Владимир Поселягин - Дитё. Князь
Спустившись вниз по улице до снятого дома, я там переоделся в нормальную одежду. Из отеля я выписался ещё сегодня утром, так что вещи были сложены тут же.
Этим же вечером я покинул Лондон и дилижансом отправился в другой город-порт, по пути слегка изменив внешность, чтобы не быть похожим на барона Уильяма. Другие пассажиры всё равно спали, а кучер видел моё лицо в свете факела, так что не думаю, что что-то разглядел и поймёт, что изменился разрез глаз и чуть увеличились скулы.
Меняя внешность, я выбрал для стандарта Тома Круза, так было легче работать, когда есть установка под определённый тип лица.
На небольшом рыбачьем судне я пробрался через Ла-Манш и оказался во Франции. Утром, когда я обедал на набережной в порту Англии, в небольшой таверне, изучил свежую прессу. Там было сообщение о бале в столице. Но только как о свершившемся событии, и всё, молчок, но вот когда перебрался во Францию… Это что-то с чем-то. Газеты раскупались мгновенно, смеющиеся французы громко декламировали сообщения, написанные на первой странице. Там же были фото. М-да, французская пресса работать умела, тем более в подобных случаях. Даже, вон, фотографии где-то достала, видимо хорошо заплатила.
Тут мальчишки принесли ещё кипы свежих газет, и я, наконец, смог купить и себе экземпляр, не слушая народных добровольных глашатаев, декламирующих репортажи журналистов.
На первой же странице бросался в глаза заголовок: «Оргия в Букингемском дворце, или тайная жизнь британской элиты?»
Под заголовком было вполне обычное фото. Фотограф снял королеву, когда она прошла в зал в сопровождении своей свиты. Надменные позы, надменные чопорные лица, строгие бальные платья. На другой фотографии были трон королевы и она сама. На спинке висели огромные панталоны. Фотограф знал своё дело, было хорошо видно часть трона, герб над ним и спины свиты между раздвинутых полных ног, но никакого разврата. То есть показано всё и ничего, не подкопаешься.
Хихикая, слыша такой же смех вокруг, я читал газету на террасе дорогого кафе на набережной Гавра и пил утренний кофе с ароматными, ещё горячими булочками с повидлом, которые тут почему-то называли круассанами.
Газета привела меня просто в великолепное расположение духа. Свернув её и убрав в дорожную сумку, что лежала под столом рядом с оружейной, я доел завтрак и, подхватив сумки, направился в сторону ближайшего отеля. Нужно добыть документы, по которым можно отплыть в Россию. Пора, пора повидать государя.
Документы добыть было не трудно: заплатил портовому служащему, имевшему вид пройдохи, и он выдал мне всю нужную информацию, у кого и сколько стоит. Причём документы будут настоящими. Так я и сделал, причём купил два экземпляра, мало ли. Этим же вечером я выписался из отеля и на попутном паровом цельнометаллическом судне отплыл в Россию. Это судно тоже было типа «Хог Айлендер», только французской постройки. Правда, сделанное с отвратительным качеством. На тех кораблях, что сделал я, стояли динамо-машины и был электрический свет во всех каютах и прожекторы, а тут ничего подобного не было, освещалось всё масляными фонарями. Да и ход был паровым, на угле, а не на мазуте, как у моих транспортов. Те-то пошустрее были, и автономность увеличена.
Но как бы то ни было, с мелкими правками за всё время пути я сменил внешность и фигуру, став низкорослым крепким пареньком с полной личиной Тома Круза. Менять внешность, используя свои умения, у меня в последнее время из-за обширной практики получалось всё лучше и лучше.
За десять дней, с заходом в порты Дании и Норвегии, грузопассажирское судно, наконец, добралось до России, до столицы Российской империи Санкт-Петербурга.
Сойдя на берег, я прошел регистрацию на таможне – говорил только на французском, делая вид, что не понимаю русского. Кучеру пришлось трижды повторить название гостиницы, пока он не довёз меня до места. Там портье совершенно спокойно общался на языке Наполеона, так что он быстро устроил меня в не особо дорогой номер для иностранцев со средним достатком. Разобрав вещи, я переоделся в одежду для прогулок, решив начать выполнение своих планов и не тянуть время. Особо оставаться в России мне не хотелось: сделал дело – гуляй смело.
Прогуливаясь по улицам, разглядывая архитектурную красоту города, я вдруг обнаружил за собой слежку, причём довольно профессиональную. На воров это не похоже, а вот на жандармов вполне.
