Борис Батыршин - Мартовские колокола
Садки эти представляли из себя большие баржи с надстройкой, в которой жили работники. Тут же велась и торговля: Геннадий лениво наблюдал, как с саней, пристроившихся возле баржи, навалом перегружали на борт замороженную рыбу. Рыба это, как он успел уже узнать, добывалась подлёдным ловом в заливе; на люду она немедленно замерзала, а уже здесь, в садках и чанах, часть улова оживала.
На дощатой палубе, между чанами, на рогожах была вывалена мороженая рыба: судаки, лещи, сиги, окуни, корюшка и тому подобные богатства… По бокам от входа стояли дыбом громадные замороженные белуги, длиной аршина[64] в два, а то и поболее. В бочках, стояла солёная рыба, рядом в окоренках — икра разных сортов. Тут же, над дощатым прилавком висели громадные весы в виде коромысла с медными цепями и тарелками, рядом — маленькие, чашечные.
Здесь, на Фонтанке, садки с славились разнообразием отборного товара — правда, и цены здесь были повыше, и покупатели побогаче. Народу теперь было немного; до Масленицы и Великого поста, когда многие не ели мясного, оставалось ещё пол–месяца.
Геннадий снова — уже в который раз! — вспомнил полки рыбных отделов супермаркетов своего времени. Конечно, и там нельзя было пожаловаться на недостаток ассортимента. Но — чтобы жители крупного мегаполиса видели такое разнообразие рыбы, выловленной прямо у их порога? А то — лосось норвежский, сельдь поймана где–нибудь у берегов Гренландии, за жалким минтаем так и вовсе пришлось идти за половину земного шара, к берегам Чили… а здесь — такое богатство и всё своё…
Впрочем, что об этом думать? Прогресс имеет свою цену — и это, в числе прочего, огромный рост численности населения. Вот и приходится гонять сейнеры и плавучие рыбозаводы по всем океанам планеты. Или — нет? В конце концов, те же норвежцы — выращивают же они сёмгу и прочие рыбные богатства в таких же точно садках, в буквальном смысле не выходя за порог своего дома? Ну пусть не в таких, конечно, но — всё же?
Геннадий усмехнулся этим внезапно накатившим мыслям. Они посещали его всё чаще — каждый раз, когда он сравнивал окружающую его действительность с тем, что осталось в родном двадцать первом веке. И каждый раз нет–нет, да и всплывала непрошеная мысль — а, может, всё, что он затеял — зря? И не надо силой гнать людей в светлое будущее, отрывая их с кровью от маленького кусочка их персонального, пусть даже и жалкого с точки зрения далёкого потомка, счастья? Такие мысли следовало гнать от себя…
Всё же надо быть справедливым — прогресс, в том числе и социальный, много дал людям. Конечно, можно понять любителей салонных танцев и «хруста французской булки» — как выразился один из собеседников Геннадия на каком–то форуме. Но что казали бы эти доморощенные эстеты, увидев двенадцатилетних гулящих девиц в каменных колодцах петербургских дворов? А оборванных нищих, роящихся на папертях храмов, мимо которых катит на лихачах сытая публика? И избитого пацанёнка, не сумевшего угодить похмельному ублюдку — хозяину лавки, где мальчишка служит на побегушках?
На ближайшей к мосту барже–садке раздались шум и брань. Геннадий пригляделся — ну да, так и есть, приказчик, отпускавший икру, поносил бедно одетого человека. Тот выбирался по сходням на берег, вытирая губы, на которых налипли икринки. Так и есть — бедный покупатель, возжелавший полакомиться господским дорогим товаром, явился на баржу со своей булкой, подалее приказчику, прося помазать ее икрой то того, то другого сорта — якобы, попробовать, прежде чем купить. Так и перепробовал, надо думать, все сорта — а потом заявил, что икра–де горьковата или солоновата. Разозлённый приказчик, попавшийся на нехитрую уловку, проводил ловчилу площадной бранью и даже запустил чем–то вслед… Геннадий снова усмехнулся и вернулся к своим мыслям.
Да, цена… в конце концов, у них есть шанс сделать этот путь к прогрессу чуть менее кровавым, чуть более осмысленным чем тот, который был пройден в их собственной истории. Да, через кровь и насилие — а когда было иначе? Но зато — не на ощупь теперь будет выбираться человечество, не нащупывать в страшной игре проб и ошибок верный путь. Ему, этому человечеству, повезло — есть те, — точнее, тот, — кто точно знает, что и как надо делать. Остановка за малым — заставить теперь человечество поступать так, как он, знающий и понимающий, ему укажет. А значит — надо сделать так, чтобы его слушали. И — услышав, подчинялись.
