Декабристы. Перезагрузка. Книга вторая (СИ) - Янов Алексей Леонидович

- Сделаем! - Мельников повел кадыком, сглатывая слюну.

- Во-вторых, полюбуйтесь-ка вот на этих господ, - я указал в сторону Черепановых, сидящих «тише воды, ниже травы».

Присутствующий при разговоре в новом качестве министра Базен синхронно с Мельниковым устремили на уральцев свои взгляды.

– Выделите им помещение под Конструкторское бюро, необходимое для строительства паровозов.

- Но позвольте … - всполошился Базен, - если они будут конструировать паровозы, то не лучше их разместить сразу при специализированном заводе?

- Не беспокойтесь Петр Петрович. Детали локомотивов будут производиться сразу на нескольких заводах, там, у господ Черепановых будут свои отделы. Один профильный завод сейчас все это хозяйство просто физически не потянет. В будущем, возможно, КБ и сменит свою дислокацию, ну а пока побудет у вас, тем более что КБ будет нуждаться в вашей помощи, в ваших расчетах и так далее. Поэтому, возражения не принимаются! И имейте в виду, что вся работа мастеров Черепановых будет находиться под моим самым пристальным надзором и если кто-то вздумает чинить им какие-либо препятствия, то такие субъекты ответят по всей строгости закона! Надеюсь, я ясно выражаюсь?

Базен и Мельников клятвенно заверили «палок в колеса не вставлять», пообещав всеми силами поспособствовать работе нового КБ-2. Ну, да, кто бы сомневался! Особенно после столь грозных речей и предупреждений со стороны главы государства.

На этом мы и расстались. Черепановых оставил в институте, пообещав на следующей неделе прислать к ним «на поклон» директоров и инженеров питерских заводов, которые будут участвовать в производстве всей необходимой номенклатуры паровозных деталей. А также вручил им отдельное постановление, по которому именно Черепановское КБ отвечает за координацию усилий столичных предприятий с целью разработки и последующего налаживания производства локомотивов, подвижного состава и ж/д путей, про себя искренне надеясь и веря в то, что уральские мастера-самородки меня не подведут.

***

В конце марта, как только закончилось строительство телеграфной линии, соединяющей две столицы, окончательно, вместе со всем Кабинетом министров, переехал из Зимнего дворца в московский Кремль.

Строительством в стране телеграфных линий, как не трудно догадаться, занималась государственная компания под управлением Шиллинга. Помимо телеграфа, Павел Львович, вместе со специалистами из Морского ведомства, курировал еще и разработку «электрических мин». Новые образцы этих проводных мин регулярно испытывались Шиллингом в Кронштадте. О самодвижущихся минах-торпедах я пока помалкивал, ждал, когда появятся новые специалисты, которым можно было бы всецело доверять. В моих глазах, все достоинства Шиллинга, при всем моему к нему уважении как к человеку и изобретателю, полностью перечеркивались его связями с европейским масонством. И если телеграфная связь, вот уже несколько лет, как ни для кого в мире не являлась секретом, то создание принципиально нового, революционного морского оружия, в силу вышеназванной причины, Павлу Львовичу я поручить никак не мог.

Московский Кремль, помимо своих прочих достоинств, мне импонировал, прежде всего, как место, где можно было на куда более высоком уровне обеспечить как собственную безопасность, так и в целом охрану разворачивающихся здесь правительственных учреждений. У въезда на территорию Кремля и дворцов повсеместно ССБ были установлены посты комендатуры. Сторонних посетителей самым тщательным образом досматривали, выдавали временные пропуска.

Правда, сейчас, Кремль напоминал большую строительную площадку, что вызывало вполне понятные неудобства. Многих привычных мне зданий, в том числе и Большого Кремлевского дворца, еще не было даже в проектах, поэтому приходилось импровизировать, рассредоточивая отдельные министерства за пределами Кремлевских стен, в конфискованных особняках монархистов. Лично я, вместе с администрацией верховного правителя, расположился в бывшем доме митрополита (Малый Николаевский дворец). Правительство разместилось в здании Присутственных мест (Сенатский дворец).

