Юрий Никитин - Империя Зла
Ассгэйт нервно потер руки, хохотнул дребезжаще:
– Я бы предпочел находиться под прицелом у французов. Или англичан.
– Тогда уж шведов или финнов, – буркнул Стоун. – Те вовсе спят. А это скифы! От них не знаешь, чего ожидать. Возьмет какой и нажмет кнопку... А стоит только одному выстрелить, как такое начнется...
– Даже, если не ответим?
Стоун бросил на психоаналитика неприязненный взгляд. Тот высказал вслух, что думал он сам, не отвечать на одиночные выстрелы, даже подать эскадру назад, пока Белый Дом не скажет ясно, что делать.
– Все равно начнется, – повторил он. – Так что не поддаваться ни на какие провокации!
Вечером Стоун снова прошел через руки массажистов, принял необходимые витамины, а когда опустился в мягкое кресло, больше похожее на кровать, усталость все равно обрушилась на плечи как горная лавина.
Кости ныли, суставы плавились как будто из воска, попавшего под лучи жаркого солнца. В желудке появилось неприятное жжение. Пальцы сами поползли по столешнице, прозвенел мелодичный звонок.
На пороге возник дежурный офицер:
– Сэр?
– Вызови Ассгэйта, – велел Стоун хрипло.
Губы пересохли, он жестом попросил налить ему минеральной воды, кивком поблагодарил, а когда офицер вышел, с трудом удержал бокал в дрожащих пальцах. Зубы стучали по стеклу мелко и жалко, струйка холодной воды плеснула на рубашку.
Когда вошел Ассгэйт, Стоун все еще пытался вытереть мокрые пятна с груди. Психоаналитика приветствовал вялым движением, кивком пригласил располагаться, наливать, расслабиться, а когда Ассгэйт тоже налил себе минеральной, проговорил все еще хриплым голосом, словно горло пересыхало с каждой минутой все больше и больше:
– И вот теперь два наших флота стоят один напротив другого. А что же наше НАТО? Где Англия, Франция, все эти карликовые страны, ради которых мы... черт бы их всех побрал!
Ассгэйт неспешно отхлебнул, прислушался к ощущениям:
– Вы всерьез? За что люблю военных, особенно моряков, так за ваше простодушие.
Стоун буркнул неприязненно:
– Я не вижу особого простодушия.
– Да? А наивная вера, что НАТО – союзники?
Стоун дернулся, скривился от внезапной боли в шее:
– Вы хоть понимаете, что говорите? НАТО – это наш союз! А наш – это значит, наш собственный. Это слуги, которые обслуживают могучего конного рыцаря. А куда рыцарь, туда и слуги.
Психиатр кивнул с готовностью:
– Вот – вот, это Америка и всякие там слуги... А эти всякие там помнят, что еще совсем недавно правили миром. Наши деды застали Англию великой державой, Франция тоже бывала державой номер один... при Наполеоне, да и после... Испания и Португалия тоже воевали за господство над миром. Кто-то из них и открыл Америку. Думаете, им не скребет, что их колония учит их, ведет, командует?
Стоун воскликнул:
– Но наше поражение – это и их поражение!
– О поражении никто не говорит, – сказал психиатр успокаивающе. – Но все они, что бы ни говорили, в глубине души хотели бы, чтобы русские дали нам по носу.
– Это как? Потопив половину нашей эскадры?
Психиатр сказал успокаивающе:
– Они знают, что у США остается еще второй Тихоокеанский, шестой...
Стоун огрызнулся:
– Благодарю покорно! В затопленной половине эскадры окажемся именно мы. Бьют всегда по флагману. Я все-таки не понимаю... Мы же их закрываем ядерным щитом, а они... нет, это в голове не укладывается!
Он осекся, наткнувшись на взгляд психоаналитика. Тот понимал, что и командующий флотом тоже понимает, а кипятится потому, что надо выразить негодование. А на самом деле все люди, все человеки. По крайней мере, на Западе. Там все произошли от обезьяны и Фрейда. И нечего кипятиться, когда союзник подставит ножку или ударит в спину. Своя рубашка ближе к телу. Сам бы так сделал при удобном случае.
Кабинет американского президента был обширен, но прост, ибо так повелось от первых президентов, выше всего ставивших реальную власть
Однако дизайнеры, которые получали жалование больше, чем сотня профессоров любого их университета, сумели сделать так, что всякий входящий в кабинет, чувствовал: да, здесь центр и сосредоточие могущества всего мира, и здесь работает самый могущественный человек этой планеты.
Президент США встретил госсекретаря посреди овального кабинета, быстро обменялся рукопожатием и, не поинтересовавшись здоровьем семьи и детей, спросил с ходу:
– Что нового о нашем флоте?
