Елена Хаецкая - Звездные гусары
Они с варучанином подготовили глайдер и с рассветом вылетели.
“А что, господа, не устроить ли нам пари?” – предложил, помнится, подпоручик Винокуров.
Смешливый, в кудряшках, как девушка, и в то же время человек большой храбрости, Винокуров ходил у нас в любимчиках. Его предложение приняли на “ура” и тотчас начали наперебой делать ставки, одна другой фантастичнее.
Кто-то поставил пять рублей на то, что Мухин вернется к ужину с полными разведданными, живой и невредимый. Эта ставка осталась в меньшинстве и даже была встречена общим хохотом.
Многие предполагали, что Мухин вернется, конечно, цел и невредим, но без всяких разведданных, потому что его нафаршированный техникой глайдер попросту взорвется, не выдержав переизбытка информации.
Еще были такие ставки: Мухин возьмет в плен предводителя мятежников (двое по десять рублей); Мухин женится и возвратится с гаремом хорошеньких темнокожих “ватрушек” (три ставки по пяти рублей); Мухин привезет казну мятежников и, подобно Александру Македонскому, захватит супругу главаря и ее отпрысков (рискнул поручик Самшитов тридцатью рублями)… Лично я поставил три рубля на то, что Мухин разобьется, сломает ногу и варучанин принесет его на своих плечах.
Сейчас даже вспоминать неловко, какие глупости мы тогда говорили, записывая наши ставки в большой лист бумаги! А тогда мы веселились, как гимназисты, и составилось настоящее “письмо запорожцев султану”, как аттестовал нас штаб-ротмистр Макаршин.
Миновал день-другой – от Мухина ни слуху ни духу. Мы, участники пари, только переглядывались да пересмеивались: ситуация, как нам казалось, развивается фантастично и комически. Ставки продолжали расти, охотников участвовать в пари стало больше, и общий выигрыш для победителя составил уже более ста рублей.
Бог весть отчего мы держались так легкомысленно! Может быть, потому, что Мухин никогда не производил трагического впечатления: уж очень он внешне незначителен…
Наш провидец, штаб-ротмистр Макаршин, положительно объявлял, что никогда не лицезрел на физиономии Мухина никаких признаков близкой гибели, и этому мы тоже верили свято и непреложно. И в самом деле, отчего бы Мухину погибнуть? “Смерть забирает лучших”, а Мухин для этого не выдался ни ростом, ни сложением, ни чертами лица. Нет, с ним какое-то приключение!
Однако после недельной отлучки даже самые легкомысленные из нас начали хмуриться. В штабе беспокоились, канцелярия начала готовить документы на Мухина как на пропавшего без вести. Дурное дело!
Подпоручик Винокуров явился в штаб и вызвался лететь на поиски. Разрешение было дано, но к вечеру Винокуров возвратился ни с чем. Он выпил в собрании лишку и поздно вечером был обнаружен в слезах: Винокуров безутешно рыдал, сидя на скамейке возле здания штаба, и на все уверения в том, что “все хорошо”, отвечал одно:
“Это моя мысль была – поспорить на Мухина; и вот теперь человек погиб!”
Кое-как удалось уговорить его лечь спать. Наутро Винокуров старался не вспоминать своих речей; однако общее настроение с того дня совершенно переломилось. Мы всерьез начали считать Мухина погибшим.
Наступление на Шринхар планировалось с учетом тех данных, которые у нас имелись. Первая колоннадолжна была двинуться через пустыню на север, оставляя оазис Клай слева. Мятежники не успели добраться до Клая, так что к услугам армии были четыре колодца по меньшей мере. Второй колонне предстояло идти на северо-запад, минуя другой оазис, Сантрой; здесь обстояло чуть менее благополучно, но все же мы надеялись на свободный проход.
За день до выступления наши ближние разведчики встретили в пустыне, в полудне пути от расположения полка, диких варучан. С “ватрушками” не стали ни разговаривать, ни церемониться, поскольку с первого взгляда увидели, что это враги. Их лица были раскрашены синим, красные вертикальные полосы рассекали щеки и лоб, а одежды нарочно были изорваны и свисали клочьями. Оба были босы – еще один признак враждебности намерений. Варучане считают, что босой человек не может долго стоять на раскаленном песке, поэтому, сняв обувь, варучанский воин показывает свою готовность бежать вперед.
Наши погнались за варучанами и скоро выстрелами поверх головы заставили их упасть лицом вниз на песок. Затем поручик Коротков, командовавший разведчиками, приказал связать их и доставить в штаб полка.
Пленные неприятели вызвали всеобщее любопытство. Недавно у нас было пополнение, и часть молодых солдат вообще никогда не видела диких “ватрушек”; они с интересом смотрели, как те, свесив головы, бредут рядом с конвоирами. Правду сказать, жутко они выглядели!