У меня были планы снять комнату и оборудовать её как свою берлогу для смены личностей, переодеваясь по мере надобности, однако обнаруженная слежка поломала мои планы. Вернувшись в гостиницу, обнаружил, что в моих вещах рылись, отчего я сразу же закатил скандал, сообщив, что сейчас же иду в посольство Французской республики и сообщу прессе, как обращаются с иностранцами в такой вроде бы приличной стране. Портье и управляющий гостиницы, что стояли в коридоре у моей комнаты, то бледнели, то покрывались красными пятнами и лепетали что-то о том, что горничная перестаралась.
Собрав вещи, я покинул эту гостиницу, заселился в другую, что принадлежала посольству Германии, у Франции своей не было. Про свои обещания я не забыл, нужно было держать марку иностранца. Написал заявление послу с сообщением об обыске моего номера и слежке и просьбой разобраться с этим делом. Также я написал, вернее секретарь посольства под мою диктовку написал два письма в иностранную прессу и одно в местную газету, что придерживалась либеральных взглядов и сразу напечатала моё воззвание. Я его прочёл в следующем же номере газеты, продолжая делать вид, что не знаю русского, прося местных перевести.
Если кто думал, что от меня отстали, то нет, к моему разочарованию, слежка была усилена, разве что в номер теперь никто попасть не мог. Я заплатил прислуге и портье, они охраняли мой номер и даже спугнули вора, как они считали, что лез в одно из окон моих апартаментов.
Пришлось обдумать ситуацию и принять решение.
На пятый день моего пребывания в России, когда я прогуливался по набережной и неосторожно вышел на проезжую часть, любуясь лепниной одного из домов, меня сбил наёмный экипаж, что нёсся куда-то с пассажиром, оказавшимся норвежским морским капитаном. От удара меня отшвырнуло в сторону, и я заорал от боли в сломанных руке и ноге. Из ноги, порвав кожу, торчала окровавленная кость и белела свежим изломом. Я орал про то, что меня хотят убить русские, уже покушавшиеся однажды на мою жизнь, убийца не смог пролезть в окно, был обнаружен прислугой и бежал. Никто не заставит меня замолчать! За мной ведётся слежка, и в моём номере роются, переворачивая вещи! Именно так встречают местные органы правопорядка всех гостей своей столицы!
Так я и орал, пока меня грузили на сбившую меня повозку и везли сперва в ближайшую больницу, где какой-то коновал, представившийся врачом, вправлял мне кости ноги и руки и накладывал гипс. А потом меня перевезли в мою гостиницу, оставив под присмотром немецкой прислуги. Это была моя просьба ещё в больнице, выполненная прибывшим представителем посольства Франции. Я ему по секрету, громким голосом сообщил, что меня тут в больнице наверняка убьют, и просил предоставить охрану.
К моему удивлению, охрана из сотрудников посольства действительно была предоставлена, даже на лапу никому не пришлось давать. Один караулил под дверью, второй под окном.
К моему внутреннему возмущению, оба окна заколотили гвоздями. Местный управляющий очень серьёзно отнёсся к заявлению, что на меня покушались, тем более об этом написала та самая либеральная газетёнка, шавка на кармане всех, кто заплатит, да и во Франции должен подняться шум с этим делом. Это мне обещал секретарь посла. Дело-то серьёзное.
Вот этого мне было не нужно. Документы, конечно, настоящие, но проверка покажет, что никакого Мишеля Кеплера, архитектора из Гавра, не существует и по указанному адресу его никто не знает, так что следовало поторопиться.
На следующую ночь пришлось разыграть целое представление, пожертвовав литром крови. Ничего, всё равно за час организм выработал замену, а переломы я давно залечил, ещё в больнице, после того как мне наложили гипс, только синяки не тронул.
Одним словом, я порвал простыни, облил их кровью, разбрызгал её на стены, бросил окровавленный нож из своих запасов – купил его до этого в сувенирной лавке. Нож был русский, с клеймом.
После этого я избавился от гипса, убрав его в сумку – потом выкину где-нибудь по пути, тут таких улик оставлять нельзя. Через окно мне номер не покинуть, так что пришлось выходить через коридор. Дистанционно усыпив охранника в коридоре, я вышел и нанёс ему два удара по голове, поставив две крепкие гематомы.
До самой двери, что вела во двор, пришлось оставлять следы волочения и капли крови, но справившись с этим, я растворился на ночных улочках Питера. Мой путь лежал в порт. Именно там я избавлюсь от улик, сменю одежду и запах тела, чтобы собаки не брали след, после чего примусь за государя. Так я и поступил, незаметно спрятав вещи на борту голландского парусно-парового судна. Валить из России я собирался зайцем. Вахтенный у трапа спал, так что пробраться на борт и покинуть корабль труда не составило. Только после этого, сменив одежду и запах тела, я нашёл у круглосуточно работающей портовой таверны ожидающий клиента экипаж и велел везти меня к окраине столицы, назвав адрес рядом с трактом, что вёл к Царскому Селу.