Василий Звягинцев - Не бойся друзей. Том 2. Третий джокер
Глава двадцать восьмая
Тяга к приключениям нередко способна завести очень далеко. Что в прямом, что в переносном смысле. Да и сами приключения можно понимать очень по-разному. Не зря у Даля это слово имеет много значений, многие из которых теперь звучат странно: случай. событие, прилучье, сталое дело, происшествие, нечаянное событие, быль, бывальщина, похождение. И далее: искатель приключений — праздный шатун от нечего делать. Приключенник — похожденник, испытавший много приключений, переворотов, похождений. Приключатель — виновник бед, несчастий.
— Вот, это точно про нас, — сказал Николай Карташов, показывая товарищу статью из словаря Даля, неизвестно какими путями попавшего на лоток букиниста, раскинувшего свои сокровища в тени дубов Риджент-парка. Издание было старое, 1898 года, но в довольно хорошем состоянии.
Юрий, пробежав глазами текст, по привычке библиофила взглянул на форзац. Экслибрис отсутствовал, зато изящным каллиграфическим почерком, ровно, будто в типографии печатали, выведено: «Милой Машеньке от дедушки Семёна Григорьевича в день поступления в гимназию. Учись нам на радость, Отечеству на пользу». Витиеватая подпись, дата — «2/VIII 1902 г. г. Тверь». Фиолетовые чернила выцвели совсем чуть-чуть.
— Ты посмотри, — сказал он, — какими ж это судьбами? Если эмигрировала Машенька году этак в семнадцатом, было ей уже лет не меньше двадцати пяти…
— Вряд ли, те эмигранты с собой библиотек не тащили, — возразил Николай. — Это, скорее, уже в мирные времена. Только непонятно, почему всего один том.
— Зато — на букву «П», — неожиданно ответил по-русски букинист. — Не все знают, что у нас это самая главная буква. Из четырёхтомника ей — целый том, а остальным тридцати шести — на всех три.
— Интересно, — согласился Николай, — никогда об этом не задумывался. — А вы давно из России? Акцента не чувствуется, значит — не местный.
— Лет двадцать уже. Так покупать будете? За фунт отдам, дешевле бутылки виски.
— Куда нам? Мы налегке путешествуем…
— Даже без денег, — добавил Юрий.
— А чего вдруг так?
— Для собственного удовольствия. Без копейки в кармане вокруг света — чем не развлечение? — ответил Николай.
— И много осталось?
— Меньше половины. Мы из Владивостока начали…
— Завидую, — вздохнул букинист, мужчина лет пятидесяти с характерными мешками почечного больного под глазами. — Я вот, кроме России и Лондона, нигде не бывал. Сейчас куда направляетесь?
— Да так. Куда глаза глядят. Тут, говорят, неподалёку музей Шерлока Холмса. Туда заглянем.
— Нет, я в широком смысле…
— Да бог его знает. Как получится. В Австралию хотелось бы, — пожал плечами Николай.
— Или в Южную Африку, — добавил Юрий. Их туда давно тянуло. ЮАС был единственным на континенте членом ТАОС, жили там по преимуществу буры и англичане, но имелась и русская колония в несколько тысяч человек. Неадаптированные кафры, банту, макололо и матабеле[94] давным-давно высланы за северную границу, адаптированные мирно живут в бантустанах[95]. Налоги на добычу полезных ископаемых всего пять процентов от прибыли, равно для граждан и иностранцев. Климат — чудесный. Рай земной, одним словом.
— Насчет Африки, пожалуй, я мог бы помочь, — немного подумав, вдруг сказал букинист. И, наконец, представился: — Меня Вячеслав Васильевич зовут, Колычев.
Друзья назвали свои имена. Без фамилий и отчеств. Привыкли за месяцы скитаний.
— Ничего конкретно не обещаю, но советую заглянуть в таверну «Tommy’s joynt»[96]. Прямо напротив Тауэр-бридж. На левом берегу. Не ошибётесь. Хозяин, этот самый Томми Хэмптон, мой приятель в некотором роде. У него и переночевать недорого можно, кормят хорошо, пиво приличное. Поговорите с ним, может, повезёт…
На том и расстались.
Не в первый раз судьба сама подсказывала следующий шаг. По крайней мере — за последние полгода, с тех пор как друзья почти внезапно обрели свободу. Причём полную. Бекетов отслужил обязательные после училища пять лет в морской пехоте Тихоокеанского флота и решил, что с него хватит. Следующие двадцать лет ничего нового и интересного не сулили, а пожить для себя, пока молодой, очень хотелось. Получил по отставке чин штабс-капитана, положенное выходное пособие, и КПП выпустил его на волю. Навсегда, или до большой войны и всеобщей мобилизации.
