Василий Звягинцев - Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности
Виктор поблагодарил.
– Обязательно обращусь, только сначала осмотреться надо. А пока любая устроит, на ваше усмотрение. Мне бы только компьютер с открытым доступом к вашему информарию.
– То есть к библиотеке, – уточнил Ростокин. – Миллион томов достаточно? А информария как такового здесь не имеется.
Пока они приятно общались, причем и Игорь, и особенно женщины ненавязчиво пытались внушить Виктору, что он здесь может чувствовать себя как дома, в большей степени, чем где-нибудь еще, кроме собственной квартиры, появились Воронцов с Антоном.
Скуратов мельком взглянул на свои часы. День выдался до чрезвычайности длинный, и хронометрически, а уж тем более – по насыщенности событиями, невероятность которых явно зашкаливала.
Мир второй половины XXI века, при всей его дисгармоничности и расколотости на крайне далекие по политическому устройству и экономическому положению регионы, для коренных обитателей «цивилизованных» стран оставался спокойным, благоустроенным и самодостаточным. Не слишком озабоченный глобальными проблемами и «проклятыми вопросами» обыватель мог прожить всю жизнь, никак не задумываясь о том, что творится в Африке или Юго-Восточной Азии. Если у него там не имелось личных интересов.
Здесь, кажется, все обстоит противоположным образом. Требуются специальные, иногда – почти запредельные усилия, чтобы оградить себя от внешнего давления «окружающей среды».
– На то она у вас и «химера», – ответил бы Скуратову Новиков или Шульгин, да и Воронцов, пожалуй, если бы он обратился к ним со своим открытием.
Только эту тему никто сейчас не собирался поднимать. Виктор – в первую очередь. Гораздо интереснее ему показалось разобраться, для чего они сейчас находятся не где-нибудь, а в океане, в девяносто девятом году, как это связано с остальными приключениями и ролью Замка, естественно.
– Как ты думаешь, Антон, что это все-таки было? – спросил Скуратов, когда они отошли к открытой на просторную прогулочную палубу двери салона. Виктору снова хотелось курить, и это был хороший повод. Как бы неудобно отравлять сигарным дымом сидящих рядом женщин.
Далеко внизу, за кормовым срезом верхней палубы бурлила взбиваемая мощными винтами кильватерная струя, с востока шли длинные пологие волны, над невидимыми берегами Африки едва отсвечивало закатным багрянцем облачное небо. Пароход покачивало, не сильно, но ощутимо.
– Я уже много чего понял, и про Замок, и про вас всех, однако… Не укладывается в сознании. Фокусы такие. Если бы нас придавили, как тараканов подошвой, – я бы не удивился…
– Если бы успел.
– Именно так. Замок – явление суперцивилизации, о которой я кое-какое представление успел получить. И вдруг такие шуточки… Смешно, право слово, и заставляет думать…
– О чем? – с интересом спросил Антон.
– О том, что, начиная с визита ко мне господина Суздалева, я стал персонажем забавного, но не слишком умно поставленного фарса… Или – получил солидную дозу галлюциногена и сейчас не курю здесь с тобой, – он демонстративно несколько раз пыхнул сигарой, – а валяюсь, привязанный к больничной койке крепкими ремнями…
– А ведь не лишено здравомыслия, – согласился Антон. – Я с того самого дня, когда научился себя осознавать и рефлектировать, только этим и озабочен. Будь я истинным демиургом, всеведущим, всемогущим и всеблагим, не допустил бы всей той ерунды, что с людьми регулярно происходит. Куда как удобнее – родился, прокатил отведенный тебе срок, как на дрезине по рельсам, увидел кое-что по сторонам, понаслаждался видами, и в… Ну, кто как себе представляет, где путь заканчивается. Однако…
– Ну что – однако? Что может в галактическом масштабе означать примитивный театральный круг?
– Уверен, что именно «кругом» это было? Не проще ли вообразить, что ты увидел единственно то, что успел или сумел проассоциировать твой мозг? Разве удар кулаком в лоб действительно порождает «искры в глазах»? Да придумай сам сотню примеров, когда реальные явления природы выглядят так, как тебе кажется, только потому, что нет у тебя иных органов восприятия, кроме тех, что есть. Цветок для тебя и для пчелы выглядит одинаково?
– А ты то, что с нами случилось, видел иначе?
– Неужели сомневаешься? В крайнем упрощении – а мне для себя самого тоже приходится упрощать – имелась попытка Замка рассогласовать неожиданно для него возникший, несанкционированный и казавшийся ему невозможным контакт между несовместимыми, с его машинной точки зрения, сущностями.
