Евгений Таганов - Рыбья Кровь и княжна
— Чему ты смеешься? — спросил, оборачиваясь к князю, комит. — Сейчас одним ударом покончили бы со всеми этими разбойниками.
— Нарушив договор с тобой, они и тебя освободили от данных обещаний. Разве нет? — резонно отвечал Рыбья Кровь. — Теперь кинжалы их шейхам можно не оставлять. Мне говорили, что всего на остров высадилось пять тысяч арабов. Какая разница, ловить их две или три тысячи? Все равно переловим.
Еще вчера комит высмеял бы чью-либо подобную самоуверенность, но после всего увиденного сегодня готов был поверить, что и такое возможно для этого незаурядного словенского архонта.
Всего удалось переловить и связать больше восьми сотен арабов. Ромеи и италики первыми вошли во вражеский лагерь. Мало проявив себя в сражении, они наверстывали упущенное, беспощадно добивая оставшихся в палатках раненых.
Несмотря на походный характер своего здесь пребывания, в лагере магометан нашлось немало красивых вещей из серебра, меди, дорогих материй, явно привезенных из Сирии и Палестины, — арабы и разбойничать желали в приятном комфорте. Три десятка чудных арабских скакунов также стали добычей союзников. Между тем камни из дальних больших пращниц и редкие огненные горшки продолжали осыпать лагерь. Князь выслал знаменосца и трубача к северной стороне матерчатой ограды, чтобы на ромейском валу их увидели и остановили стрельбу. Здесь обнаружили новый повод для смеха: выпущенное из-за вала стадо ослов и быков вольно прогуливалось вдоль вала и никак не хотело приближаться к арабскому лагерю.
Дарникские «давилки» не потребовались — все пробездельничавшие за валом воины теперь сами спустились на поле и, не торопясь, собирали «колючки». Глядя себе под ноги, только очень неловкий увалень мог наступить на них в редких пучках выгоревшей травы.
Корней добился своего: прогнал с высоты лучников и даже привел к князю двух захваченных пленных.
— Тебя проще наградить медной фалерой, чем не награждать, — под смех вожаков отметил его Рыбья Кровь.
В Сифесе рейдовое войско встречали как истинных триумфаторов. Всего за победу было заплачено полсотней убитых и столько же ранеными, причем на «колючках» поранили себе ноги лишь человек пятнадцать. Противник же потерял, считая с пленными, в десять раз больше.
Позже, за праздничным архонтским столом, старший комит не упустил случая язвительно во всеуслышание объявить, что липовский князь берется быстро очистить весь остров от чужеземных разбойников.
— Хорошее дело, — одобрительно посмотрел на Дарника мирарх. — Расскажешь мне об этом завтра утром.
Рыбья Кровь корил себя за опрометчивые слова и удивлялся выступлению комита — ни один словенский воевода не стал бы так выставлять своего сотоварища. Действительно, как отыскать и победить на огромном гористом острове, где его собственные жители не знали, что творится в десятке верст от них, две-три тысячи умело скрывающихся вооруженных людей? Но задание своей собственной голове уже было дано, и Дарник ничуть не сомневался, что решение через два-три часа, в крайнем случае к утру, будет найдено, и ел и пил нисколько не отягощая себя тяжелыми думами. Калистос в очередной раз приятно поразил его. Возвращаясь в Сифес со славной победой, князь опасался, что Золотое Руно непременно постарается его заслуги как-то приуменьшить, но нет, ромейский военачальник снова и снова без всяких ревнивых оттенков говорил о том, как им всем повезло с таким замечательным танаисским предводителем.
Позже, уже по дороге в стан, Дарник не утерпел и спросил у отца Паисия:
— Для наших князей всегда нож острый, если их воевода слишком хорошо себя покажет. А ваш мирарх совсем не такой.
— Я сам удивляюсь, глядя на него, — признался священник. — Он в самом деле или вовсе лишен тщеславия, или его тщеславие настолько велико, что не позволяет ему равняться с кем-либо.
Рыбья Кровь невольно перевел это определение на себя. Все сходилось: ему тоже завышенное честолюбие не позволяло кому-либо завидовать, а единственное, в чем он уступал Калистосу, так в том, что не столь речисто умел хвалить своих воевод за их боевые заслуги.
Как и следовало ожидать, наутро его княжеская голова решила заданную накануне сложную задачу, Дарник еще раз все прикинул, съел гроздь винограда и поспешил к мирарху.
— Все говорят, что арабы быстры и неуловимы, малыми отрядами могут действовать во всех направлениях. Значит, надо лишить их этой подвижности.
— С этим никто не спорит. Скажи только как? — Золотое Руно был само радушие и благосклонность.
Дарник рассказал, как отрубленные три пальца у степных воительниц лишили кутигурское войско четверти его силы.
