Алексей Волков - По обе стороны фронтира
Потом отец улыбнулся и добавил:
– Вон уже и усики растут.
Яков недоверчиво провел рукой над верхней губой. В самом деле, там уже пробился мягкий пока пушок. Не настоящие усы, действительно усики, да отрастут. Куда они денутся?
Мехико, столица Русской Америки
– Поселенцы вели себя так, будто земля вокруг принадлежит им, – Николай Николаевич рассказывал не спеша, тщательно подбирая слова. – Внезапно потребовали, чтобы ни один индеец не приближался к их территории на расстояние мили под угрозой немедленной смерти. Главное – действительно стали стрелять. Двух проезжавших мимо арапахо убили наповал, и лишь третьему удалось уйти. При попытке выяснения отношений вели себя нагло, грозились, будто на их защиту из Вашингтона прибудут войска. Оскорбляли местных жителей, ну последние и не выдержали. Гонец действительно был послан, просто пока в Вашингтоне шли дебаты, пока утрясали, слушали, постановляли, было уже поздно. А арапахо, соответственно, обратились к нам.
Наместник слушал внимательно. Он уже читал обстоятельный доклад Муравьева, но не все же доверишь бумаге!
– Николай Николаевич, кого вы считаете в данном конфликте правым? – спросил Резанов.
– Арапахо, – ни секунды не колеблясь, ответил полковник. – Надо же как-то считаться с исконными владельцами тех земель! И уж нападать первыми под надуманным предлогом… Есть же разница – отражать набеги и самим первыми вторгаться на чужие земли.
– Вы меня не убеждайте, – чуть улыбнулся Наместник. – Я-то все понимаю. Да и арапахо фактически отдались под наше покровительство, и мы не имеем права обмануть их ожидания. По верности слову о нас другие судить будут.
Помолчали. Муравьев служил под началом Резанова не первый год, и они научились понимать друг друга. Например, сейчас Николай Николаевич чувствовал – Резанова что-то гнетет. Сильно гнетет, хотя он старается ничем не выдавать собственных чувств.
Но спрашивать у старшего по положению об его заботах не принято, потому оставалось сидеть и ждать, вдруг тот поведает сам? Если данные вопросы находятся в компетенции обычного командира егерского полка, пусть и выполняющего порою некоторые выходящие за рамки непосредственных обязанностей поручения.
– Его Величество недавно прислал письмо, – вдруг сказал Резанов. – Опять говорит, чтобы по мере возможности избегали любых конфликтов с северными соседями. И о недопустимости нашего распространения за пределы нынешней территории. Но договор утвердил, предупредив, в последний раз. Как понимаю, не хочет, чтобы Наместник терял свое лицо как перед подданными, так и перед коренными жителями. Наше счастье, что удалось избежать столкновения. В противном случае, боюсь, вместо наград нас ждало бы Монаршее взыскание.
– Командовавший карательной экспедицией майор сам перепугался моего появления. Он же не знал, что, кроме свиты, никого со мной нет. Вот и был готов отступить без боя – лишь бы не подвергнуться разгрому. Вдруг там уже оказался целый полк?
– Наше счастье, – повторил Резанов. – А тут еще Липранди одновременно предостерегает о возможной насильственной смене власти в Вашингтоне. Мол, определенные круги крайне недовольны нерешимостью нынешнего президента и готовы предъявить ему импичмент, – Наместник без запинки произнес новое в государственных делах слово. – Возможно, устранить его иным путем. Соответственно, в ближайшее время возможны осложнения со Штатами, вплоть до войны – если они на нее решатся. Иван Петрович предлагает на всякий случай целую операцию против наших внутренних инсургентов. Тех, кто затаился в сельве на территории Веракруса, равно и всех, кто состоит во всевозможных тайных антиправительственных обществах. Если с так называемыми повстанцами все ясно, то насчет обществ опять-таки требуется позволение Императора. Он по каким-то соображениям за одни слова старается никого не наказывать. В случае прямых выступлений – дело иное, но пока дело ограничивается болтовней…
– Сегодня – болтовня, а завтра? – Николай Николаевич явно вспомнил собственные юношеские мечтания о свободе.
Но в юности кажется – достаточно одного усилия, и весь мир сразу станет лучше. А с возрастом поневоле задумываешься – лучше ли? Одной крови прольется столько, и все ради того, чтобы какие-нибудь проходимцы сумели воспользоваться ситуацией и взять власть в свои руки.
Франция до революции была великой державой. Только итог…
Нет, лишь плавное развитие государства без всяких смут и внутренних потрясений. Особенно здесь, в далекой американской колонии. И крепостное право в метрополии обязательно будет отменено. Главное – делать все взвешенно, на века. Благо, малоземельные крестьяне смогут отправиться за океан. Тут-то места хватит всем.
Только война… И не вмешаться нельзя, без России индейцев могут вообще уничтожить, и вмешиваться чревато. Не такие и мирные обитатели Великих Равнин. Сколько проблем с теми же команчами. И действовать в стиле соседей не стоит, и вообще бездействовать – постоянно находиться под угрозой налетов.
Проблем…
– Вот такие на данный момент дела, Николай Николаевич, – подвел итог Резанов. – Ладно. Пройдемте к столу. Кончита ждет. Ей же тоже интересно побеседовать с вами. О поездке, о семье, о родственниках. Посидим втроем, а чуть позже – общий обед, – Наместник улыбнулся счастливо, как человек, нашедший верную спутницу во всех делах.
– Спасибо, Николай Петрович, – поблагодарил Муравьев, поднимаясь вслед за хозяином.
За обедом, как всегда, народу будет столько…
– Я сегодня же вышлю Его Величеству некоторые соображения по всему, о чем мы с вами говорили, – по пути в малую гостиную поведал Резанов. – Жаль, расстояния великоваты. Пока судно пересечет океан, уже навигация на Балтике закончится. Значит, до Кенигсберга, а потом уже сухим путем. Да и любит наш Государь путешествовать. Где-то он теперь?
Разумеется, ответить на последний вопрос полковник не мог. Он так давно не был в России… Хотя, здесь же тоже она.
– Надеюсь, – продолжил Наместник, – Государь положительно ответит на мои прожекты. Где-то в середине декабря сего восемьсот двадцать пятого года бумаги должны быть у него. А пока нам остается только ждать. Несколько месяцев – не велик срок. Что за время сие случится?
И сам себе ответил:
– Особенного ничего…