Гимназический друг Коля Карташов был человек вольнонаёмный, после института работал инженером на судоремонтном заводе и тоже томился монотонностью существования. Подумывал о том, чтобы наняться на торговый флот механиком, мир посмотреть, денег подзаработать.
Но когда сидели в «Золотом роге», на открытой веранде с видом на море, отмечая обретение Бекетовым независимости, Юрий вдруг сказал после четвёртой или пятой рюмки:
— Ну и на хрена тебе тот пароход? Много ты с него мира увидишь? Ходили, знаем. Два месяца в море, потом неделька на берегу, бывает, что и меньше, и снова… Разве что отпуск длинный, так самый длинный удивительно быстро кончается.
— И что из этого? — меланхолически спросил Николай, не столько слушая слова друга, как разглядывая девушек и женщин подходящего возраста, находившихся в зале или гулявших по набережной. По странному закону природы, все более-менее заслуживающие внимания были с кавалерами, а свободные интереса не вызывали.
— Да я последний год часто задумывался, просто говорить не хотел, пока неясно было, дадут мне отставку или найдут способ притормозить на «энный срок», где N — функция того, как начальству взглянется. А теперь можно. Прочитал я как-то в «Географическом вестнике» статью одного парня наших лет. Кругосветное путешествие совершил…
— Кругосветное нам не по деньгам, я цены знаю.
— Если с билетами первого класса — точно не хватит, — согласился Бекетов. — Но тот отправился «на бога», что называется. Как герои Джека Лондона или Майн Рида. Полсотни рублей в загашнике на самый крайний случай, а остальное — по воле обстоятельств. Через моря и океаны — пароходами. Нанимался юнгой за харчи до нужного порта, на берегу — как придётся. Автостопом, на товарняках, пешком. Подрабатывал, где и как получалось. В итоге за год управился. Получил массу впечатлений, да ещё и заработал намного больше, чем потратил. И за статью гонорар получил. Сейчас вроде бы целую книгу пишет. Как тебе идея? Причём, заметь, он ведь один странствовал, а нас двое. И был до путешествия всего-то репортёришка провинциальной газеты, а мы с тобой ребята посерьёзнее, языки знаем, умеем намного больше, в любой заварушке за себя постоять сумеем…
Друзья были как раз в том эмоциональном состоянии бесшабашной раскованности и энтузиазма, что идея немедленно перешла к стадии практической реализации. Совершенно как в детстве, начали прикидывать маршрут, составлять в блокноте список необходимого снаряжения.
Всё выходило легко и просто. В конце концов, тысячи людей до них странствовали по миру в гораздо менее благоприятных условиях. Сейчас что — сейчас XXI век, цивилизация, правопорядок и тому подобное. Не везде, конечно, так не нужно соваться в места, где фабричные патроны стоят дороже, чем человеческая жизнь. А в пределах Ойкумены европейской цивилизации порядка гораздо больше, чем в Раннее Средневековье и даже Высокое Возрождение. Нет необходимости брести с котомкой и посохом, пешком из Новгорода или Киева на поклон к святым местам, в Афон, Палестину. Афанасию Никитину тоже, говорят, в его «хождении» за три моря и обратно не слишком сладко пришлось. Живой вернулся — и то хорошо.
Реализация сокровенных мечтаний и желаний друзей не разочаровала, как это нередко случается с менее цельными натурами. Всё получалось весьма близко к их представлениям, моментами даже лучше. Главное они действительно ощутили, действительно — свобода. В самом полном смысле этого слова. Как в рассуждениях философа.
Свобода «от» — от повседневных, рутинных, скучных забот, воинских уставов, забот о личном составе, от необходимости соответствовать общественному положению, возрасту, обычаям и традициям, вообще от всего, что успело надоесть за двадцать лет сравнительно сознательной жизни.
Свобода «для» — для постижения ранее неведомого мира, знакомства с людьми, разительно непохожими на тех, что окружали до сих пор, наконец для раскрытия в самих себе новых, подчас совсем неожиданных черт, способностей и свойств. Гораздо понятнее стали многие герои с детства любимых книг. Их авторы — тоже.
Затею облегчало, более того — делало вообще возможным то, что сейчас, как в благословенном ХIХ веке (его друзья считали наилучшим из промелькнувших над Землёй), российских внутренних паспортов было достаточно для пересечения любых границ, даже со строгим визовым режимом, рубли (желательно — золотые) и мелочь (серебряную) принимали в любом уголке мира по хорошему курсу, и действительными оставались отечественные разрешения на ношение огнестрельного оружия. Карабинами и штуцерами в ассортименте, как герои любимых книг, путешественники не отягощались, им хватило обычных, проверенных временем «маузеров», «чудо-пистолетов, незаменимых для охотников, путешественников и всех настоящих любителей оружия», как больше ста лет писалось в рекламных проспектах.