– Господин президент...
– Понятно. Прошу за стол, надо взвесить все возможности.
– Господин президент, с русскими возможностей чересчур много.
Президент поморщился. Оба сели, не сводя взглядов один с другого. Госсекретарь, не выдержав требовательного взгляда, опустил голову, развел руками. Президент вскрикнул нервно:
– Срочно придумывайте, что мы можем! Ведь мы же можем?.. Мы сильнее!
Госсекретарь проговорил раздавлено:
– Сразу так не решить... Экономические меры? Но мы и так отказываем им в продаже нашей новейшей технологии. Компьютеры последних моделей не продаем...
– Да плевать на компьютеры! Нужно что-то экстренное! Весь мир сейчас смотрит на нас! И все ожидают, отступим мы или покажем решимость.
Госсекретарь сказал осторожно:
– Мы просто обязаны выказывать решимость. Весь западный мир смотрит на нас с надеждой и упованием. Мы их единственные надежные защитники. Только военная мощь США способна сдержать напор любого агрессора... Однако, господин президент, я настоятельно советовал бы... да-да, настоятельно, не идти на крайности.
– Что вы называете крайностями?
Госсекретарь поерзал на стуле, но президент смотрел требовательно, и он постарался придать голосу твердость:
– Мир смотрит не только на нас, но и на них. На русских! Те тоже не хотят отступать. Как и мы. Они и мы оказались сейчас в такой позиции, когда отступить – потерять лицо. И сейчас решается больше, чем потеря нескольких кораблей... или даже обмен ядерными ударами подводных лодок.
Президент вскрикнул в ужасе:
– Полагаете, может дойти даже до такого?
– Да. Они не станут выпускать ядерные ракеты по США, это было бы чересчур... хотя от русских никогда не знаешь, чего ожидать, но я полагаю, что в самом крайнем случае они могут выпустить пару ядерных зарядов по нашему флоту.
Лоб президента покрылся мелкими бисеринками пота, а те сливались, превращались в крупные капли. На висках вздулись зеленые вены. Глаза впервые за все годы президентства стали испуганными.
– Что с нашими союзниками?
– Сегодня, – сказал госсекретарь гробовым голосом, – Англия передала по неофициальным каналам, что свои корабли не пошлет.
Президент воскликнул в ужасе:
– Черт, неужели даже Англия пятится? Ну, Франция – понятно, там еще со времен де Голля нас не любят, могу понять еще и немцев, все-таки полвека назад мы их поставили на колени, но Англия?
Госсекретарь сказал горько:
– Боюсь, они побаиваются, что после Байкала мы объявим зоной своих стратегических интересов и Трафальгарскую площадь.
Президент стиснул зубы, помолчал, а когда заговорил, голос снова были сухим и ровным:
– Вы полагаете... почему вы полагаете, что может дойти до столкновения?
Госсекретарь наклонил голову:
– Наш флот и флот русских в одинаковом положении. Теперь решается, кто кого переможет. Дело не в силе...
– Переможет? Что за странное слово?
– Русское. Оно означает, что дело в силе... но не только в силе.
– Поясните?
Вопрос был задан раздраженно, почти с криком, и госсекретарь пригнул голову, как от удара, заговорил вкрадчиво, убеждающе, ибо за слова, которые вертелись на языке, мог, в самом деле, получить по голове:
– Представьте себе Шварценеггера, который прогуливается по центральной улице. Он в хорошей форме, жизнью доволен, ему улыбаются женщины, на нем костюм от Кардена, ботинки от Ле Монти, а пахнет от него мужественным лосьоном Деним. И вот навстречу прет пьяный ниггер... простите, американец афро-азиатского происхождения, пьяный в задницу. Завидев Шварценеггера, кидается к нему с намерением подраться. Что делать Шварценеггеру?
– Дать по шее, – раздраженно ответил президент.
– Но нигер порвет на нем костюм, заблюет дорогие ботинки, а от его грязных лап месяц будешь отмывать уже не Денимом, а теркой, что скребут коней. Ниггеру же... простите, американцу афро-азиатского происхождения плевать, что Шварцнеггер тоже порвет ему его тряпки, облюет его ботинки или то, что он называет ботинками. Это, во-первых...
Он умолк в нерешительности, президент раздраженно потребовал:
– Что там на сладкое? Выкладывай.
– Второе гораздо хуже, – вздохнул госсекретарь. – Шварцнеггеру вряд ли будет слава от такой драчки, а вот американец афро-азиатского...
Президент прервал:
– Этот кабинет надежно защищен от прослушивания. А негры и есть грязные твари, не стесняйтесь.
