Валерий Большаков - Дорога войны
Утро выдалось холодное, зато ветер стих совершенно — ничтожнейший звук доносился явственно и отчетливо. Все желающие испытать охотничье счастье вооружились копьями, секирами и короткими мечами — гладиусами или акинаками. Сергию Оролес оказал доверие: выдал короткое охотничье копье-венабул. Памятуя наставления Гефестая, Лобанов еще и нож привязал по-сарматски, к ноге.
Когда вышли к тростникам, совсем уже развиднелось. Студеный ветерок качал бурые стены камышей, со стебля на стебель перелетали редкие птицы, выискивая мерзлых червячков в метелках.
— Джунгли, — прокомментировал Эдик. — И нам… туда?
— Забоялся? — осклабился Гефестай.
— Не дождешься!
Дюжий латрункул по имени Белес поднял руку, призывая к молчанию. Разговоры смолкли, и из-за леса донеслись дробные звуки трещоток и крики загонщиков.
— По местам!
Белес живенько расставил охотников. Сергий стоял на проходе, на узенькой тропинке, протоптанной кабанами, укрытый за пучками сухого камыша, и дивился — камыш в этом месте отступил, все заросло колючим кустарником. Руку туда сунуть жалко, весь исколешься, а кабан прорывается через колючки мордой! Не морда, а таран. Да и что кабану какие-то колючки? Его рылу не опасна даже жалящая гадюка!
Трещотки зазвучали громче, крики слышались явственней — загонщики, охватив стадо цепью, отжимали его к камышам, да так, чтобы кабаны шли с ветром. Промелькнули смутные тени, будто перекати-поле занесло из степи. Утробный храп и сопение разнеслись по обширным зарослям.
Сергий присел, уставил копье ребром по ходу зверя. Бить секача надо сбоку, под левую лопатку, иначе только поранишь, а раненый кабан — это маленький носорог.
Вепрь возник словно ниоткуда. Мертвые осоки разошлись и явили матерого зверя — седая щетина в две ладони по хребту дыбом стоит, кривые клыки величиною с серп ляскают, пеня слюну, глубокие ноздри на пятаке раздуваются, уши торчком. Увидев человека, секач нисколько не испугался, не прянул в сторону. Замерев на мгновение, зверь чуть скривил неохватную шею, наклоняя ее для удара — правым клыком снизу вверх. И ринулся в атаку.
Копье вошло в кабана и ударило в кость, вепрь повернул — и сам себе распорол бок. Всё это время Сергий содрогался от напряжения, удерживая венабул. Он и сам выступал в тяжелом весе, да только вепрь тянул втрое больше, поди-ка удержи такого! Ноги скользили, зарываясь в снег, выпалывая камыш под корень. И тут секач издох — плюхнулся рылом в лужу собственной крови. «Х-х-а-а…» — вздулось и опало черное брюхо.
Задыхаясь, Сергий выхватил копье из туши. Сначала он услыхал крик Гефестая и свинячий визг, а потом разобрал шорох, хруст тростника, хрупающие шаги острых копыт. И тут же на Сергия вынесся, накатился огромный кабан. Он был ранен, но мчался болидом.
Завидев человека, шарахнулся в сторону, нырнул в камыши, как в воду. Разгорячившись, Сергий кинулся следом. Вот только секач и не думал драпать — он развернулся и бросился по своему следу. Убивать.
На долю мгновения Сергий встретился с яростным взглядом маленьких, но зорких глазок под белесыми ресничками — и ударил копьем. Кабан извернулся, и острие венабула вошло ему в правый бок. Зверь тут же резко нажал в сторону, делая попытку избавиться от наколовшего его железа. Сергий не поддался уловке, не дал заломать копье. Горячая кровь хлестала из распоротого бока, но вепрь не сдавался — он осел на задние ноги, завертел шеей, стараясь «сорваться с крючка» и снова взять разбег, доконать двуногую тварь. Не вышло! В какой-то момент секач вдруг замер, и вся прыть, вся злоба и хитрость, все звериные навыки и позывы покинули его. Осталась лишь груда остывающего мяса.
— Готов! — выдохнул Сергий.
Пнув кабана — сдох ли? — он уселся на щетинистую тушу. Ну и охотка.
— Серге-е-ей! — донесся крик Искандера.
— Здесь я! — заорал Лобанов.
Затрещали камыши, затряслись метелки, стряхивая сухой снег, и раскрасневшийся Тиндарид вывалился из зарослей.
— Вот это сафари! — сказал он довольно. — Вот это я понимаю! Наверное, месячную норму адреналина перекачал. Никаких шансов!
Шумно выдохнув, Искандер плюхнулся на еще теплый бок кабана рядом с Роксоланом.
— Считай, на весь день завязли, — зажмурился он на ярком солнце и шмыгнул носом. — Пока добычу стащат, пока разделают, зажарят.
— До вечера проваландаемся, — кивнул Сергий. — К коням не подобраться?
Искандер, не раскрывая глаз, помотал головой.
