Алексей Борисов - Смоленское направление
Хиротония возведения в сан епископа Ермогена осуществилась де-факто. Уверовши в силу исцеления епископа, к нему хлынули люди. Если бы не сани, то, наверное, задавили бы. Священник стал крестить людей, к некоторым прикладывал руку, давал поцеловать крест. Многие потом утверждали, что излечились от недугов, дедок с рогулькой стал вдуг свободно ходить на двух ногах, некоторые женщины сумели забеременеть, а один из мужичков вдруг потрогал низ живота и заулыбался. Вечером следующего дня к Ермогену подошёл пономарь Печорского монастыря.
– Видение во сне мне было. Сегодня в ночь, у Молоховских ворот, явится нам наш Меркурьевец. – Пономарь склонил голову, ожидая, что скажет епископ.
– Будь рядом, собери всех, мне надо возблагодарить Господа. – Священник подошёл к иконе, опустился на колени и стал молиться, отбивая поклоны.
Плотный туман стоял за стеной, такое состояние погоды, вообще несовместимо с морозом, но зрители, ни сколько не сомневались в Божественном участии.
– Смотрите! Смотрите! – Вдруг закричал караульный на башне.
На фоне тумана показался всадник, держащий голову на ладони левой руки, от которой шло сферическое свечение.
– Это он, из видения. – Прошептал пономарь Георгий.
Дым стало уносить поднявшимся ветром, но изображение от выключенного проектора никуда не делось. Я протёр глаза, не может быть. Всадник оставался на месте.
– Галлюцинация. – Пронеслось в моей голове.
Зажмурившись на несколько секунд, с опаской приоткрыл глаза. Изображение исчезло. Шло двадцать четвёртое ноября.
Тело для похорон облачили в стальные доспехи. Смоляне шли проститься с воином Меркурием, который навеки останется в памяти поколений, как человек, сумевший сплотить смолян и поставить железный щит на пути непобедимых завоевателей.
Глава 22.
Эпилог.
В конце февраля лёд на реке треснул, прошло ещё несколько тёплых деньков, и начался ледоход. Куски белого льда проносились возле крепости, иногда выскакивая на берег, где они замирали, пока другой, более массивный собрат не сталкивал их обратно в воду.
– Масленица завтра. Слышишь Лексей, весна идёт. – Пахом Ильич аж подпрыгнул, наблюдая за движение льда по реке.
– Слышу Пахом Ильич, пошли чучело из соломы делать. – Мы стали подниматься вверх по пригорку, где были распахнуты ворота.
Новгородская команда уже заканчивала устанавливать качели. Девочки, перебравшиеся из Смоленска в крепость, после истории с охотой вместе с Еленой, шумно хихикали в сторонке, кутая миловидные личики в яркие платки. Остановившись, я посмотрел на них, а ведь всё, что тут делается, это именно для них – для детей. Стало чуточку грустно, пройдёт совсем немного времени, и мы больше никогда не увидимся. Мне впервые захотелось остаться здесь, в этом времени.
– Где эта рыжая бестия лазеет? – Степанида вышла из кухни, оглянулась по сторонам в поисках мужа, увидила праздно слоняющихся девчат и твёрдым шагом направилась к ним, поправляя на ходу передник.
– Тётенька Степанида, мы только одним глазком. – Заверещали девочки.
– Кто просил научить кружевные блины делать, а? – Ключнице не хватало только скалки в руках.
– А с какой начинкой блинчики будут? – Поинтересовался у шеф-повара.
– Как с какой? Василий рыбки копчёной побожился достать, шиш бы я его иначе отпустила. – Степанида стояла руки в боки, высматривая, кого бы ещё задействовать на работы.
– Лексей, ты идёшь? – Окликнул меня Пахом Ильич, держа в руках бечёвку для чучела.
Как ни боролась церковь с языческим праздником проводов зимы, так и не смогла совладать с наследием славянских корней. И первый блин, который комом, всегда приносился в жертву душам умерших предков. Этот блин не выкидывали, его отдавали неимущим, тем, кто не имел ржаной муки.
Степанида испекла более двух тысяч блинов, так и уснула прямо на кухне, обессиленная, но с чувством выполненного долга. Перед готовкой, мы поспорили с ней на сапоги, такие, как у Елены. Вот и выиграла спор ключница.