Из офицеров особенно злился подпоручик Винокуров; провожая пленников глазами, он только о том и говорил, что следовало бы застрелить их, как собак, а не вести с ними беседы, – особенно после того, что они сделали с Мухиным!
И вот, когда одного из пленников уже втолкнули в дверь штабного здания, второй вдруг повернулся к зрителям и громко крикнул по-русски:
“Да что вы, не узнаете разве меня?”
Это и был Мухин…
Не могу передать словами, что тут с нами сделалось. Кто-то просто застыл с раскрытым ртом, большинство попросту не поверило увиденному, а подпоручик Винокуров принялся хохотать. Кажется, один только Макаршин сохранил самообладание. Он сказал:
“Что ж, господа, такой поворот мы не предусмотрели. И потому будет справедливым признать, что наше пари выиграл господин Мухин. Отдавать деньгами, полагаю, не вполне удобно, так что давайте-ка закупим на всю сумму шампанского”.
Эти слова спустили на землю нескольких зрителей невероятной сцены, а ваш покорный слуга, в свою очередь, попытался вернуть недостающее трезвомыслие г-ну Макаршину:
“Помилуйте, да где же мы здесь отыщем шампанское?”
Макаршин глубоко задумался… на том разговор оборвался.
Между тем Мухина привели пред ясные очи г-на полковника Верзилина.
Несколько раз из штаба выбегали адъютанты (их при штабе двое, оба карьеристы, но в сущности предобрые малые, а один к тому же очень близорук и стесняется этого). Один стремительно доставил в штаб свежей воды в графине, другой – успокоительные капли для г-на полковника. На все вопросы – “как там?” – они не отвечали, только махали рукой на бегу.
Наконец Мухин показался на пороге. За ним стоял варучанин. Часть “боевой раскраски” Мухин успел смыть и размазать остатки по всему лицу, не пощадив и волос. Теперь уж точно было видно, что это Мухин.
Макаршин пробился к нему, схватил в объятия.
“Андрей Сергеевич, мы ведь вас уже хоронили!”
Другие, точно очнувшись, тоже бросились обнимать Мухина, а кому не досталось Мухина, те с готовностью хлопали по спине варучанина – в ответ тот лишь скалил зубы и громко фыркал, как пони, недугующий сапом.
“Я бы, господа… – слабо отбивался Мухин. – Я бы умылся, господа, и переоделся… Позвольте, господа…”
Кое-как мы отпустили Мухина, но все то время, что он приводил себя в порядок, мы в нетерпении расхаживали поблизости от его квартиры и строили различные предположения и догадки.
“Только никаких пари!” – излишне громко выкрикнул Винокуров.
Мы горячо его поддержали. Теперь уже каждому было очевидно, что Мухин – существо незаурядное, и что бы мы ни предположили, история подпоручика и его варучанина неизменно окажется куда интереснее – и, возможно, страшнее.
Когда Мухин явился, он выглядел, по обыкновению, невзрачно и незначительно, но отныне этим скромным обличьем нас было не обмануть! К тому же на волосах у него все еще оставалось немного краски – как бы в напоминание о пережитом.
“Я бы, господа, покушал”, – вымолвил Мухин застенчиво.
Мы с энтузиазмом повлекли нашего героя в офицерский буфет…
“А как же ваш варучанин? – спросил Винокуров, рассматривая Мухина с обожанием. – Он ведь тоже голоден. Я отнесу для него в дом, если он не хочет прийти”.
Но варучанин пришел. Он возник на пороге буфета и стоял там, не решаясь переступить. При этом он молча покачивался из стороны в сторону и водил кончиками растопыренных пальцев по стене.
“Входите! – закричал ему Винокуров и начал делать энергические жесты. – Эй, налейте варучанину чаю, да сахара побольше, и дайте сладких булок…”
В эти минуты Винокуров совершенно выдал свой крайне юный возраст (до сих пор я предполагал, что ему лет двадцать пять, так важно и геройски он подчас держался).
Варучанина втащили в буфет, усадили на стул и выложили перед ним угощение. Он встретился глазами с Мухиным, они обменялись едва заметным кивком и набросились на еду. И снова я имел случай поразиться их сходству: Мухин сейчас ел совершенно как дикарь, проглатывая целые куски.
“Вы, господа, наверное, желаете слышать, что с нами произошло, – заговорил наконец Мухин, – но я начну с главного: северная дорога на Клай для нас закрыта, если только мы не решимся везти с собой воду – колодцы отравлены. На северо-западе дело обстоит немного получше, однако как раз там легко наткнуться на вооруженный отряд неприятеля…”