— Весь табун на привязи, пасется под усиленной охраной. Будь у нас отряд, и то не отбили бы. А впятером.
— Ясно.
Снова затрещали камыши, пропуская сначала Тзану, а за нею Гефестая с Эдиком.
— Ничего кабанчики, — снисходительно заценил кушан Сергиеву добычу, — есть что зажарить. Но видал бы ты моего! О! Носорог мохнатый! Такой слона с ног свалит. Я в него копье во всю длину вогнал, а ему хоть бы что! Кровью харкает и прет на меня, клыки — длиннее гладиуса! Хорошо еще, я карту с собой прихватил, засадил бегемотине точно в сердце.
— Да, ничего у тебя поросеночек, — похвалил Гефестая Эдик. — Побольше Пятачка.
Гефестай от возмущения аж раздулся:
— Да ты его хоть видел?!
— А как же! Не сразу, конечно, разглядел в траве… Бедный Наф-Наф! Дохрюкался.
— Щас ты у меня дохрюкаешься, — мрачно пообещал сын Ярная.
— Мальчики, не ссорьтесь, — улыбнулась Тзана.
С гиканьем принеслись «тягачи» — латрункулы верхом. Один из них, то ли Бицилис, то ли Бикилис, завернул к преторианцам. Накинув арканы на ноги кабанам, заваленным Сергием, он стегнул лошадь, и та поволокла по снегу тяжелые туши. Обернувшись в седле, «гвардеец» пробурчал:
— Там вас Оролес искал…
— Идем, идем уже… — в тон ему ответил Эдик. — Соскучился, что ли, без нас?
Бицилис или Бикилис зыркнул только и пришпорил коня. Бедная животина поднапряглась, потянула груз через ломкие кусты. Следом двинулись преторианцы.
Кабанов в тот день набили гору, но и едоков было больше, чем надо. Свеженину жарили, пекли, коптили, а, когда мясо уже в горло не лезло, путь ему прочищали вином и пивом. Оролес ничем не выдавал своего особого отношения к преторианцам, обращался к ним, как и ко всем, но и воли не давал. Оружие Сергию и его друзьям вернули, однако и вниманием не оставляли, стерегли вполста глаз.
Потихоньку завечерело. Закат полыхнул вполнеба, расстилая царственный пурпур по заснеженному льду Пирета, словно мимо река багрового киселя протекала.
Сергий был сыт, но пьяное довольство латрункулов не липло к нему. Вся армия, кроме выставленных дозорных, пила и пела, горланила хриплыми голосами заунывные сарматские песни, что не имели начала и не знали конца.
А Лобанова донимали тревоги. Справится ли Гай с заданием? А если и справится, то успеет ли? До гор осталось всего ничего, максимум три дня пути. И что тогда делать?..
Рано-рано утром топот, ржание и ленивая ругань огласили рощу. Быстренько перекусив, латрункулы оседлали коней и перешли на другой берег Пирета. И потянулась дальняя дорога.
Если бы дальняя.
На третий день армия одолела Хиерас, и Венедские горы засинели вдали смутной зубчатой линией. После короткой ночевки Оролес скомандовал подъем, и начался последний переход. Сергий влезал в седло мрачным. Искандер Тиндарид выглядел задумчивым, и даже Эдик был на редкость молчалив.
А в самый разгар утра случилось необыкновенное.
Конница пробиралась неширокой долинкой между двух гряд покатых холмов, заросших редким дубняком, как вдруг на снежный склон выехали четверо на гнедых альпах. Трое остановились, а один выехал вперед, поднял руку и прокричал:
— Не гвардию ли великого Оролеса вижу я?
Сергий оторопел — это был Регебал! Надо отдать должное Чанбе — болтливый абхаз смолчал, усмирив свой язык чудовищным усилием воли. Только глаза выкатил, всем телом подаваясь к холмам — гляньте, дескать!
Сергий присмотрелся и узнал в товарищах Дадесида остальных своих рабов — Акуна сына Олимара, Кадмара сына Каста и Уахенеба Фиванца. Все здесь!
Оролес был удивлен не меньше его, но как польстили ему слова Регебала! Этого царька хоть среди ночи разбуди — похвалу он выслушает благосклонно.
— Кто ты таков? — крикнул сын Москона в ответ, подбоченясь и прямя спину.
— Мое имя — Регебал сын Дадеса сына Диега! Я царь даков!
Гневный ропот разошелся кругами. Оролес насупил брови и рявкнул зло:
— Царь — это я!
— Тогда покажи пояс Буребисты! — парировал Регебал. — Мало носить венец, главная регалия царей дакийских — вот!
Дак распахнул куртку и продемонстрировал старинный гетский пояс с золотыми и серебряными бляшками, изображающими священные символы — рыбу, луну и солнце, собаку, барана, ворона и дерево.
— Нептомар! — прорычал Оролес. — Проверить! Обычно вальяжный, жрец быстренько подбежал к Регебалу, присмотрелся к его поясу и вздрогнул, изогнулся в поклоне. Отступив, не разгибая спины, Нептомар развернулся и просеменил к Оролесу.
