Леонид Смирнов - Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу
Я добирался до Туруханска в товарном вагоне — зарывшись в мешки с валенками. Служебные собаки дважды совались в мое прибежище, но унюхать меня, конечно, не смогли. С полицейскими собаками у и-чу разговор короткий — беззвучно сказанное слово подчинения, и исступленно виляющий хвостом пес с радостью исполнит любой твой приказ.
Меня взяли из-за сущего пустяка. После недельного «поста» я помирал с голоду и не удержался, почуяв сытный запах из вокзального буфета. Жажда моя и вовсе была нестерпимой. Купил пяток лоснящихся от жира беляшей, два стакана горячего чая с лимоном — и нос к носу столкнулся с полицейским патрулем, возникшим будто из воздуха.
Почему я не оглушил боевыми приемами эту троицу? Честно признаюсь: так ослабел от голода и жажды, что утратил способность сражаться. Я даже не смог как следует заговорить этих здоровенных дядек. Патрульные в растерянности потоптались передо мной с минуту и снова предложили мне предъявить паспорт.
Поддельных документов у меня не было, свои я показывать не стал и был задержан — до выяснения личности. Обычное дело: мало ли шляется беглых каторжан… Роняя слюну, я следил за перемещением моих драгоценных беляшей в бездонные полицейские глотки. Зато благородная ярость прочистила мне мозги, и, когда меня доставили в околоток, план действий был готов.
— Я — тайный агент господина префекта, — уверенным тоном заявил я околоточнику. — Личный агент. Мне нужно немедленно поговорить с ним по телефону. Если засвечусь — все насмарку. Не хочу, чтобы у вас были неприятности.
Тусклый немолодой околоточник явно не любил неприятности — скорый выход в отставку накладывает отпечаток и на внешность, и на характер старых служак.
— А если ты врешь? — с деланым равнодушием осведомился он. Сам же, скрипя плохо смазанными шестеренками, пытался просчитать в уме варианты.
— Тогда ваши костоломы на законных основаниях смогут пересчитать мне ребра. — Я весело улыбнулся и этак по-приятельски ему подмигнул.
Дозвониться до самого оказалось делом непростым. Господин префект не любит, когда его беспокоят по пустякам. Господин помощник префекта готов решить все вопросы незамедлительно. А личных вопросов у господина префекта нет и быть не может…
Но околоточник был упрям и не желал сдаваться. Пенсия — она и мертвого из могилы подымет.
— Брысь! — вдруг ворвался в трубку раздраженный голос Боброва. (Это он шуганул помощника.) — Чем могу служить?! Только живенько!
— Господин префект! Докладывает околоточник Найденов. Ваш личный тайный агент задержан на вокзале. Вот уже трубку рвет из рук, — затараторил околоточник, поглядывая на меня.
— Агент? — недоверчиво переспросил префект. — Какая кличка? Впрочем… — В голосе его появился интерес. — Ну-ка, пусть назовется.
Найденов передал мне трубку.
— Агент Милена на проводе, — бодро отрапортовал я.
Вынужденный говорить при полицейском, я из нашего общего с префектом прошлого выбрал такое имя, о котором знали только мы двое. И не ошибся — господин Бобров тотчас меня узнал.
— Оставайся на месте. Выезжаю. — И бросил трубку. Я повертел свою в руке, потом аккуратно опустил на рычаг.
— Что он сказал? — недовольный, что его не поставили в известность, спросил околоточник.
— Скоро будет.
У полицейского брови полезли вверх, и он осведомился совсем другим тоном:
— Чайку не желаете откушать?
— С удовольствием.
С тех пор как начал скрываться, я старался не думать, что сейчас происходит с Гильдией. Не гадать, кого из каменских и-чу убивают или калечат в эту минуту. Ведь помочь Гильдии я не мог. Пока. Вот разве префект… Что, если с его помощью мне удастся связаться с Великими Логиками? Если, конечно, он согласится рискнуть. Или только позволит мне пересидеть в укромном месте денек-другой, да так, чтоб носа не казал? А если и вовсе сдаст беглеца, обложенного со всех сторон и к тому же проклятого доброй половиной Истребителей Чудовищ?
Мы сидели в креслах в уютной гостиной, рядом с камином, сложенным из гранитных валунчиков. Сидели, протянув ноги к ровно гудящему, истово рвущемуся вверх, в дымоход, огню. Я захмелел от сытости, разомлел от тепла и боролся со сном, не желая обидеть расположенного поговорить хозяина.
Господин Бобров изменился со дня нашей последней встречи. Он стал совсем седой и даже пыльный какой-то. Состарили его не столько годы, сколько мрачные думы.
