Александр Михайловский - Однажды в Октябре
Ленин немного поартачился, но потом под напором Сталина и Дзержинского согласился, что да — наименьший вред от этой семейки будет тогда, когда все Романовы окажутся под надежным крылом людей из НКВД. И никаких зверств ЧК и прочей художественной самодеятельности, все должно проходить строго в соответствии с решениями ЦК партии большевиков, и буквой еще не написанных советских законов. В конце концов, бывший император в свое время помиловал столько большевиков, приговоренных судами к смертной казни, что не помиловать сейчас его, и его семью было бы верхом неблагодарности.
Кроме того, сам Николай качественно позаботился о том, что в ближайшие сто лет ни о какой реставрации монархии, а уж тем более, династии Романовых, и речи быть не могло. Россия выработала к царям стойкий иммунитет и просто не захочет, да и не сможет еще раз войти в эту воду. Зато какой будет повод для международной пропаганды — бывший царь учит деревенских детишек, к примеру географии.
Немного подумав, Сталин позвонил генералу Потапову и распорядился, чтобы по линии военного ведомства все члены царской семьи были разысканы, по возможности быстро, доставлены в Петроград. При этом особое внимание необходимо обратить на доставку из Тобольска в целости и сохранности самого Николя Александровича Романова с чадами и домочадцами, а также его матери Марии Федоровны и сестры Ольги Александровны, пребывающих в настоящее время в Крыму. В пути с семьей бывшего императора обращаться вежливо, не допуская грубости и самоуправства местных властей.
После этого товарищ Сталин поблагодарил подполковника Ильина за прекрасно проделанную работу, и попросил вечером доставить к нему из Гатчины гражданина Михаила Романова. Когда подполковник ушел, товарищ Сталин немного подумал, и написал короткую записку для Александра Васильевича Тамбовцева, с приглашением поучаствовать в этом разговоре. Записку адресату доставил один из морских пехотинцев, прикомандированного к товарищу Сталину отделения морской пехоты.
14 (1) октября 1917 года 20:45, Петроград. Таврический дворец, ныне Совнарком
Когда Александр Васильевич Тамбовцев вошел в кабинет Сталина, оборудованный на скорую руку в одном из закутков Таврического дворца, тот с трудом оторвался от вороха бумаг над которыми работал, — Добрый вечер, товарищ Тамбовцев. Вы, как настоящий большевик, готовы работать и днем и ночью. Удивительное дело, умом я понимаю, что знаю вас меньше трех суток, а кажется что мы вместе работаем целую жизнь. Садитесь, пожалуйста. Сегодня у нас будет очень интересный гость, так сказать Михаил Романов-младший. С царя Михаила династия Романовых началась Михаилом она же им и закончилась. Но оставим символизм гадалкам и хиромантам, скажите, что вы думаете об этом человеке?
Тамбовцев пожал плечами, — Товарищ Сталин, нас о Михаиле писали очень мало, в основном все внимание уделялось его царствующему старшему брату. Могу сказать, что он отчаянно храбр в личном плане, даже убийцы отмечали, что он не испугался когда его стали убивать. И в тоже время, он как огня избегает ответственных должностей, самым большим его страхом было оказаться на отцовском троне. Страх этот не осознанный, а какой-то внутренний что ли. Именно по этой причине он так скандально женился на дважды разведенной особе. Известный нам предел его компетенции — это уровень командира отдельной дивизии, максимум, корпуса.
— Поясните товарищ Тамбовцев, — заинтересованно спросил товарищ Сталин, — что значит «предел компетенции»?
— Это такая максимальная должность, на которой данный работник еще может приносить пользу, — ответил Александр Васильевич, — Если поднять его еще выше, то из-за появившегося служебного несоответствия, данный человек вместо пользы начнет причинять вред.
— Мысль понятна, — кивнул Сталин, — И какой же предел компетенции был у бывшего императора?
— Не многим выше, чем у его младшего брата, — ответил Тамбовцев, — все беды Российской империи за последние двадцать лет, проистекают от полного служебного несоответствия первого лица государства…
Неизвестно, что на это хотел ответить Сталин, но как раз в это время в дверь кабинета постучали.
— Да?! — откликнулся Сталин и в приоткрывшейся двери показался дежуривший снаружи морской пехотинец, — Товарищ Сталин, прибыл гражданин Михаил Романов.
Тамбовцев и Сталин переглянулись, потом председатель Совнаркома разгладил пышные кавказские усы и сказал, — Пригласите, товарищ Сергеев.
