Виктор Шайди - Иероним
Не знаю, куда бы нас завел не совсем трезвый разговор, если бы не выскочивший наперерез молодой олень. Воины встрепенулись, ожидая команды, но охота закончилась быстро – не растерявшийся Роган выхватил лук и метко поразил животное стрелой. После того как туша была освежевана и разделана, отряд продолжил движение. Нить разговора, к моему счастью, потерялась, уступив место восхищенному обсуждению меткого выстрела Рогана.
Чем выше вставало солнце, тем сильнее ощущалась усталость. Настал и полдень, а я продолжал уводить караван подальше от места битвы, то и дело ловя вопросительные взгляды утомленных людей.
Судя по карте, мы давно миновали заранее запланированную стоянку.
Сейчас отряд двигался по землям Харифского виконтства. Почти летняя жара отнимала последние силы у людей и заставляла закованных в броню лошадей чаще ронять пену, белыми хлопьями падающую в дорожную пыль. Тщательно вспоминая маршрут, я наметил новое место будущей стоянки под небольшой горой вдали от дорог. Запасшись терпением, промучившись несколько часов на жаре, наконец прибыли, и я подозвал сержантов. Глядя на изможденные лица, покрытые дорожной пылью, я принял трудное решение – продлить отдых на один день.
– Сержанты, вот здесь разобьем лагерь и двинемся в путь лишь послезавтра. Необходимо привести воинов в порядок, подготовить оружие, броню, коней и телеги к дальнейшему пути, – сказал я.
– Мой лорд, я правильно понял, что завтра мы не тронемся в путь? – уточнил Тюрик, и в его уставших глазах блеснула надежда.
– Да, правильно. Завтра будем заниматься хозяйственными делами. Негоже воинам герцога выглядеть шайкой бандитов после удачного рейда. Солдаты должны отдохнуть и блистать оружием, как новенький золотой, иначе мы не армия, а сброд!
Мое решение приняли с одушевлением. По обозу прокатилась команда, и обрадованные перспективой отдыха воины принялись разбивать лагерь. Я устало слез с коня и пошел к ручью смыть дорожную пыль, хрустевшую на зубах. Ноги непривычно пружинили, коснувшись долгожданной земли.
Холодная вода кипятком обожгла обветренное лицо, смывая грязь и придавая бодрости. Прозрачное зеркало ручья пошло рябью, смазывая отражение.
Как давно я не смотрелся в зеркало…
Пришлось немного подождать, и на меня из толщи хрустальной воды уставилось измученное, покрасневшее, с воспаленными глазами лицо.
За время скитаний и передряг я сильно изменился. Благодаря приключениям в кузнице, стал смуглым, волосы на теле так и не появились. Хорошо хоть проклюнулись брови и ресницы и голова обросла коротким ежиком. Хотя щеки и подбородок остались гладкими, без тени щетины. Скулы заострились, приобретя угловатость, тонкая линия губ придавала лицу жесткость и строгость. Внешность не соответствовала моему реальному возрасту – двадцать лет. Испытания оставили на теле хороший след в виде массивных мышц, обтянувших когда-то худощавое тело. Зрачки глаз немного по-кошачьи вытянулись. Радужная оболочка приобрела желтовато-стальной оттенок.
Да, точно, родня не узнает.
Я застыл, уставившись в журчащую воду, уносившую темные капли, падавшие с головы. Тело чесалось от грязи и требовало расслабления и чистоты. Поймал себя на мысли, что полжизни бы отдал, чтобы провести час в нормальной бане.
А что мешает?
Решение пришло, и я начал действовать.
28
Империя Карла Великого
В четверти конного перехода от Северной обители пастырей
8, тетарти Ав 334 года от прихода Основателя
Бывший послушник летописца Большой Книги Времен Алфений
Лист четвертый (написанный на материи,
вырезанной из рубища), продолжение
Мучительный сон на сырой земле придал немного сил, и, проснувшись, я возблагодарил Основателя – передо мной росли грибы. Немного поев и запасшись впрок, нанизав их на ветки, напившись, я увидел следы.