— Вы были самым могучим кланом в стране, имели все мыслимые льготы и привилегии, но умудрились передраться и все просрать. Ныне вы малочисленны, гонимы. Народ никогда не жаловал Гильдию — из-за великой гордыни и богатства и-чу, из-за своих собственных дурацких суеверий. Но прежде он хотя бы вас боялся и уважал. А теперь он вас ненавидит. — Лицо господина Боброва было мрачно, сходящиеся к переносице брови нахмурены, голос гневен. Он разошелся не на шутку. — По сути, вы предали мирян: надеясь на вас, они разучились сами справляться с чудовищами и, оставшись без защиты, умоются кровью…
Префект Бобров презрительно глянул на кофе, разбавленный отличным тифлисским коньяком, плеснул коньяка из графинчика в граненый стакан и выпил одним глотком. Распахнул на груди махровый фаньский халат — видно, бросило в жар.
— Вы обвиняете нас? — осведомился я.
— Да, обвиняю. Обвиняю от лица народа. Вы нарочно приманивали в Сибирь чудовищ, а может, тайно разводили их сами. В результате вы всегда при деле, всегда — на коне, вы незаменимы, вам достаются слава и богатство, а страна тем временем становится одним большим кладбищем, люди нищают, а казна скудеет. Скоро нам придется обречь на голодную смерть обитателей домов призрения, затем настанет черед детских приютов и земских больниц…
Я разозлился. Нет, я разъярился. Я много чего мог высказать в ответ этому чинодралу. Но я был гостем. Более того — укрываемым государственным преступником.
— Не знай я истинное положение вещей, мог бы вам поверить. Вы — демагог высшей марки, и место вам не здесь, в нищей провинции, а в Столице, на трибуне Государственной Думы. Хотя там вы затеряетесь в толпе себе подобных, ведь в Думе болтунов пруд пруди.
Господин Бобров захохотал. Хохот был гомерический, но не заразный. Лично мне было не до смеха. Я сидел нахохлившись и ждал объяснений.
— Я тебя поймал! — вымолвил он, хохоча. — Купился, купился! Ну признайся! Хоть раз в жизни… — Префект подавился воздухом.
— Ладно, признаюсь. Поверил. Я нынче готов поверить чему угодно.
— Извини, — отдышавшись, префект сменил тон. — Не сообразил. Думал, разомлел, расслабился — сможешь понять юмор. А ты сейчас не в том настроении. Прости… Но в каждой шутке, как известно, есть доля истины. Я тебе чуть ли не дословно воспроизвел речь, которую на днях закатил с балкона комендатуры новый генерал-губернатор Туруханского края Фаддей Мухин. И представь себе, народ ему рукоплескал. Так что делай выводы.
— Чего уж теперь… когда Гильдия разгромлена?
— Крысы заставили кошек истреблять друг друга. — Господин Бобров зажег папиросу и с удовольствием посасывал мундштук.
— Или крысиный король.
В эти минуты мне казалось, что враждебный мир, который остался за стенами неказистого двухэтажного каменного дома, перестал существовать. Мы и гостиная Боброва — эти кресла, коньяк, горящий камин — и есть мир, средоточие порядка и довольства.
— Или король, — повторил хозяин. — Я всегда думал, что дьявол, демон зла, царь Кощей — это сказочные персонажи. Так ты полагаешь, авторы сказок пытались нащупать истину? — Господин Бобров почесал в затылке, потом в очередной раз капнул себе в кофе коньяка, — по-моему, в чашке эти напитки уже окончательно поменялись ролями, и суммарный градус был под сорок.
— По крайней мере, я уверен: есть некая первопричина, столкнувшая с горы камешек, который дал начало лавине. Нечто вполне материальное, подчиняющееся законам логики. Оно до сих пор управляет процессом. Эти чудовища, имя которым легион, рождаются не абы как, а строго циклично. Выявлены вековые закономерности — и в географическом их распределении, и в смене отдельных волн, их взаимоотношениях… Мы же боремся со следствиями, когда нужно искать рассадник нечисти. Это путь слепцов, мы обречены на поражение. В Сибири мы и наблюдаем сейчас закономерный финал проигранной партии. Рано или поздно Гильдия погибнет повсеместно…
— Да ты, я вижу, оптимист. — Префект загасил недокуренную папиросу о край серебряной пепельницы-рыбки и — без удовольствия, словно по инерции, — отхлебнул кофейного коньяку. — С таким настроением впору топиться.
— Я хочу сделать нашу гибель ненапрасной. Я должен найти «логово» и выжечь его дотла. Вот и все.
— Благородный замысел. Выходит, Игорь Федорович Пришвин сделает то, что оказалось не под силу гениям логической мысли и тысячам идеальных бойцов. — Бобров безрадостно усмехнулся. — Не много на себя взвалил? Утащишь ли воз? Или это он тебя — под гору?
