Скучная жизнь одного Бон Хва (СИ) - Хонихоев Виталий

— Если бы у тебя выносливость была нормальной, если бы связки укреплены были… если бы, если бы, если бы… ну да ладно, придется рискнуть, малыш. Из школы они нас все равно не выгонят, так Юна говорит…

— Старший, ты чего задумал⁈

— Мы не сможем танцевать с ним тут долго. Выносливости не хватит. Мышцы молочной кислотой нальются. У нас очень мало времени. А значит и выбора особенно нет. — Старший подлавливает Хана на том же самом — что тот на секунду не может убрать ногу сразу после удара — и бьет его ботинком по голени сбоку, словно косой срезал! Удар сильный, от такого удара даже у него кости ныть начали, а ведь он в тяжелом ботинке, на голени у него футбольная защита, а Хану — хоть бы что!

— Нет, бегать бесполезно. — заключает Старший : — бесполезно и бессмысленно. Вырубить его сейчас? Можно. — в голове тут же вспыхивает комбинация как именно это сделать. Старший не зря «прикармливал» Хана, постоянно ударяя по голени одной и той же ноги. Несмотря на всю свою ярость, Хан бессознательно начал беречь эту ногу. Так что в следующий раз — обозначается удар в эту ногу, Хан обращает туда внимание и… короткий прямой в голову, встряхивая ее, одновременно уходя чуть в сторону для замаха. Потом — хук правой в челюсть и все. Даже если ты суперберсерк, нокаут есть нокаут. Но что потом делать? Падать вместе с ним? Или остаться стоять и плевать на Мэй и ее выкрутасы?

— Совсем прижмет — так и сделаем. Но пока у меня есть одна идея…

Глава 32

Глава 32

В какой-то момент он вдруг почувствовал, что стал спокоен. Митр вокруг — стал прозрачным и понятным. У всего была причина и следствие, все было легко и понятно. Искусственное покрытие бейсбольного поля, имитирующее зеленую траву, розовый пузырь жевательной резинки, выдуваемый девушкой, сидящей на скамейке у края поля, открытый рот какого-то школьника, который кричит, не то подбадривая, не то наоборот — оскорбляя… все это — словно замедлилось.

…и его воины бросались в бой без кольчуги, ярились, как бешеные собаки или волки, кусали свои щиты, и были сильными, как медведи или быки. Они убивали людей, и ни огонь, ни железо не причиняли им вреда. Такие воины назывались берсерками… — звучит в голове голос Старшего: — о дин мог сделать так, что в бою его недруги становились слепыми или глухими, или наполнялись ужасом, а их оружие ранило не больше, чем хворостинки, и его воины бросались в бой без кольчуги, ярились, как бешеные собаки или волки, кусали свои щиты и были сильными, как медведи или быки. Они убивали людей, и ни огонь, ни железо не причиняли им вреда. Такие воины назывались берсерками.

— Я — вижу. — отвечает Бон Хва, отчего-то совершенно спокойный. Это спокойствие проистекает не из того, что он стал сильнее не потому, что уверен в своих силах и мудрости Старшего. Нет, он отчетливо понимает, что поединок не закончен и что он может проиграть. Более того, он может быть покалечен, ведь Хан больше не сдерживает ни свою силу, ни свою скорость, ни свою ярость. Спокойствие и уверенность идут от принятия и понимания. Принятия того факта, что его могут тут убить или покалечить.

— Одетые в медвежьи шкуры, рвущие людей на части, погруженные в то, что на Востоке называют «амок» — эти воины назывались берсерками. Ангрим, сын Старкада, Ульф Бьяльфасон, прозванный Вечерним Волком, Бьерн Бледный, Торир Пивное Брюхо и Эгмунд Злой, Ивар Бёггуль из Саги о Хальфдане Эйстенссоне… все эти воины назывались берсерками.

— Я — понимаю. — отвечает Бон Хва, и правда понимая.

— Понимаешь? Не время спать, малыш. Помоги-ка мне. — Старший передвинул ногу, это было медленно и тяжело, они двигались так, словно были глубоко под водой в тяжелых водолазных костюмах начала прошлого века — с железными ботинками, свинцовыми грузилами на поясе и медным шлемом-колоколом.

Пауза прервалась так же внезапно, как и началась, понимание — ушло так же, как и пришло и Бон Хва опять откинулся назад, чтобы не мешаться. Со стороны он увидел, как он — оказался сзади у Хана, передвижение было настолько быстрым, что противник на секунду потерял его из виду. Несмотря на всю свою ярость и скорость, Хан из семьи Кан — был невысокого роста и не такой уж и мускулистый, скорее даже худощавый.

