Владислав Стрелков - Случайный билет в детство
— Все равно интересно. Я бы не отказалась от подобного похода.
Марина вздохнула и добавила:
— Если бы папа позволил.
— Так не последний поход был. Сходим не раз, а папу уговорим.
— Тихо, — остановилась Марина, — слушай…
Мы встали, глядя в густую листву крон, где вовсю пели птахи. Причудливый щебет опять звучит затейливой мелодией. Особенно старается одна птаха, выводя своё соло аж на семи нотах.
— Забавно, — улыбается Марина. — Пошли к беседке? Посидим. Послушаем…
— Пошли.
Перед тем как войти в сквер через пролом в заборе, я быстро осмотрел улицу. Никого, только белая шестерка. Салон пуст, но машина стоит теперь в другом месте. Это ничего не значит, например — хозяин переставил в тень, чтобы на солнце не грелась. А может мне все кажется?
Мы медленно идем по тропинке. Марина улыбается, слушая птичье соло.
— Как старается-то! И звучит знакомо… — говорит она, — на «Сказки Венского леса» Штрауса похоже — это композитор австрийский.
Кивнул, мол — знаю. Этот птичий концерт много на что похож. Но больше всего на песню одну, точнее на мелодию — Солнечное регги. Вон и листва, шевелимая легким ветерком, играет лучиками солнца, отчего на земле создается эффект цветомузыки.
— Это регги. Регги солнца.
— Как это? — не поняла Марина.
— Песня такая.
— Твоя?
— Нет, группы Лейд бак.
— Споешь?
— Спою, — улыбаюсь я, — только потом, под гитару, а не под щебет.
— Заметано!
Остановились у яблони. Марина повернулась и…
«А помнишь наши встречи, а? Как мы целовались в скверике?».
Яблоня давно отцвела. Лето вокруг, но весна в моем сердце только началась. И чего я так смущался на пикнике? Вот яблоня, рядом самая красивая девушка на земле. И почему бы не поцеловать, черт возьми?!
Скрывая смущение, смотрю прямо в её глаза.
— Ох, Сережка, — еле слышно выдохнула Марина.
Сердце ухнуло куда-то в глубину океана радости, а душа воспарила в небеса.
— Сережа… Сережа!
Из-за романтического настроя не сразу обратил внимание, что сказано было как-то тревожно, да и смотрела Марина мне за плечо. Обернулся. Хорошее настроение мгновенно улетучилось, а вместо него внутри закипела злость — такой момент испортили! Впрочем, внешне виду не подал, и наблюдал, как из-за беседки на поляну молча и криво улыбаясь выходили пацаны.
Первым шел «меченый», в своём неизменном адидасе. Интересно, он на ночь его снимает? Следом за «фирмачом» трое «верблюдов» плюс те пацаны, что получили по репе перед дискотекой. Были и другие — видел когда-то, но имен не знал. Что странно — нет ни Громина, ни Вершины. Хотя тут ясно — с Максом мы разобрались по «понятиям», что им признается, а Вершина предпочел остаться в тени. И думаю, что он осведомлен об «охоте» на меня, если только сам все не организовал.
Молчаливое дефиле закончилось полным окружением. Насчитал пятнадцать человек. Хм, уважают, раз на одного столько собрали.
Не верится, что меня специально поджидали. Им еще собраться надо было. Наверно тусовались тут недалеко, как всегда с куревом и пивом. Скорей всего кто-то из этой компании увидел, как я с Мариной прогуливаюсь по дороге. Сбегал и сообщил заинтересованным лицам.
На лицах тех, кого я успел «обидеть» написана жгучая ненависть. Остальные смотрят с интересом, но доброжелательными их лица назвать нельзя. Что же наплели им, раз так все меня глазами сверлят?
Как и думал я — такая слава имеет две стороны медали. С одной стороны всеобщее уважение, с другой… с другой масса недоброжелателей и откровенных врагов.
Вот они, стоят и пока наблюдают. Чего-то ждут. Может, решают — что с девчонкой делать?
М-да, при таком количестве «оппонентов» самый лучший выход — делать ноги. Это и инструктора по рукопашке рекомендуют. Никакой Джеки Чан не справится. Только в фильмах подобное происходит, а в жизни все гораздо жестче.
Но как бежать, если с тобой подруга? Стоит тихо сзади, и только подрагивающие руки на моей спине выдают её волнение.
— Марин, — говорю ей шепотом, — ты иди во двор. Мне с пацанами поговорить надо. Серьёзно.
— Сереж, они же тебя изобьют.
— Ну, это ещё постараться надо. — Шепотом оптимизма в голосе добавить сложно. И говорить стоя к ней спиной неудобно. Повернулся.
— Поверь, ничего страшного со мной не будет. — Я старался говорить спокойно. Глядя прямо в глаза. — Просто поговорю с ними и все. А если ты тут останешься, то у меня ничего не получится. Ты иди, не беспокойся.
