Александр Мазин - Цена Империи
Раньше чем тюремщик успел что-то сообразить, спешившийся Луций уже отобрал у него связку.
– Пошли!
Вдвоем они устремились внутрь.
Из караульного помещения внутри здания выбрались несколько стражников: поглазеть. Еще один, порасторопнее, побежал за начальством.
Прошла пара минут…
Коршунов, не выдержав, спрыгнул с лошади, намереваясь последовать за Луцием и Хрисом.
– Подожди, – бросил ему Черепанов по-русски. – Пацаны сами справятся.
И точно: на пороге, щурясь от яркого солнца, появилась Анастасия. Увидела Коршунова, просияла…
Алексей тоже расцвел улыбкой…
– Это что такое?! Куда?! Кто разрешил?!
Старший тюремщик, в одной тунике и наспех завязанных сандалиях, бежал через двор. – Куда? Не пускать!
Толстяк бросился к Анастасии, Коршунов – наперерез, но Луций успел раньше и встал между женщиной и тюремщиком.
– Ты! – начальственно бросил Черепанов. – Подойди сюда!
Старший тюремщик при виде принцепса несколько поостыл.
– Читай! – велел Черепанов, поднеся табличку к заплывшим жиром глазкам.
Старший тюремщик читать умел. Но содержание таблички ему не понравилось. И легионеров он не испугался. Это его тюрьма! Он здесь хозяин!
Толстяк бросил алчный взгляд на Анастасию. Он не любил, когда его желания не удовлетворяются. С другой стороны, печать эдила – настоящая и приказ недвусмысленный. Но эдил еще не видел ее признания.
– Приходите завтра, – сказал тюремщик. – С утра. Я оформлю все документы…
– Какие еще документы? – процедил Черепанов.
– Признание преступницы! – старший тюремщик самодовольно усмехнулся. – Мы тут тоже, принцепс, не зря жалованье получаем…
– Признание? Хм-м-м… не верю! Покажи!
Через несколько минут ему были вручены исписанные каллиграфическим почерком Анастасии восковые таблички.
За это время в тюремном дворе собралось уже дюжины полторы стражников: поглазеть на скандал.
Черепанов прочитал первую табличку…
– Я это забираю, – сказал он, пряча таблички в седельную сумку. – И заключенную – тоже.
– Нет!
Тюремщик покраснел от возмущения. Что он себе позволяет, этот вояка?
– Вернуть преступницу в камеру! – скомандовал он своим.
Анастасия спряталась за спиной Коршунова. Алексей выхватил меч.
– Ты что же, кентурион, биться с нами будешь? – искренне изумился старший тюремщик.
В следующее мгновение глаза тюремщика вылезли из орбит, а из его спины выглянула заостренная стальная полоска сантимеров пять длиной.
– Никто не смеет протянуть лапы к моей жене – и остаться в живых! – процедил Коршунов.
Привычным движением он провернул меч и выдернул клинок наружу.
Стражники оцепенели. Наступила тишина, которую нарушил лишь звук падения грузного тела, а затем спокойная реплика Луция.
– И впрямь у вас в готии куют отличную сталь, – заметил Ингенс-младший.
– Это не готская работа, – сказал Коршунов, вытирая клинок и возвращая его в ножны. – Боспорская. Хочешь такой же?
– Лучше – покороче.
– Будет. Весной привезу.
– Заранее благодарен.
– Доложите эдилу, – сказал Черепанов ошеломленным стражникам. – Аласейа, великий германский рикс на службе Рима, убил вашего старшего за то, что тот покушался на его жену. О сумме выкупа, которую рикс потребует с курии города за покушение на свою честь, будет сообщено позже. Так, рикс?
Коршунов величественно кивнул, подхватил Анастасию, усадил на коня, оттолкнулся от земли и, мягко спружинив, опустился в седло.
– Хрис, – сказал Черепанов бывшему легионеру. – Не хочешь вернуться в легион? У меня есть право вербовать пополнение…
– Прямо сейчас?
– Не обязательно. Собирай вещи и приезжай в лагерь, скажем, недели через две. К этому времени я все оформлю. Не возражаешь?
– Еще бы! Служить у тебя, принцепс, – это честь!
– У него. – Геннадий кивнул на Коршунова, выезжающего из ворот.
– Годится!
– Вале, [56] легионер!
– Вале, принцепс!
– Марш!
Посланные в гостиницу легионеры встретили их за воротами: с запасными лошадьми и вещами.
– Слушай, Генка, мне что, и впрямь потребовать у них выкуп? – спросил Коршунов по-русски.
– С ума сошел! Какой еще выкуп?
– Ну ты же сам сказал…
– Надо же мне было чем-то загрузить стражников! Еще чуть-чуть – и они полезли бы в драку. Не хотелось устраивать мясорубку.
– Понял. И куда мы теперь, в лагерь?