Архитекторы Стасов, Солнцев, Герасимов, отозванный из Рима Тон, по распоряжению Правительства, проводили реставрационные и строительные работы на территории Кремля. Под руководством этих архитекторов началась разборка всех старых дворцовых сооружений, за исключением Теремного дворца, Грановитой и Малой Золотой палат, дабы включить их в общую систему запланированного здесь правительственного комплекса.

Мои размышления прервал секретарь, сообщивший, что в приемной ожидает министр финансов. Егор Францевич Канкрин был человеком интересной биографии. Начинал он с должности управляющего казенным соляным заводом, затем последовали разные должности в МВД. Его сочинение "О средствах продовольствия больших армий" заметил император, и Канкрина перевели в военное ведомство по интендантской части. В 1812 году он служил генерал-интендантом сначала 1-й Западной армии, затем руководил интендантской частью всей действующей армии. В 1820-м вернулся на статскую службу. С 1821 года - член Государственного совета по департаменту государственной экономии. Автор книг "Всемирное богатство, национальное богатство и государственное хозяйство" (1821).

Человеком он был честным до щепетильности, ненавидел взяточников и казнокрадов. Отличался обширными познаниями, острым умом, необыкновенной работоспособностью, и что не менее важно – умением отстаивать свои взгляды и претворять их в жизнь, несмотря на недовольство и интриги чиновничьего аппарата. Кроме того, мне в нем импонировало, что осторожное отношение к новшествам и неприятие резких перемен Канкрин сочетал с готовностью идти на реформы в тех случаях, когда они необходимы, например, еще в 1818 предлагая план освобождения крестьян. Самым важным было убедить Канкрина в нужности и полезности для экономики и финансов России того или иного начинания – и дальше можно было не беспокоится, Егор Францевич «костьми ляжет», но порученное ему дело сделает.

Экономика страны и ее финансовая система, подорванная революцией и гражданской войной, нуждались в экстренных реформах. Но не только лишь Гражданская война была повинна в сложившейся ситуации. Вследствие продолжающейся промышленной революции на Западе, российская экономика и финансовая система постепенно погружались в очень сложное для себя положение. Прежде всего, это отражалось на российском экспорте.

С прекращением наполеоновских войн на континенте, зерновые цены как в России, так и в Европе резко упали, и сейчас они держались в исключительно низких диапазонах, по сравнению с прежними годами. Вместе с упадком цен прекратился и рост экспорта, а с ним замерло и развитие помещичьего хозяйства. Мировая потребность в пеньке, парусине, мачтовом лесе, с начавшимся переходом флотов на паровую тягу резко сокращается. А благодаря технологическому обновлению английской металлургии был нанесен мощнейший удар по нашему экспорту металлов. Технологические новации позволили настолько повысить производительность металлургии в Британии, что производить железо там стало выгоднее, чем импортировать из России.

Все это происходило, конечно, не одномоментно, но последствия всех этих давно начавшихся процессов по-настоящему начали сказываться на России как раз в конце 20-х годов. Ситуация для страны все еще не была катастрофической, у нас имелись и средства и ресурсы для того чтобы сохранить и суметь воспользоваться импульсом, полученным в XVIII – начале XIX вв.

Отечественная промышленность, получившая толчок к развитию в годы континентальной блокады, продолжала расти, причем довольно приличными темпами. И этот рост был бы куда более быстрым, если бы не узкий внутренний рынок, сдерживающий развитие русских мануфактур. Царское правительство до недавних пор решало эту дилемму, прибегая к протекционизму, таким нехитрым образом, защищая российский рынок от английской конкуренции, а с другой стороны, искало новые рынки. Вывозить русские промышленные товары в Европу, по целому ряду объективных причин, не было серьезной возможности. Рынки были на Востоке – в Турции, Иране, Средней Азии. Царская внешняя политика становилась экспансионистской.