За мной приходили…
Я решил, пока есть немного сил, двинуться в путь и покинуть обитель. Повязав куском материи глаза, откопав свой труд и взяв грибы, поднял палку и, опираясь на нее как на посох, пошатываясь побрел вдоль Текущего Провидения. На мое удивление, рыжий душегуб спрыгнул с излюбленного дерева и последовал за мной. Измученное долгим заточением тело быстро уставало, приходилось подолгу сидеть на берегу, плача от бессилия. За пару дней насилу отошел на четверть конного перехода. Слава Основателю, лес был полон ягоды и грибов, прибавивших мне сил, а рыжий разбойник, не покидая меня, умело вылавливал из Текущего Провидения рыбу и смиренно делился. Первый раз поступок оного кота удивил меня, когда к ногам моим он принес трепыхавшуюся добычу и призывно мяукнул. Возблагодарив его, я принял подарок, съев сырым, ибо развести огонь не было сил. Странно, но за два дня тело мое немного окрепло и глаза пообвыкли. Думать о том, что Основатель дарует возможность не только дописать мой труд, но и увидеть причину треххвостого знака, я не решаюсь, уповая на Его волю. Воспоминания проявляются яснее по мере отступления голода, и я продолжаю повествование о моем заключении.
Постигши истину второго изречения Основателя, я дрожащим разумом приступил к осмыслению третьей истины: «Слепо верующий несчастней незрячего, ибо у последнего есть еще слух и разум». Во тьме кельи я уподобился незрячему. Тьма поглотила глаза, оставив слух и измученный голодом разум. Я слышал бесполезные молитвы обреченных на неминуемую смерть товарищей по заточению, и моя вера пошатнулась. Слова архипастыря разъедали ее. Еретики лишь потому, что невольно коснулись страшной правды треххвостого знака, – в нашем мире появился ОН. Так его, понизив голос, называл отец настоятель. Внимательно вслушиваясь в разговоры архипастыря, я постиг первую страшную тайну: Северная обитель не несла свет просвещения, а была обсерваторией – непонятное слово въелось в мой разум. После смерти отца астронома отец настоятель совершил ошибку, попытавшись самолично познать истину и невольно посвятив в обрывки тайны бедных послушников, ставших еретиками. А я совершил ошибку, доверившись послушнику Онисиму. Мой разум истязали голод и клочки разрушенной веры, а слух терзался бесполезными молитвами обреченных людей.
Неужто Основатель не слышит, как под Его храмом морят голодом невинных?
Мои стенания затуманили разум, впотьмах искавший выход, и я вдруг понял, почему слепо верующий хуже незрячего! Он не видит, не слышит, не думает! О, какой я был глупец, не разобравшись и не поверив глазам своим, увидев черного ворона и выбросив послание, чудом попавшее мне в руки благодаря коту! Мой разум, иссушенный голодом, не мог вспомнить тех оставшихся строк. А в алтарной комнате отец настоятель приказал главе пастырей отправить Стаю на ЕГО поиск. Слово «Стая» прочно засело у меня в мыслях, и от непонимания я мучился и молил Основателя, чтобы Стая не нашла ЕГО.
Ибо постиг я смысл четвертого изречения Основателя, собравшего осколки моей веры в нерушимый монолит, – «Смысл веры – есть суть, а не люди, поднявшие ее знамя». Мучаясь голодом и жаждой, я молил Основателя уберечь ЕГО от Стаи, и молитвы мои были услышаны. Голос главы пастырей смиренно доложил: «Стая не вернулась».
«Основатель!» – это была первая радостная весть, заложившая кирпичик в монолит моей веры. Вспоминая, я чувствую, как по воспаленным глазам бежит слеза умиления. Прозрение истин изречения Основателя укрепило мой дух, и я решил ни за что не отдавать свой труд, и если будет воля ЕГО, то дописать и нести людям истинный свет веры. И ежедневный вопрос отца храмовника остался без ответа. Силы покидали меня, и я все чаще впадал в пронизанное холодом и сыростью небытие. Просыпаясь, вслушивался в тишину, пытаясь различить слова, но удача не улыбалась мне, и слышал я лишь кашель и стоны несчастных жертв, запертых в кельях. Тьма и голод терзали мой разум. Слава Основателю, отец храмовник приносил наивкуснейший сухарь. Колючие крошки раздирали пересохшее нёбо, а запах хлеба сводил с ума. Но это было неважно, ибо я приступил к постижению пятого изречения Основателя.
Глаза продолжают слезиться, и хоть сил прибавилось, я должен сберечь их для следующего перехода, ибо чувствую – ищут меня. Брат мой по изгнанию, рыжий кот, смиренно сидит на коленях, согревая иссушенные ноги. Глядя на него, я верую – Основатель не оставит милостью борющихся. Пережил же кот суровую зиму, ЕГО милостью переживу и я.
Уповающий на волю ЕГО Алфений.
29
Немилосердное солнце раскаляло доспехи и без того измученных людей. Ветерок распространял кислый запах конского и людского пота, служивший соблазнительной приманкой для вездесущих зудящих насекомых. Привычные к тяготам походной жизни люди, не обращая внимания на смрад, спокойно занимались рутинными делами. На лицах, покрытых грязными разводами пота вперемешку с дорожной пылью, проблескивали белозубые улыбки.