– Нет. В Маркионополь.
– Это еще зачем?
– Разве ты забыл? – Черепанов усмехнулся. – У меня же поручение эдила Том: доставить Анастасию Фока в столицу. Наместнику Мезии…
Глава двенадцатая Наместник Нижней Мезии сенатор Туллий Менофил
– Геннадий Павел, принцепс одиннадцатого легиона? Немедленно веди сюда!
Наместник Нижней Мезии Туллий Менофил поднялся навстречу гостю:
– Приветствую тебя, победитель скифов!
– Приветствие и тебе, благородный Туллий! – Черепанов снял с головы шлем и приложил кулак к груди. – Благодарю, что согласился меня принять!
– Всегда рад видеть тебя, славный принцепс! – наместник хлопнул в ладоши. – Накройте стол в красном триклинии. [57] Мой скромный дом всегда открыт для тебя.
«Скромным домом» наместника был четырехэтажный дворец, вместе с зимним садом и внутренним двором занимавший полгектара.
– Что привело тебя в Маркионополь? Дело или развлечения? Надеюсь, ты не покинешь нас до послезавтрашнего дня и украсишь своим присутствием мой пир, который я дам в честь дня Меркурия? [58]
– Благодарю за честь! – еще раз поклонился Черепанов.
Тут в дверях появился слуга и дал знать, что в триклинии все готово.
– Пойдем, доблестный Павел! – ухоженная ладонь наместника, консуляра и сенатора в шестом поколении опустилась на прикрытое золоченой кирасой плечо принцепса. – Время прандия: [59] пора и нам немного подкрепиться…
«Немного подкрепиться», по понятиям благородного Туллия, – это стол размером с двуспальную кровать, плотно уставленный дорогущими яствами и напитками. И меняли [60] этот стол четырежды. При том, что за трапезой они с Черепановым возлежали вдвоем. Слуги и музыканты в расчет, разумеется, не шли.
Правда, большая часть кушаний и напитков так и была унесена неопробованной. Нужно было обладать прожорливостью Максимина, чтобы съесть хотя бы двадцатую часть предложенного.
– Как чувствует себя командующий Гай Юлий Вер Максимин? – поинтересовался наместник. – Не по его ли делам ты приехал, славный Павел?
– Нет, благородный Туллий, – сказал Черепанов. – Чувствует он себя превосходно. Недавно отправился инспектировать наши прирейнские заставы. Он удовлетворен состоянием войск и уверен, что в ближайшие месяцы, по крайней мере до осени, может быть спокоен за твою провинцию.
Это следовало понимать так: «Можешь не беспокоиться. Страшный фракиец к тебе не нагрянет. Ты ему в июне достаточно отстегнул. Но в конце осени придется снова раскошелиться».
– Пока Риму служат такие, как ты, славный Геннадий, за его границы можно не волноваться!
«Я бы с большим удовольствием платил тебе, принцепс, лишь бы никогда не видеть твоего командующего!»
– Я всего лишь принцепс, благородный Туллий! – напомнил Черепанов.
– Твои деяния многократно превышают твои регалии. В моей провинции твое имя у всех на устах, и полагаю, в Риме тоже кое-что услышат…
«Если будешь хорошо себя вести, принцепс, я замолвлю за тебя словечко перед августами».
– Благодарю тебя!
– Попробуй фазана, он превосходен! Особенно с этим вином!
– Да, у тебя прекрасный повар, благородный Туллий. Даже в Риме я не пробовал лучшего угощения.
«Спасибо, дорогой! Но у меня есть и свои связи».
– Я заметил: твоя латынь стала почти безукоризненной!
«Но ты все же всего лишь варвар…»
– Мой друг консуляр Антоний Антонин Гордиан подарил мне своего ритора.
«Зато у меня такие друзья-аристократы, рядом с которыми ты, уважаемый, просто плебей из Сирии».
– Однако ж мне никогда не сравниться в благородстве речи с такими, как ты и он, – тут же дипломатично добавил Черепанов. – И мне не хватает слов, чтобы выразить, насколько приятно мне твое общество. Однако ж ты вовремя напомнил мне о моем варварском происхождении…
– Что ты, что ты!.. – махнул наманикюренными пальцами наместник. – Твое прошлое…
– Не совсем, благородный Туллий. Как ты знаешь, не столь давно я принял на службу некоторое количество варваров. Согласно указу наших преславных августов – да живут они вечно! А мой легат сенатор Дидий Цейоний Метелл («обрати внимание: не Максимин, а именно твой собрат-сенатор!») назначил двух самых выдающихся риксов кентурионами в моей когорте. Один из них, наиболее славный, в прошлом причинивший немало проблем Риму, а теперь, наоборот, способный, как полагает мудрость наших августов, в силу своих талантов оказать Империи немалые услуги, прибыл в Маркионополь вместе со мной.