Связь с внешним миром, когда по реке стало невозможно проехать, поддерживалась с помощью подвесного мостика, который был перикинут в пару верстах от нас, расположившись на двух холмиках. Недалеко от того места, где просека выходила на поляну, и речка сужалась до тридцатиметровой ширины, почти там, где мы делали засаду. Пока лёд был крепок, Фрол заготовил брёвна высотой в три аршина и распилил их на широкие доски. На вторчермете мне продали куски стального троса, от старого крана и сцепные устройства. В доски забили скобы с двух сторон и через них пропустили два троса. Получилось что-то вроде железнодорожного полотна, где вместо рельс был использован крановый трос. Конструкцию растянули на льду, и зафиксировали на восьми вкопанных и зацементированных в земле толстых брёвен. Ближние к берегу реки возвышались на три аршина, дальние – на две пяди. Пришлось приволочь тяжеленную машинку, для натягивания троса и талрепы, без этих приспособлений, мы бы не справились. Когда всё было готово, установили поддерживающие тросы с кольцами. Через них пропустили ещё один трос, который цеплялся к поддерживающему стальному канату, соединяясь с основной конструкцией, образуя треугольники. Мостик простёрся над рекой на высоте семи аршин, что давало возможность ладьям даже не убирать мачту, проходя под ним. По бокам натянули сетку, больше для психологического эффекта, нежили для страховки. Теоритические расчёты давали возможность проехать по мостику лошадке с санками или с телегой, но практически, это сделать было трудно. Дороги, как таковой не было. Пришлось прокладывать просеку от мостика через лес, в сторону поляны, обходя возвышенности. Получилась змейка, длиной почти с версту на той стороне реки и две с половиной на нашей. Вся работа заняла почти три месяца и велась она в основном, что бы избежать безделья. Дров было запасено, наверное, на два года вперёд.
Вот по этой новой дороге и прибыл староста деревни, где размещался Свиртил. Приехал он жаловаться на литвин. Так как население составляли в основном женщины, то естественно возникали романы, которые требовали логического продолжения.
– Девок обрюхатели, а кому такие женихи нужны? Ни кола ни двора. Говорят, воинская изба их дом. Что делать? – Жаловался смерд.
Пока была зима и почти каждый день отвозились продукты, возражений не было. А теперь, когда скоро начнётся посевная, тонко стал намекать на возможные лишние рабочие руки. Покрывать блуд было неправильно, но и заставляь жениться было нельзя.
– Кто захочет взять в жёны свою возлюбленную, тому препядствий не будет. Но они в первую очередь воины, а не пахари. По хозяйству литвины помогут, но не более того. – Пришлось объяснить старосте реалии жизни.
– Я не за то спросил. У них, окромя брони и коня, за душой ничего нет. – Смерд хитровато прищурился, только ножкой не шаркал.
– Понял. Тот, кто женится, получит два десятка аршин полотна, железный инструмент для хозяйственных нужд, шесть пудов зерна и посуду. А чтобы деревня процветала, заберёшь с собой новый плуг и борону. – Обрадовал старосту.
Пока артельщики Фрола, вместе с новгородцами рубили просеку, я потихоньку таскал инструменты, связанные с сельским хозяйством. В результате, у ворот под брезентом лежала разобранная небольшая дисковая борона и плуг с колесом.
– Так это… на санки не влезет. – Староста чуть не заплакал. Подаренное добро лежало под рукой, а забрать возможности не было. Лемех из железа – мечта.
– По частям отвози. Сначала плуг, потом борону. – Предложил смерду выход из создавшейся ситуации.
Ещё в начале зимы, я предложил старосте начать закупать зерно для посева, так как всё, что было привезено мною, не давало всходов. Пшеницу или рожь можно было смолоть в муку, сварить, съесть, наконец, но прорастать зёрна, категорически отказывались. Вот и менял сын старосты, работающий мельником местное зерно на привозную муку. В результате всех этих действий в деревне была построена птицефабрика и большой коровник, который вместил тридцать голов скота. Бывшая убыточная вотчина Гвидона превратилась в одну из богатейших во всём княжестве. Любители лёгкой наживы обходили это место стороной – можно и самим без портов остаться, а княжьи мытари только потирали руки, предвкушая рост ожидаемых налогов.
– Я сейчас плуг на сани положу, а завтра с сыном, вдвоём борону перевезём. – Староста огляделся по сторонам, ища возможных помощников, дабы подсобили с погрузкой.
Как ни странно, помочь положить инвентарь на сани согласился китаец, думаю, из чистого любопытства, а не по доброте душевной, сын поднебесной напросился в грузчики. Когда санки с грузом выезжали за ворота, Пин Янг схватил кусок бересты на кухне, где-то раздобыл гвоздь и стал старательно вычерчивать увиденный инструмент.
