Юрий Гулин - Орлы и звезды. Красным по белому(СИ)
Звонит телефон. В трубке голос Алехновича:
- Они здесь!
Сразу следует отбой, но мне и так все понятно: на аэродроме засада. И не важно, будут ли брать царскую семью живьем, или перестреляют на месте - пришла пора приводить в действие запасной вариант.
Еду на перехват санитарного грузовика. Как и условились, они ждут меня на перекрестке. Проезжаю мимо без остановки. Они должны последовать за мной. Оборачиваюсь. Все в порядке. Дорога, по которой мы сейчас едем, ведет, разумеется, не к аэродрому. Впереди показалась полоска воды. Грузовик притормаживает и отстает. Подъезжаю к причалу, возле которого меня ждет тральщик 'Китобой'...
* * *Тральщик 'Китобой', если вы помните, использовался в качестве офицерского штрафбата. До недавнего времени...
Этот вопрос председатель 'Центробалта' Дыбенко поднял, чуть ли не в самом начале разговора.
- Ну, учудил ты тогда в Кронштадте, товарищ Ежов, - усмехаясь в усы, сказал он.
- Ты что имеешь в виду? - решил уточнить я. - Я ведь тогда много чего, как ты выражаешься, 'учудил'.
- Да с тральщиком 'Китобой', - уточнил матрос.
- Ну, это чудо было во спасение. Перебили бы офицеров-то.
- Да это я понимаю, продолжил улыбаться Павел. - Только теперь пора с этим кончать, как ты думаешь?
- Думаю, пора, - согласился я. - Офицеры нужны на кораблях, да и поняли они, наверное, уже кое-что. Вот только сразу расформировывать экипаж тральщика не стоит.
- Это еще почему? - удивился Дыбенко.
- Надо присмотреться к офицерам в обычной обстановке, без конвоя. Как они себя поведут? Не зря их все-таки в штрафники сослали.
Дыбенко задумался.
- Пожалуй, ты прав, - согласился он с моим предложением. - Только кто же за ними приглядывать будет, когда конвой снимем?
- А давай назначим им комиссара? - предложил я. - Есть у меня один товарищ на примете...
* * *Тральщик 'Китобой' был в нашем плане частью запасного варианта, который теперь стал основным. Это по моему запросу он прибыл сюда их Кронштадта.
У трапа меня встретил комиссар корабля Берсенев. Именно его фамилию я назвал в том разговоре с Дыбенко.
- Ну, как ты тут? - спросил я, пожимая мичману руку. - Нашел общий язык с командой?
Берсенев лишь неопределенно пожал плечами.
- С кем-то нашел, с кем-то не очень. Ты лучше ответь, что у тебя с Наташей, почему она все время о тебе спрашивает; вы что, перестали встречаться?
На этот непростой вопрос я ответить не успел. У трапа остановилась санитарная машина. Из кузова повыскакивали люди в полумасках и устремились к трапу. Дневального нейтрализовали, а вот Берсенев успел расстегнуть кобуру. Пришлось придержать его за руку.
- Не стоит, Вадим.
Он удивленно посмотрел на меня. Нас окружили и обезоружили. Через несколько минут корабль был захвачен. Команду, присовокупив к ней меня, собрали на шкафуте. С краткой речью к нам обратился Львов:
- Господа! Мы такие же патриоты России как, надеюсь, и все вы. К захвату корабля нас вынудили обстоятельства. Наш долг спасти от расправы одну русскую семью. Для этого мы должны выйти в море и там дождаться подхода шведского судна 'Северная звезда', которое выйдет сегодня из Петрограда под флагом Красного креста. Мы должны будем подойти к борту судна и пересадить на него охраняемых нами пассажиров. После этого ваша миссия будет окончена. Надеюсь на ваше понимание, господа. Делайте все правильно, и никто не пострадает.
После этой речи всех членов экипажа свободных от вахты, а так же Берсенева заперли в одном из кубриков. Меня же отконвоировали на мостик. Командир хмуро на меня покосился и продолжил отдавать команды. Он меня явно узнал. Не мог не запомнить, как я отмазал его тогда, во время трибунала. Но теплых чувств ко мне почему-то не испытывал. Львов сказал, обращаясь ко мне, но так, чтобы это слышали все находящиеся в рубке:
- Вы, господин Ежов, наша страховка на случай непредвиденных обстоятельств. Если что пойдет не так, ваша пуля первая!
* * *Самым сложным было пройти мимо Кронштадта. Нас запросили: 'Китобой', куда следуете? Львов приказал сигнальщику:
- Семафорь: На борту командир Красной Гвардии Ежов. Следуем в Гельсингфорс.
Для пущей убедительности меня вывели на открытую часть мостика. Разглядели меня в бинокль или нет - не знаю, но с берега передали: 'Счастливого плавания!'