В кабинет вошел заросший клочковатой рыжей бородой Михаил Романов, не понимающий еще — то ли он гость, то ли особо ценный пленник. Было видно, что этот человек свое уже отбоялся, и уже готов ко всему самому худшему.
— Присаживайтесь, гражданин Романов, — кивнул ему Сталин, — мы с Александром Васильевичем хотели с вами немного посоветоваться…
Михаил присел на самый краешек стула, не сводя со Сталина своих, чуть навыкате светлых глаз, и настороженно сказал, — Я вас слушаю, господин Сталин?
Сталин вздохнул, — Я понимаю, что для вас я никогда, наверное, не стану товарищем, но все же предпочел именно это обращение ко мне. Гражданин Романов, мы хотели бы знать, как вы видите ваше будущее в новой России? Я имею в виду, не только вас лично, но и всю вашу семью, включая вашу мать, старшего брата и сестру.
— Если это возможно, гос…, товарищ Сталин, мы хотели бы уехать за границу, — осторожно ответил Михаил.
— К сожалению, на данном этапе это маловероятно, — вздохнул Сталин, — объясните, почему, товарищ Тамбовцев.
— Во-первых, вас не примет ни одна страна, — подключился к разговору Александр Васильевич, — об этом уже позаботились ваши британские родственники. А если примут… Скажите, Михаил Александрович, вы любите Россию? Не торопитесь отвечать, подумайте. Россию, не как вотчину вашего отца, деда, прадеда и прапрадеда, а Россию, как страну, в которой вы родились и выросли, которая дала вам и вашей семье абсолютно все, что вы имели и имеете? Любите ли вы ее и сейчас, в роковой момент испытаний, на пороге братоубийственной гражданской войны?
— Да, Александр Васильевич, — кивнул Михаил, — я действительно люблю Россию, и мне очень горько, что я не сумел оправдать ее ожиданий.
— Так вот, Михаил Александрович, — продолжил Тамбовцев, — если какая-либо зарубежная держава и согласится принять вас и ваших родственников, то только потребовав взамен участие в активной борьбе с большевиками. Те же самые люди и организации, которые вчера финансировали революционеров, подрывавших власть вашего брата, завтра начнут поддерживать контрреволюционеров, воюющих с большевиками. Таковы правила Большой Игры сильных мира сего. К сожалению, сначала ваш отец забыл высказанную им же самим мысль о том, что у России нет других союзников, за исключением собственной армии и флота, и заключил союз с Францией. А потом и ваш брат оказался не на высоте, в результате чего Россия вляпалась в Антанту, как в кучу дерьма. Это я к тому, что революционеры, стрелявшие в царя, попадали при этом и в Россию. А их противники, стреляя в большевиков, тоже ведут огонь по России.
— Я вас понял, Александр Васильевич, — вскинулся Михаил, — но никогда и ни за что, я не буду ничего делать против России. Вы, господин пришелец из будущих времен, могли бы мне об этом и не напоминать! — потом немного успокоившись, он добавил, — Не могу ручаться за своих других родственников, но лично я и мой брат делом уже доказали свой нейтралитет в политике.
— Я обязан вам напомнить это, — жестко ответил Тамбовцев, — потому что ТАМ, после эмиграции, вы будете не Великим князем Михаилом Александровичем, пусть даже и бывшим, а безродным изгнанником, который, или делает то, что ему говорят власть имущие, или волен подыхать с голоду. Если вы действительно не хотите причинить вред своей Родине, то должны подумать о том, как помочь ей не покидая ее пределов. Теперь никто не заставит вас занять трон, но, черт возьми, хоть какую-то пользу вы принести России можете?
— Сейчас не время отсиживаться в стороне, — кивнул Сталин, — я не во всем согласен с товарищем Тамбовцевым, но в главном он прав. Сейчас каждый должен думать только о том, что он может сделать для своей страны. Подумайте и вы, гражданин Романов. Мы будем рады использовать ваши способности и ваш личный опыт для общего блага. Со своей стороны, в случае сотрудничества, обещаю вам и вашей семье личную неприкосновенность.
— Я об этом подумаю, товарищ Сталин, — ответил Михаил Романов, — И, если у вас ко мне больше нет вопросов, то я хотел бы поскорее вернуться в Гатчину. А то мои домашние могут начать волноваться. Ваши люди так неожиданно увезли меня на встречу с вами, что это больше походило на внезапный арест, чем на приглашение для беседы.