Он знал о наличии внутри себя места, им же созданного и ему недоступного. Та самая схоластическая загадка: «Может ли бог создать камень, который не сможет поднять?» Замок – смог. Это его удивляло, но до поры – не очень. Как не очень беспокоит человека какое-то время гвоздь в сапоге…
Сапог, к которым подошва прибивалась гвоздями, Скуратов никогда не носил и даже не видел, но смысл аналогии понял.
– И вдруг оказалось, что это созданное им убежище не просто «вещь в себе», а независимый от него выход в иные измерения. Это его, скажем так, взбесило. Ему и так не нравилось многое из происходящего, а тут… Не будем вдаваться. У него не было возможности взломать само убежище, зато сколько угодно – заблокировать связь с внешним миром. Он успел перехватить момент нашего выхода и начал делать нечто вроде замыкания окружающего пространства самого на себя. Почему нам показалось, что процесс выглядит именно так, как мы его увидели, – сказать не могу. Посмотреть иначе – это могло походить на закрывание лепестков росянки вокруг мухи. Единственная суть – он начал рвать связь между собой и неподвластным ему континуумом. Каналом СПВ, проще говоря. Эти понятия несовместимые, как болт и гайка с разной резьбой.
– И не успел? – В голосе Скуратова прозвучало глубокое недоверие. Как если бы он услышал, что молния не успела ударить в подвернувшегося на ее пути человека.
– Как видишь. Я давно над подобными парадоксами задумываюсь. По должности и от избытка свободного времени… – Антон едва заметно дернул щекой, вспомнив, как много свободного времени у него было не так давно. – Тут такая интересная штука получается. С тех пор как я с этой компанией познакомился, мне все кажется и кажется, что они очерчены неким меловым кругом. Иначе не объяснишь. Достать их извне можно только в том случае, если они сами слабину дадут. Как Хома Брут. Не струсил бы, плюнул Вию в глаза, когда ему веки подняли, – что бы с тем случилось? Вот и я не знаю. А у наших друзей пока именно так все и получается.
– Ну а мы с тобой тогда при чем? Тоже очерчены?
– Это не ко мне вопрос. Очень может быть, что совсем ни при чем. Это у них получилось то, что им хотелось. Вот они нас и спасли. Со мной уже было нечто подобное. Пока мы в поле их интересов – нам везет…
Антон резко повернулся на каблуках.
– Пойдем, невежливо так долго секретничать. И я тебя прошу – не поднимай больше мировоззренческих вопросов. Дня два, три, я не знаю. Вживайся, присматривайся, вникай. Лучше будет.
Разошлись отдыхать довольно поздно. Робот-вестовой проводил гостей в отведенные им каюты. Потом Ростокин с Воронцовым поднялись на мостик. Как раз подоспело сообщение Белли, что высадку пленных закончил.
Моделирующий планшет показывал, что эскадра Балфура продолжает следовать прежним курсом, как и предполагалось – двумя отрядами. Первый – четыре корабля в кильватере, второй, с отставанием на пять миль, строем фронта с двухмильными интервалами. Скорость – шестнадцать узлов. До точки предполагаемого рандеву с караваном оставалось около десяти часов. Если не случится ничего непредвиденного.
Сейчас направления движений противостоящих сил, истинные и прогнозируемые, образовывали на поверхности океана подобие слегка деформированной трехлучевой звезды. С учетом задержки вспомогательных крейсеров у Мадагаскара для намеченной встречи Воронцову следовало принять на пятнадцать градусов к зюйду и слегка сбавить скорость. Тогда он окажется в нужном месте в самый интересный момент.
Отдав необходимые команды вахтенному начальнику и в машину, Дмитрий обратился к Ростокину, всматривающемуся в темный горизонт с таким видом, будто действительно собирался там что-то увидеть.
– Кажется, Игорь, придется срочно высвистывать ребят с берега на борт. Без них нам не разобраться. Ни в технике, ни в политике. Да и вообще, тревожно мне за них. Даже – очень тревожно. Наперекос все идет.
– Я сам тебе хотел это предложить. Раз уж началось такое, что теперь прежние принципы?
– Вот именно. Начинаем?
Ростокин кивнул.
Глава 14
Михаил Федорович Басманов, бывший штабс-капитан Гвардейской конной артиллерии царской службы, капитан Добровольческой армии, полковник Югороссии, неожиданно, впервые за минувшие пять (в упрощенном пересчете) лет вновь ощутил себя свободным человеком. Как-то даже неожиданно это случилось. Сидел-сидел, глядя на оранжево-лиловый, с кровавой чертой понизу южноафриканский закат, и вдруг пробило.
