состава фашистской коалиции:
«Я, с полным сознанием долга, выступаю от имени всей Франции. Законность власти основывается на тех чувствах, которые она вдохновляет, на ее способности обеспечить национальное единство и преемственность, когда родина в опасности. Вот почему я призываю всех французов объединиться вокруг меня во имя действия, самопожертвования и надежды вернуть былое величие нашей страны».
Потом де Голль говорил о немедленном прекращении любых военных действий против Советского Союза, призывал понять, что колониальная система современного мира устарела и о своей, как руководителя великой державы, поддержке Московской Хартии. Особо полковник подчеркнул, что мир с Советским Союзом – это не сепаратный мир, который Даладье заключил с Гитлером, а равноправный мир двух дружественных народов.
Одновременно дипломаты утрясали последние неясности в договоре о дружбе между нашими странами.
– Мы не будем немедленно объявлять войну членам фашистской коалиции, – сказал полковник, – но о какой-либо поддержке со стороны «Третьей Республики» они могут забыть.
Но в то же время на севере Франции уже готовились аэродромы для трех эскадрилий Ту-4 и двух полков Як-3 для прикрытия ракетоносцев. Готовился первый этап морской блокады Британии. Ла-Манш для англичан скоро станет несудоходным.
А к границе с фашистской Германией начали стягиваться войска, ни в коем случае не пересекая ее.
* * *
Маленький госпиталь организовали прямо в помещениях одной из лабораторий НИИ, на котором базировался проект «Зверь». Бригада хирургов из Военно-медицинской академии Санкт-Петербурга, оперативно доставленная вертолетом, работала уже третий час. Викентьев курил почти без перерыва, выкидывая догоревшие почти до фильтра сигареты в настежь открытое окно импровизированной предоперационной. Ребята от него не очень-то и отставали. Ольга с размазанной по лицу тушью вперемешку с неуспевающими высыхать слезами периодически вставала со стула и отбирала сигарету у кого-нибудь из только что закуривших. Каждый раз, как открывалась дверь в операционную, все пытались издали заглянуть в нее. Но бдительная дородная женщина в белом халате, которая прилетела с хирургами на том же вертолете, не давала даже приблизиться к двери. Всем хватало одного только ее взгляда, чтобы тут же вернуться к отведенному им месту у окна. На широком подоконнике были навалены принесенные кем-то из спецназовцев несколько пайков в пластиковой упаковке и пластиковые же бутылки с питьевой водой. Еду никто не тронул, а вот воду через короткие перерывы прямо из горлышка жадно хлебали все.