Марина мне не поверила. Её глаза о многом говорили. В их уголках заискрилась влага, но она сдержалась и, пятясь к забору, смотрела на меня. Пацаны девушку пропустили и тут же замкнули круг. Облегченно вздохнул. И хорошо, что я теперь один. С оглядкой на прошлую жизнь, Марина получалась потенциальной заложницей. Вот теперь можно попытаться сбежать, хотя вряд ли выйдет. Может получиться только отход с боем, и… некоторой отсрочкой подобной экзекуции, а она повторится, не сомневаюсь. И опять получается, что бежать нельзя. И шансов нет.
В прошлый раз мне просто повезло. Не знаю, как бы вышло на пришкольной аллее, не вмешайся Григорьев. А тут их почти в два раза больше.
«На медведя я, друзья, выйду без испуга! Если с другом буду я, а медведь без друга» — так в одной песенке поется. Я, получается, за косолапого, а напротив пятнадцать дружков! Впрочем, медведь опасен в любом случае.
Почему я так спокоен? Не знаю. И адреналин не бурлит как обычно, но он будет, как без него? Лишь бы не захлестнуло. А сердце греет то, что я прочитал по губам Марины, пред тем, как она ушла.
— Ну что, начнем толковать? — сказал я собравшимся.
Мое спокойствие и то, как я смотрел на них, похоже сбило пацанов с панталыку.
Но разговаривать со мной никто не собирался. Собирались просто бить, после чего мне прямая дорога в травм-пункт, это минимум.
Первым ко мне шагнул «меченый». Правильно я оценил его, как самого опасного. В драке я его не видел. На пацанском разборе он в грудь хорошо от меня получил, теперь, видно, хочет поквитаться.
Подняв руки «меченый» прыгнул, выбрасывая правую руку вперед. Как он меня достал? Надо ж так умудриться — ударить одновременно двумя руками и в разные места. Фирмач отлетел, так же быстро, как и наскочил. Приложил он меня не хило, но и сам получил будь здоров, цацкаться я не собирался, бил со всех сил. В челюсть и по ребрам успел отработать. «Меченого» аж согнуло, а я и вида не подал, не смотря на жуткую боль в груди. Спокойно повернулся, так как двое, что сзади стояли, шагнули вперед.
— Отойдите. — «Меченый» поднялся. — Я сам.
Он потрогал разбитую губу, облизнулся, сплюнул, и извлек из кармана… кусок велосипедной цепи.
М-дя, совсем хреново у него с головой. Цепью надо уметь бить. Именно уметь, иначе получается «обезьяна с гранатой». Тяжелая гибкая цепь инертна и опасна для самого хозяина. Если он промахнется по цели, то запросто себя огреет. А велосипедная цепь гнется в одной плоскости. Это дает мне шанс. Я даже улыбнулся. «Меченого» это разозлило, а злость плохой советчик. Фирмач сделал два круговых взмаха и уверенно пошел на меня. Внимательно смотрю на его руку с цепью. От двух свистящих взмахов ушел легко, при этом следя за тем, как «меченый» сам уворачивается от цепи. На третий раз я шагнул в сторону и вперед. Левой рукой поймал его кисть и дернул вверх и от себя. Цепь просвистев смачно хлестанула своего хозяина. Я тут же перехватил цепь и рванул её на себя. Фирмач взвыл. Ну да, больно, руку и бедро… а нечего железками баловаться!
Цепь мне ни к чему, хотя могла бы помочь. Раскрутил и запустил её вверх. Она перехлестнулась в ветвях. Вот и отлично.
— Че стоите, мля! — чуть не плача крикнул «меченый».
Пацаны кинулись вперед.
Сначала они больше мешали друг другу. Но потом…
Удары сыпались со всех сторон. Я крутился, как мог, и сам бил, но на один мой удар тут же получал три. Уклонится, или отбить не получалось. Даже скользящие удары стали отдаваться болью. Сбили с ног. Чуть согнулся и закрыл голову руками. Спина, бока тупо болели. Кто-то по горлу попал, чуть не задохнулся. Топтали жестко. Сознание выключилось взрывом в голове.
Не знаю сколько я в отключке лежал. Где и что болит уже можно не спрашивать. Болело все. В голове словно набат с частотой пульса бьёт, плюс однотональный звон в ушах, и сквозь все это слышу знакомый голос:
— Так-так, и что мы тут видим?
«Андрон с серьёзными людьми дела имеет, — сказал тогда Вершина. — Кто ты для него? Мелкота. Не будет он делом рисковать, можешь быть спокойным. Вот Макс да, на тебя очень злой».
Нет, Вершина, тут ты ошибся, не Макс на меня злой, а его старший брат. И видно очень больной на голову, раз опускается до мелкой мести младшему в два раза пацану.
— Поднимите его.
Меня подхватывают под руки. Кто-то хватает за волосы и поднимает голову. Вижу Андрея Михайловича Громина, собственной персоной. Рядом еще двое взрослых. Смотрят с напускным безразличием.