А значит — снова кровь, подумал молодой человек. И нету в мире другого пути, как ни бейся… не придумано. И надо снова загнать поглубже все эти мысли, которые, право же, не способны принести ему ничего, кроме сомнений. А сомнения — слабость. Всегда. Только те, кто, не сомневаясь, следуют выбранному пути, побеждают. Это — непреложный закон, так бывает всегда. И нельзя пройти этот путь, давая мудрые советы, подкидывая сворованные из будущего рецепты благоденствия или технические новинки — как привыкли думать иные, с позволения сказать, литераторы его времени. Только решимость — и, конечно, способы борьбы. Правы всё же были.. будут? — эсеры. Если что и следует сохранить в первую очередь — то это их партийный лозунг[65]…
Итак, что мы имеем? Операция здесь в Санкт, Петербурге, считай, разработана. Средства наблюдения расставлены, данные с них снимаются два раза в сутки и аккуратно обрабатываются — благо, опыт уже есть. Геннадий усмехнулся, вспомнив первую такого рода попытку Бригады — когда там, в двадцать первом веке, они выслеживали гостя из прошлого, мальчика по имени Николка. Как много времени прошло с тех пор! Вечность, кажется…. И всего полгода с небольшим.
Итак, камеры стоят на своих местах — и самые важные из них передают информацию в режиме реального времени. Этот вопрос, как и многие другие, решился благодаря деньгам — средства взятые у Стрейкера и во время налёта на аптечный склад позволили им снять три квартиры в Санкт—Петербурге. Одна из них располагалась в самом центре столицы — и находящийся там оператор принимал сигналы с семи видеокамер, расположенных на подъездах к Зимнему дворцу и Михайловскому замку, так, что Геннадий всегда мог предсказать, куда отправится во время очередного выезда в город царский кортеж. Маршруты его передвижений тоже были тщательно выверены и заложены в компьютерную модель — Виктор сидел над окончательное её отладкой больше недели, зато теперь они могли в трехмерке спланировать любую операцию, чётко представляя где будет карета царя, ка следует расположить исполнителей и наметить пути отхода. Ирония судьбы — сложную трехмерную модель Санкт—Петербурга вовсе не пришлось разрабатывать, что было, конечно не под силу самому Виктору. Молодой человек взял её целиком из интерактивной программы, созданной для туристов, посещающих северную столицу. В программе этой с высокой степенью детализации были представлены все здания исторического центра Петербурга, все его улицы и мосты — и, главное, в таком виде, какой они имели в конце 19–го века. Конечно, были в ней и неточности — но вполне терпимые, дел они не мешали.
Знали бы её разработчики, для чего на самом деле она будет использоваться…
Подумалось — вот сейчас, в это самое время, пламенные революционеры и энтузиасты Ульянов, Андреюшкин, Генералов и остальные, из «Террористической фрацкии» Народной воли продолжают говорить свои пламенные речи, бодяжат «гремучий студень» и до хрипоты спорят о тактике покушений. А кончится это всё равно тем же самым — когда подойдёт срок они будут бессмысленно метаться в обнимку со своими бомбами по столичным улицам, надеясь на чудо — что кому–то из них повезёт и именно на него вывернет царский кортеж, и удастся пробежать десяток шагов до перекрёстка и швырнуть перевязанную бечёвкой картонную коробку, внутри которой, в жестянки из–под конфет, ждет своего часа опасная и ненадёжная взрывчатая гадость…
Энтузиасты, мать их…. буревестники революции. Одна только и польза, что у самого фанатичного из этой компашки нашёлся злопамятный младший братец. Ничего, на этот раз всё будет по другому…
Кстати, о средствах: деньги имеют одно поганое свойство — они подходят к концу. Нет, в распоряжении Бригады имелись еще немалые суммы, но следовало срочно предпринять что–то для пополнения «партийной казны». Предстояли большие дела, и тут уж требовались суммы совсем иного порядка. Но, слава богу, операция в Москве развивается своим чередом; если здесь в Петербурге ему суждено заложить первый камень своей будущей власти над умами революционеров этой России, то там, в Москве, будет обеспечена финансовая база организации. А это, как ни крути, «архиважно» — как говорил…. Скажет ещё тот самый злопамятный младший брат господина Александра Ульянова. Или — не скажет, потому что место это на сцене Истории будет занято другим?
— Добрый день, Геннадий Анатольевич! Надеюсь, я не заставил вас ждать слишком долго?
![Борис Батыршин - Мартовские колокола [Litres]](/uploads/posts/books/114000/114000.jpg)