Хан стоит прямо перед ним, оглядываясь по сторонам и не понимая, куда же делся его противник. Старший шагает вперед, захватывая его поперек туловища со спины и слегка приседая.

— Когда ты поднимаешь противника — всегда делай это ногами, а не спиной. Присел, перехватил и — поднимаешь, выпрямляя ноги, а уже потом — спину, мышцы работают в унисон, такой же волной, как и при ударе «рука-плеть»! Захватил, присел, подбил, поднял и…

Бон Хва видит, как его собственное тело — выпрямляется, поднимая Хана в захвате, выше и выше, прогибаясь в спине и пронося противника над собой, еще выше, скручиваясь в сторону…

— Бросок прогибом! — рычит Старший и Хан — описав красивую параболу в воздухе, беспомощно взмахнув руками — падает вниз, втыкаясь в искусственное покрытие, а Старший — обрушивается на него сверху!

Тут же — отпускает его и вскакивает на ноги. Смотрит на противника. Хан некоторое время лежит не двигаясь. Просто лежит, как мешок с мусором и на секунду Бон Хва становится страшно. Что он — убил его, ну или покалечил так, что тот теперь не сможет ходить и его посадят в тюрьму или заставят всю жизнь ухаживать за калекой…

Но вот Хан — повернул голову. Зашелся в кашле. Сел и помотал головой, схватившись за грудь, так, словно ему было больно.

— Бросок прогибом, или как у вас это называют — суплекс. Падение происходит по большой амплитуде, почти с высоты собственного роста, а захват поперек туловища вынуждает противника упасть так, что у него перехватывает дыхание. Он падает на спину, сгибаясь и повреждая грудную клетку. После такого падения можно и не встать… но Хан легкий, а потому он способен перенести такое. Был бы на его месте стокилограммовый мужчина, тот бы минут двадцать потом валялся. Такое падение вышибает из тебя дух к чертям собачьим.

Бон Хва смотрит на сидящего Хана. Вокруг царит тишина, даже группа поддержки Хана перестала кричать, все замерли, глядя на происходящее.

Хан — кривит лицо и встает. Встает тяжело, не легким прыжком, но так, словно бы весь день вагоны с углем разгружал — сперва подняв одну ногу, опираясь о колено другой, перенеся центр тяжести вперед и наконец — выпрямившись.

Бон Хва смотрит как тот — поднимает руки вверх, сжимая кулаки и делает шаг вперед.

— Если тебя в бою вырубили, да так, что у тебя нокаут или нокдаун случился — то весь боевой запал сразу пропадает. Не знаю, как это действует, но в один момент ты полон адреналина и тестостерона, готовый разорвать врага на десять тысяч маленьких медвежат, но вот прилетел хороший хук в челюсть — и все. Агрессия, гнев, злость — все как рукой сняло. Чтобы снова почувствовать себя берсерком — нужно будет снова ярости набраться… а мешочки с гормонами и нейромедиаторами не бесконечные. Такие вот ребята как этот Хан — не могут драться на холодную голову, им нужно сперва себя завести. А нокаут действует как сброс всех боевых гормонов… и когда человека бросают прогибом через голову по высокой амплитуде — то обязательно выключение будет, пусть на долю секунды. Так что теперь Хан на одной силе воле двигается. Ему нужно разозлится снова, без этого он не сможет драться.

— Так он просто сейчас возьмет и разозлится, чего ему. — Бон Хва вспоминает перекошенное от гнева лицо Хана. Такому разозлится — раз плюнуть. Он по умолчанию злой всегда.

— Не так просто разозлится на пустом месте. Тем более, когда твой противник не дает тебе повода. А еще — он сейчас очень устал. От перепада гормонов устаешь так, словно весь день тяжело работал. У него сейчас руки тяжелые, он ноги едва передвигает… а стоит только на силе воли. Его сейчас не только я — любой тут может запинать. И он это знает. Без своего «берсерк мода» он просто худой паренек невысокого роста, понимаешь? Но и сдаться он не может, это немыслимо… так что он вперед на одном упрямстве пойдет. Будет пытаться восстановиться во время боя, экономить усилия, отдыхать… но это не его стиль. Он не умеет так делать. На длинной дистанции он проиграет. Проиграет неминуемо. Так что…