'Северная звезда' показалась ближе к вечеру. Мы просигналили: 'Прошу принять на борт пассажиров' и получили добро.
Львов покинул борт последним, когда царская семья была уже на 'Северной звезде'. Обращаясь к команде, он сказал:
- Благодарю вас, господа! Как только 'Северная звезда' выйдет в нейтральные воды, судно будет освобождено.
До ночи проболтались близи берега на траверзе Сестрорецка. Потом велели спустить шлюпки. Когда две шлюпки заколыхались на волнах, один из членов команды обратился к командиру захватчиков:
- Господа! Возьмите меня с собой.
Человек в маске ненадолго задумался, потом кивнул.
- Хорошо! Есть еще желающие покинуть корабль?
Вышел еще один офицер.
- В кубрике тоже могут найтись желающие, - сказал он.
В общей сложности борт вместе с захватчиками покинули пять офицеров. Командир проследил взглядом за исчезающими в темноте шлюпками, потом обратился ко мне:
- Что дальше?
- Идем в Кронштадт, - вздохнул я. - Буду докладывать о случившемся.
* * *Дыбенко смотрел на меня с сочувствием.
- Да, браток, угораздило тебя, - сказал он. - Ты хоть знаешь, кого из Петрограда вывез?
Я неопределенно пожал плечами.
- Наверное, семью какого-нибудь генерала или министра.
- Бери выше, - поднял указательный палец Дыбенко. - Самого Николашку с семьей ты вывез!
- Да нет, - отмахнулся я, - не может такого быть. Бабу я, правда, не разглядел, она платком прикрывалась, но мужика рассмотрел хорошо - не царь это был!
- Как определил? - усмехнулся Дыбенко.
- Так ни усов, ни бороды у него не было.
- Без усов, значит уже и не царь? - укорил Дыбенко. - А то, что он мог их сбрить, ты не подумал?
- Нет, - потеряно признался я.
- Ладно, браток, шибко-то не кручинься, - ободрил меня Дыбенко. - Не ты им побег организовывал, а что сплоховал маленько, так то со всяким случиться может. Да и не пошел им этот побег впрок.
- Как это? - удивился я.
- Недавно СОС приняли, - пояснил Дыбенко. Уже у берегов Швеции подорвалась 'Северная звезда' на плавучей мине. Видно ее недавним штормом с якоря сорвало и в судовой ход вынесло. Так то...
У меня внутри все похолодело.
- И что, никто не спасся?
- Кого-то там шведы подобрали, но не царя точно.
- Откуда известно?
- Наши в Гельсингфорсе ихние переговоры слышали.
- Выходит, они знали, что на борту была царская семья?
- Выходит так.
ГЛЕБ
Упрекнуть себя было не в чем, но настроения эта мысль не прибавляла. Блестяще проведенная операция завершилась провалом, пусть и за пределами нашей зоны ответственности. О гибели царской семьи теперь трубили уже все газеты. В России открыто скорбела разве что церковь. Политики, на этот раз, проявили сдержанность. Народ открыто ликовал, хотя по домам многие, верно, помянули царя-батюшку. Нас, если честно, больше волновала судьба Львова. В списках спасенных его фамилия не значилась. Но Макарыч предложил не торопить события. И оказался прав. Через неделю после гибели 'Северной звезды' в Питере объявился Кравченко. Его рассказ заставил нас по-другому взглянуть на гибель парохода.
- Мне просто повезло, - сказал Львов. - В момент столкновения с миной я находился на верхней палубе. Княжне Анастасии сделалось дурно, и я вызвался сопроводить ее на воздух.
- Так Анастасия жива?! - воскликнула Ольга.
Львов немного помялся, потом махнул рукой.
- Все равно тайной это долго не останется. Да, мне удалось спасти Анастасию. Я нашел ее в воде и сумел надеть на нее спасательный круг. Вскоре нас подобрал шведский сторожевой корабль. Сейчас она в моей семье в Стокгольме. Но остальные погибли.
Он немного помолчал.
- Чтобы потом ко мне не было вопросов, скажу сразу: я вернулся в первую очередь для того, чтобы найти виновника гибели царской семьи и покарать его!
- Что ты имеешь в виду? - спросил Макарыч.
- Незадолго до взрыва я отчетливо видел силуэт подводной лодки.
- Ты хочешь сказать, что мина оказалась в фарватере не случайно? - уточнил Макарыч.
- Именно это я и хочу сказать, - подтвердил Львов. - Ее туда отбуксировали. И предназначалась она 'Северной звезде'.
Для нас слова Львова могли означать только одно: кто-то внес поправку в план нашей операции на ее заключительной стадии. Теперь для нас станет делом чести этого 'кого-то' вычислить и наказать.
