Роберт Сойер - Люди
— О чём ты чёрт возьми думал?
Понтер молчал.
— Ну? Не молчи!
— Я знаю, кто изнасиловал Кейсер Ремтуллу и, предположительно, тебя тоже.
Мэри в полнейшем изумлении осела в водительском кресле.
— Кто?
— Твой коллега — я не могу правильно произнести его имя. Что-то вроде «Корнелеус».
— Корнелиус? Корнелиус Раскин? Да нет, это бред.
— Почему? Что-то в его внешности противоречит тому, что ты заметила в тот вечер?
После вспышки ярости Мэри всё ещё не могла отдышаться. Но гнев полностью исчез из её голоса, сменившись потрясением.
— Ну… нет. Ну, то есть, да, у Корнелиуса голубые глаза — но у многих людей такие же. И Корнелиус не курит.
— Курит, — возразил Понтер.
— Я никогда не видела, чтобы он курил.
— Я почуял запах при встрече.
— Он мог быть в баре и пропитаться дымом.
— Нет. Запах был в его дыхании, хотя он, по-видимому, пытался замаскировать его каким-то веществом.
Мэри нахмурилась. Она знала нескольких тайных курильщиков.
— Я никогда не чувствовала от него запаха.
Понтер промолчал.
— Кроме того, — сказала Мэри, — Корнелиус не стал бы нападать на меня или Кейсер. В смысле, мы же коллеги и…
Мэри замолчала, и Понтер, наконец, не выдержал:
— И что?
— Ну, я-то считала нас коллегами. Но он… он просто сезонный преподаватель. У него Ph.D. — из Оксфорда, не кот начхал. Но всё, чего он смог добиться — это позиция сезонного преподавателя: не постоянная должность и уж точно не бессрочный контракт. А Кейсер и я…
— Да? — снова сказал Понтер.
— Ну, я тоже женщина, однако Кейсер вообще вытянула счастливый билет в том, что касается шансов на бессрочный контракт в научной сфере. Она одновременно и женщина, и визуальное меньшинство[66]. Говорят, что на изнасилование толкает вовсе не сексуальное влечение, а жажда силы и власти. А Корнелиус наверняка чувствовал, что не имеет ни того, ни другого.
— Он также имел доступ к холодильнику для хранения образцов, — заметил Понтер, — и, сам будучи генетиком, разумеется, понимал, что женщина-генетик сделает первым делом в подобных обстоятельствах. Он знал, что должен отыскать и уничтожить любые свидетельства.
— Мой Бог, — сказала Мэри. — Но… нет. Это всё косвенные улики.
— Они были косвенными, — сказал Понтер, — пока я не исследовал вещественные доказательства изнасилования Кейсер, хранящиеся в полицейском участке, где Раскин не мог до них дотянуться. Я запомнил его запах, когда мы встретили его в коридоре возле твоей лаборатории, и этот запах был на вещах Кейсер.
— Ты уверен? — спросила Мэри. — Ты абсолютно уверен?
— Я никогда не забываю запахи, — сказал Понтер.
— Боже мой, — сказала Мэри. — Что нам теперь делать?
— Мы можем сказать принудителю Хоббсу.
— Да, но…
— Что?
— Ну, мы не в твоём мире, — сказала Мэри. — Здесь нельзя потребовать от кого-то предоставить алиби. В том, что ты сказал, нет ничего такого, что позволило бы полиции потребовать от Раскина образец его ДНК. — Он больше был не «Конелиус».
— Но я могу засвидетельствовать, что его запах…
Мэри покачала головой.
— Не существует прецедента принятия подобных показаний судом, даже в качестве версии. Даже если Хоббс тебе поверит, он не сможет на этом основании даже вызвать Раскина на допрос.
— Этот мир… — с отвращением сказал Понтер.
— Ты абсолютно уверен? — спросила Мэри. — У тебя нет ни тени сомнения?
— Тени сомне…? А, понял. Да, я абсолютно уверен.
— То есть у тебя не просто нет обоснованных сомнений, — не отставала Мэри. — У тебя вообще нет в этом сомнений?
— У меня вообще нет сомнений.
— Никаких?
— Я знаю, что у вас маленькие носы, но мои способности совершенно заурядны. Любой представитель моего вида, и многих других видов, способен на такое.
Мэри задумалась. Собаки определённо умеют различать людей по запаху. Так что у неё нет серьёзных причин считать, что Понтер ошибся.
— Что мы можем сделать? — спросила она.
Понтер молчал довольно долго. Наконец он сказал очень тихим голосом:
— Ты говорила, что не сообщила о преступлении, потому что боялась того, как с тобой будет обращаться ваша судебная система.
— И что с того? — резко спросила Мэри.
— Я не хотел тебя злить, — сказал Понтер, — я просто хочу убедиться, что правильно тебя понял. Что бы было с тобой и твоей подругой Кейсер, если бы началось расследование?
