Андрей Валентинов - Генерал-марш
Достань Воробышка стоял у большого письменного стола, разглядывая какую-то фотографию.
– Ну-с, Константин Федорович, – профессор обернулся к жиртресту. – Сей предмет вам, кажется, знаком?
Аспиранту была вручена большая бронзовая пластина с неровными обломанными краями.
– Моя дипломная работа, – ничуть не удивился тот. – Вещь из коллекции Бартеневых, вероятно, часть ритуального доспеха. Север, район Вятки, ориентировочно XV век. Ничего примечательного, кроме орнамента в верхней части.
Сказано было с некоторой ленцой, словно речь шла о чем-то совершенно очевидном и понятном. Зотова, покосившись на Родиона Геннадьевича, заметила на его губах легкую усмешку.
– Орнамент в верхней части, – задумчиво повторил Беллин. – В свое время вы, Константин Федорович, даже меня убедили. А теперь взгляните!
Взамен пластины аспирант получил несколько фотографий. Ольга, не удержавшись, заглянула через плечо, но ничего разобрать не смогла.
– Орнамент, – упрямо заявил жиртрест, удостоив фотографии беглого осмотра. – Более того, скорее всего современная подделка. Откуда это?
– Абердинский университет, – Соломатин положил свое фото на стол. – Кафедра профессора Уильяма Рамсея. А нашли у нас, в Таврии, в разгромленной библиотеке Вейсбахов. Это деревянные таблички, я видел их своими глазами, но, как и вы, усомнился. Однако вердикт мистера Рамсея однозначен: подлинник и очень древний.
– Письменность, – резко кивнул Белин, щелкая пальцами в воздухе. – Теперь все сомнения отпали! А если учесть, что в описи коллекции Бартенева сказано…
– Орнамент! – мрачным голосом перебил Блинчик, глядя куда-то в пол.
– …Что это часть дхарского доспеха из военной добычи Семена Курбского, то предположение глубокоуважаемого Родиона Геннадьевича о существовании неизвестной нам дхарской письменности становится очень вероятным.
Ах вот оно что! Бывший замкомэск, подойдя к столу, с интересом поглядела на потускневшую, покрытую патиной бронзу. В Шушморе Достань Воробышка рассказывал им с Семеном о дхарских князьях. Последнего, вспомнила она, звали Ранхай, русские же дразнили его Рангайкой.
Буквы и в самом деле напоминали рисунок – два десятка маленьких, еле заметных жучков.
– Не факт, – хмуро констатировал аспирант. – Это может быть случайное сходство, нужен серьезный анализ…
– Вот и займитесь! – рассудил профессор. – Родион Геннадьевич даст вам адреса мистера Арцеулова, сотрудника кафедры Рамсея, он как раз работает над табличками. Можете писать ему по-русски, все-таки соотечественник. Все это, конечно, хорошо, но Президиум Академии наук отчего-то вычеркнул из плана работы исследования по дхарам.
Достань Воробышка покачал головой:
– Не слишком удивлен. С Дхарским культурным центром тоже творится что-то странное. Ольга, помните, как у меня статью украли – про дхарскую школу?
– Вора нашли? – вскинулась Зотова. – И кто это был?
– Не нашли и, по-моему, не слишком искали. Наркомпрос посчитал, что отдельная дхарская школа не нужна, учеников следует направить в школы русские или татарские, по выбору родителей. Я, конечно, написал товарищу Луначарскому, но мне уже успели намекнуть, что это не его инициатива. Кто-то на самом верху решил, что наш язык – искусственный, жреческий, а значит, в основе своей глубоко реакционный. Что будет с моими фольклорными исследованиями, не представляю, но даже не это самое неприятное…
Соломатин прошелся по кабинету, развел длинными руками:
– Словно сговорились! Старики из самых уважаемых семей собрались возле Дхори Арха, нашего древнего святилища, и постановили не выходить из лесов. Молодежь не должна ехать в город, детей нельзя посылать в русские школы. Теперь я уже не удивляюсь, что так поступили с моей рукописью.
– Мракобесие! – констатировал Блинчик, и на этот раз бывший замкомэск была с ним полностью согласна.
– Причем еще год назад мнения высказывались совсем иные. Я попробовал узнать, что случилось. Мне было, представьте себе, заявлено, что в Грядущем произошли большие перемены…
– Как это – в Грядущем? – поразилась Ольга. – Откуда они знают?
– Откуда знают, неведомо, – улыбнулся профессор Беллин. – А вот насчет Грядущего понятно. У народов, придерживающихся древней традиции, Время течет не как у нас, из Прошлого в Будущее, а наоборот. Недаром «предки» – это те, кто идет впереди. Грядущее уже состоялось, и, если его изменить, под угрозой окажется не только Прошлое, но и все мироздание.