— Предлагаешь рубить пальцы пленным? — догадался Калистос.
— Не пальцы, а ступню одной ноги.
— Восемьсот отрубленных ног — это что-то! — усмехнулся мирарх. — Меня так и назовут Калистос — Отрубленная Нога. Хочешь, чтобы меня за это отлучили от церкви?
— Ну да, кастрировать и ослеплять — это вам можно, а ступни рубить нет. Если вы, ромеи, такие нежные, то я отведу пленных за гору и все сделаю сам.
— Неужели ты думаешь, что они приставят по одному одноногому в каждый малый отряд и специально для тебя будут медленно с ним передвигаться? Спокойно упрячут калек всех вместе и будут им только посылать еду. А на нашу жестокость ответят своей.
Дарник был пристыжен, его блестящая идея разваливалась на глазах.
— Мы можем сделать иначе. Все пленные, я узнал, принадлежат к двум соперничающим племенам: кахтанидам и аднаитам. Кахтанидов мы искалечим, а аднаитов отпустим целыми, взяв с них клятву больше здесь не воевать. Вряд ли всему арабскому войску после этого удастся сохранить свое единство.
Золотое Руно призадумался:
— Не знаю. Может быть. Надо с архонтами посоветоваться… А как ты собирался этих одноногих пленных вместе с двуногими отлавливать?
— Мне нужны три тысячи воинов.
— Тысячу сербов ты получишь, но италики под тебя не пойдут. Они и нас, ромеев, своими зарвавшимися потомками считают, а словене для них то же самое, что обезьяны.
— Я знаю, — невозмутимо сказал князь. — Тогда дай мне тысячу гребцов.
— Гребцы не воины. И по горам в доспехах лазить не станут. Да и нет у них доспехов.
— Они нужны мне в качестве носильщиков.
— Вот как! Ну что ж, это можно попробовать. Ну а все-таки, как будешь действовать, ты уже знаешь?
— Разумеется, — просто ответил Дарник.
Мирарх внимательно, словно оценивая новую для себя породу людей, посмотрел на него.
6
Зима на Крите походила на липовскую раннюю осень: дожди, ветер, теплые дни, прохладные ночи. Трехтысячное войско, состоявшее из словен, сербов и ромейских гребцов, выходя из Сифеса вглубь острова помимо обычного походного снаряжения прихватило с собой дополнительно три тысячи шерстяных одеял. На вопрос, куда именно идем, Дарник делал неопределенное движение рукой:
— Где можно будет пройти, туда и пойдем.
При войске находились три проводника из местных жителей, но пока что было все равно, куда двигаться, — противник мог находиться в любой стороне.
Князь ехал впереди колонны на катафрактном коне, выданном ему мирархом, арабских скакунов отдал гонцам: им они больше нужны. На ближние деревья и кусты Дарник почти не смотрел, высматривать вражеских лучников дело арсов, а его задача — выбор места для опорных сторожевых веж. Пастушья тропа, по которой шли, постепенно забирала вверх, так что скоро пришлось спешиться и передать поводья лошади ближайшему арсу. К полудню войско перевалило горную гряду и оказалось в долине, выходящей к морю. На месте перевала имелась удобная ровная площадка, достаточно удаленная от ближайшей господствующей высоты. Здесь войско остановилось на ночевку, а плотники принялись рубить первую вежу. Окружающие деревья не отличались ровными длинными стволами, поэтому вместо одной двухъярусной башни ладили четыре маленьких избушки, а в дополнение к ним из толстых жердей сколачивали смотровую вышку. Засеку вокруг вежи наваливали из камней и веток, получилось хоть и неказисто, но все равно непроходимо.
Наутро, оставив две ватаги липовцев и сорок гребцов доделывать укрепление, войско двинулось дальше, разделившись на два полка: один пошел вглубь острова, другому предстояло карабкаться по горам вдоль берега.
— Ты понял, чего я хочу? — спросил Дарник у Буртыма, возглавившего второй полк.
— Кажется, да. Оседлать высоты и чтобы ни один араб не проскользнул мимо.
— А потом что?
— Выходить ватагам из вежи и прочесывать все подножие.
— А как выходить?
— Ну, как выходить? Ногами. — Буртым не понял вопроса.
Князь присел на корточки и прутиком на земле показал, как выходить:
— Тремя ватагами. И клином. В головную ватагу берете собак и идете с шумом напролом. Две других ватаги идут крыльями скрытно чуть позади. Сильно не сближаться, а так, чтобы слышать собачий лай. Один раз возвращаетесь ночевать в вежу, другой раз ночуете прямо в лесу, но тоже тремя отдельными станами. И никогда не ходить одним и тем же путем. В каждую ватагу берешь по три сербских десятских, пусть смотрят, потом будут ходить на прочесывание сами.