— Ну, даже при совпадении образцов ДНК адвокат Раскина мог бы попытаться доказать, что Кейсер и я согласились на секс.
— Ты не должна была через это проходить, — сказал Понтер. — Никто не должен.
— Но если мы ничего не сделаем, Раскин нападёт снова.
— Нет, — сказал Понтер. — Не нападёт.
— Понтер, ты ничего не можешь сделать.
— Отвези меня в университет.
— Понтер, нет. Нет! Я не повезу.
— Ели ты не отвезёшь меня, я пойду пешком.
— Ты даже не знаешь, куда идти.
— Хак знает.
— Понтер, это безумие. Ты не можешь просто так убить его!
Понтер тронул себя за плечо там, куда попала пуля.
— Люди этого мира убивают друг друга всё время.
— Нет, Понтер, я тебе этого не позволю.
— Я должен не дать ему совершить насилие снова, — сказал Понтер.
— Но…
— И даже если тебе удастся остановить меня сегодня, или завтра, это не может продолжаться вечно. В какой-то момент я ускользну из-под твоего контроля, вернусь в кампус и устраню проблему. — Взгляд его золотистых глаз упёрся в Мэри. — Единственный вопрос — случится это до или после того, как он нападёт снова. Ты правда хочешь задержать меня?
Мэри на мгновение прикрыла глаза и сильнее, чем когда-либо в жизни прислушалась к голосу Господа, пытаясь узнать, собирается ли Он вмешаться. Но Господь молчал.
— Понтер, я не могу тебе этого позволить. Я не могу позволить тебе хладнокровно убить. Даже его.
— Его нужно остановить.
— Пообещай мне, — сказала Мэри. — Пообещай мне, что ты не станешь этого делать.
— Почему ты так о нём беспокоишься? Он не заслуживает жизни.
Мэри сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.
— Понтер, я знаю, что ты считаешь меня дурочкой, когда я говорю о загробной жизни. Но если ты его убьёшь, твоя душа понесёт наказание. И если я позволю тебе его убить, моя душа будет наказана тоже. Раскин уже дал мне почувствовать, что такое ад. Я не хочу провести в нём вечность.
Понтер насупился.
— Я хочу сделать это для тебя.
— Только не это. Не убийство.
— Ладно, — сказал Понтер. — Хорошо. Я его не убью.
— Ты обещаешь? Клянёшься?
— Я обещаю, — сказал Понтер. И потом, через секунду: — Хрящ!
Мэри кивнула: это было единственное ругательство, которое она слышала от Понтера. Но потом покачала головой.
— Есть возможность, о которой ты не подумал, — сказала она, наконец.
— И какая же? — спросил Понтер.
— Что между Кейсер и Раскиным был секс по согласию, прежде чем её изнасиловал кто-то другой. Это был бы далеко не первый случай, когда мужчина и женщина, будучи коллегами, затевают роман на рабочем месте.
— Я не знал, — сказал Понтер.
— Верь мне. Такое происходит сплошь и рядом. И разве после этого его запах не остался бы на его… трусиках и прочем?
Би-ип.
— Трусики, — повторила Мэри. — Ну, э-э… внутренняя деталь одежды. Которая была в полиции в пакете для улик.
— Да. То, что ты говоришь, возможно.
— Мы должны быть уверены, — сказала Мэри. — Мы должны быть абсолютно уверены.
— Ты можешь спросить Кейсер, — сказал Понтер.
— Она мне не скажет.
— Почему? Ведь вы подруги.
— Да. Но Кейсер замужем — состоит в союзе — с другим мужчиной. И поверь мне: такое тоже бывает сплошь и рядом.
— Ах, — сказал Понтер. — Ну, тогда…
— Я вообще не уверена, что мы можем хоть что-нибудь сделать, — сказала Мэри.
— Мы можем сделать многое, но ты заставила меня пообещать этого не делать.
— Да. Однако…
— Мы должны дать ему понять, что он раскрыт, — сказал Понтер. — Что за ним наблюдают.
— Я не смогу разговаривать с ним.
— Нет, разумеется, нет. Но мы можем оставить для него записку.
— Не уверена, что это что-либо изменит, — сказала Мэри.
Понтер поднял левую руку.
— В этом состоит вся идея компаньонов. Если ты знаешь, что за тобой следят, или что все твои действия записываются, то ты меняешь своё поведение. В моём мире это отлично работает.
Мэри снова сделала глубокий вдох и медленно выпустила воздух.
— Полагаю… Полагаю, что хуже от этого не будет. Что у тебя на уме? Просто анонимная записка?
— Да, — ответил Понтер.
— То есть, сказать ему, что с сего момента за ним ведётся постоянное наблюдение? Что в следующий раз ему никак не отвертеться? — Мэри задумалась. — Я думаю, надо быть идиотом, чтобы снова совершить изнасилование, зная, что тебя раскусили.