– Где-то так, – согласился Родион Геннадьевич. – Но есть еще одно обстоятельство. У дхаров имеется предание, связанное с предсмертным пророчеством князя Гхела Храброго. Если ему верить, в ближайшие десятилетия должен прийти наш Мессия – Эннор-Гэгхэн. О Князе Вечноживущем нам известно буквально все: и какого он рода, и как будут звать. Поэтому дхары чувствовали себя очень уверенно, спасение уже близко. Изменение Грядущего поставило все под вопрос. Отсюда и такая реакция.
– Читал! – вспомнил аспирант. – Ну конечно, в вашей же статье! Вот уж не думал, что в ХХ веке возможна такая архаика. А эти старики… Они назвали причину изменений?
– Назвали следствие, – грустно улыбнулся Соломатин. – Грядущего уже нет. Изменилось все, начиная, точнее заканчивая, весной текущего года. В конце марта в нашей стране действительно произошли некие перемены, но не думаю, что наши старики читают газету «Правда».
– Родион Геннадиевич! – внезапно спросила Ольга. – Грядущее изменилось только у дхаров или у всего мира?
Кажется, такого вопроса никто не ожидал. Белин удивленно вскинул пегие брови, его аспирант громко хмыкнул. Достань Воробышка, однако, ничуть не удивился.
– У всего мира. Кто-то неведомый оказался так силен, что изменил даже волю Высокого Неба. Христиане посчитали бы это обещанным Концом Света, но с одной поправкой: Мир погиб, но Иисус не явился.
5
Товарищ Москвин застегнул верхнюю пуговицу на гимнастерке, прислушался. В соседней комнате, где стоял «ремингтон», кто-то шумно возился. Легкий стук, негромкое бормотание…
Ужасно шумно в доме Шнеерсона,
Шухер такой, что прямо дым идет!
Там женят сына, сына Соломона,
Который служит в Губтрамот…
Вот уже и запели! Леонид только головой покачал. Стоит зайти в конце рабочего дня в помещение группы, и столько открытий сразу. Сегодня поют, завтра, глядишь, плясать станут.
Невеста же, курьерша с финотдела,
Сегодня разоделась в пух и прах:
Фату мешковую надела
И деревяшки на ногах…
Песня стихла, сменившись топотом каблучков. Дверь отворилась:
– А вот и я, товарищ Москвин! Не сильно задержала?
Товарищ Петрова, моргнув наивными детскими глазами, улыбнулась, продемонстрировав свежую помаду и слегка желтоватые зубы. Леонид привычно оглядел подчиненную. Косметика и сережки на месте, модное серое пальто застегнуто, шапка на ухо не свисает, выражение лица… Ну с этим ничего не поделаешь.
– Сейчас открою. Завтра, как и договаривались, можете взять отгул.
– Ой спасибо, Леонид Семенович. Вы такой добрый!..
Товарищ Москвин взял ключ с подоконника, подошел к двери. Дамочка уже нетерпеливо притоптывала, глядя на часы.
– Мне спешить надо, муж уже со службы приехал… У-у-у, мой пупсик, мой выдумщик!..
Накрашенные губки скользнули по щеке. Товарищ Петрова, отработанным движением выхватив носовой платок, вытерла помаду с начальственного лика.
– Ой, я такая неловкая…
Сгинула, даже дверь за собой не закрыв.
Леонид молча переварил «пупсика» и сам стал одеваться. Всем, всем хороша товарищ Петрова, даже на «ремингтоне» печатает почти без ошибок, но лучше бы ей онеметь, а не Симе Дерябиной. Нет в мире совершенства!
Телефон зазвонил в тот миг, когда товарищ Москвин уже собирался тушить свет. Чертыхнувшись, он шагнул к столу, схватил трубку.
– Техсектор, аналитическая группа.
– Пантёлкин? – хмыкнули в трубке. – Шлюшку уже попользовал? Молодец, молодец!.. А теперь слушай внимательно: сегодня домой не ходи, там у себя и ночуй, целее будешь.
Гудки…
Леонид почему-то ничуть не удивился. Положив трубку на место, дернул рукой, освобождая спрятанный в рукаве «браунинг», взял стоящий возле стола портфель, скользнул к стене, нащупал выключатель.
Тьма…
В этом помещении ночевать не стоило, слишком дверь хлипкая и окон много, а вот в его кабинете-келье – самое оно. Дивана там нет, но можно стулья составить. Не барин, перебьется…
* * *Ночью, во сне он опять бежал по крыше. Подошвы били в гулкое железо, в глаза смотрело полуденное солнце, в ушах – свист ветра и револьверный лай. Быстрее, быстрее, быстрее… Но все было не так, как прежде. Исчез страх, сменившись веселым азартом. Погоня не за ним, он сам преследует врага. Крыша изгибалась, то вздымаясь вверх, то падая уклоном, пули уже не свистели – гудели, а впереди была пропасть, куда сейчас упадет загнанный. Судьба переминалась – теперь не ему, другому падать в безвидную бездну. И так будет всегда!
