Алексей Витковский - Витязь
«Ай да Храбр! Они же здесь, как в деревне, – все друг про дружку знают!» Сашка сам ни за что не стал бы впутывать в это дело Ярину, а вот – решилось за него…
– Знал.
– Добро! Выходит, был ты в своем праве, коли он на тя напал – вооруженный на спящего. Начала боя вашего стража не видела, но следы твои слова подтверждают…
«Интересно, какие следы там остались на сухой траве? Разве что кроме дырки в дерне от топора…» Хотя Сашка понимал, что в чтении следов он полный профан, а для них всех – примятая травинка что автограф на месте преступления. А насчет – «в своем праве», так закон здесь к посягательствам на чужую жену очень строг. Коли застанут на месте – голова с плеч, а коли не поймают – изгонят на все четыре стороны.
– …Закона ты не преступил, посему и виру платить не должен… Однако род Олеля большой, могут мстить, коли обиженными себя сочтут. Потому головное заплачу за тебя я. Ты – моей дружины воин, а ссоры да которы мне во граде моем не нужны… То, что признал честно, будто мог не убивать, – то добре. Да в бою всякое возможно. А Олель не таков был, чтобы решения свои менять. Стал бы искать случая своего добиться… Теперь иди.
Сашка поклонился и вышел. Голова у него шла кругом. Как-то все слишком просто решилось. Понятно – князь хочет его защитить, прикрыть от кровной мести. Но подтекстом в словах Ольбарда значилось, что градских убивать больше не надо, иначе придется ему, князю, судить по-другому. Закон для всех одинаков, а вира за убитого – сорок гривен, деньги большие.
Храбр догнал его за дверями гридницы, остановил:
– Помни, Олекса, что князь рек, – род Олеля большой, и хоть был тот у них, словно кость в горле, а мстить за своего – то по Правде. Может, и не станут, коль князь взялся виру платить, очистил тебя, – но на твоем месте я бы поостерегся. У охотника трое родных братьев – все мужи уже, да двоюродных – человек пять. Наш Согуд, кстати, тоже…
– Согуд?
– Ну да. Он явно-то мстить не станет – князь не простит, но всякое быть может. Вдруг он не забыл тебе зубов выбитых…
Сашка поблагодарил побратима и пошел дальше, мрачно прикидывая последствия всей этой истории. О Ярине он старался не думать, да разве тут удержишься… Упомянутый Согуд, оказавшийся двоюродным братом убитого (по здешним меркам родство очень близкое!), поджидал его за поворотом галереи. Стоял молча, набычившись, потом поднял на Сашку глаза. В них было что-то непонятное, будто старался воин подавить нечто, рвущееся наружу.
– Ты, Олекса, не думай… Олель, конечно, брат мне, но князь рассудил верно… Олель совсем голову потерял, с ним даже отец его сладить не мог, да и погиб он в ту зиму на охоте… Родовичи мои мстить не станут… Да только жаль глупого…
Савинов не знал, что и ответить, но это и не понадобилось. Согуд отвернулся и пошел прочь, опустив голову. Видать по всему – дружны были двоюродные братья. «Чертов псих! – зло подумал Сашка. – Все изнахратил! А ведь так хорошо было… Видно, правду говорят: если у вас все хорошо – значит, вы просто чего-то не заметили!» Мысль его сразу перескочила на Ярину. Он не знал – как будет смотреть ей в глаза. Соврать, что не было другого выхода, – не сможет. Он вообще не может ей врать… Как-то она все воспримет? Он знал, что многие женщины, которых он знал в своем мире, устроили бы форменную истерику. Она – не такая, но то, что между ними все случилось так быстро… Он не знал, чего ждать, и ему было по-настоящему страшно. Савинов понял, что не готов и не может, да что там – не имеет права ее потерять!
Едва он ступил на крыльцо, как увидел ее. Она стояла посреди княжьего двора и смотрела… Сердце в груди дернулось и заколотилось. Сашка медленно спустился по ступеням. Мимо проводили коней, куда-то спешили отроки, кто-то колотил железом о железо. Все окружающее ушло куда-то на край сознания, словно покрывшись легкой туманной дымкой. Он же видел только ее глаза и таящееся в них непонятное выражение, да еще как девичья рука сжимает уголок наброшенного на плечи платка. «Боже мой…» Он пошел к ней через двор, мимо занятых своим делом людей, а Ярина продолжала стоять. И лишь когда до нее осталась всего пара шагов, девушка двинулась навстречу… и обняла его, нежно так, успокаивающе. И шепнула тихо: «Живой…»
Глава 13
Сон про не сон
То ли про любовь, а то ли про беду…
Проснулся чуть свет. Сон, в котором снова был степной курган, бесшумно и стремительно проваливался куда-то назад. Юрки там на этот раз не было. Была зато скифская баба. Странная, – из черного холодного камня, – Сашка наяву таких никогда не видел. Они обычно все больше из песчаника сделаны… Сон ушел, оставив после себя удивленно-успокоенное состояние, какое бывает после прочтения главы в интересной книге, из которой ты наконец узнал, что герой останется жив. И будет продолжение…
Яра лежала рядом, уткнувшись носиком в мягкую тушу подушки. Ее губы слегка изогнулись, явив по-джокондовски мимолетную улыбку. Под утро спится слаще всего и сны нежны и прозрачны. Сашка повернулся на бок и стал смотреть, как она спит. Похоже, он отыскал еще одно занятие, которым можно наслаждаться бесконечно долго, кроме пресловутых «огня, воды и как другие работают». Смотреть, как спит любимая женщина. Смотреть, снова и снова изумляясь своему счастью: «Бог мой – ведь это моя жена!» Она странная, эта женщина-ребенок. Мудрая и юная одновременно. И при этом совершенно искренне считает себя глупой. Всем бы такую глупость…
Вчера, когда он, запинаясь и отводя взгляд, попытался ей объяснить все про Олеля, она слушала некоторое время, а потом перебила:
– Пойми! Все то, что ты говоришь, – не важно. Он для меня не существует. Не существует с тех самых пор, как мы расстались. Для меня существуешь только ты! Да, ты убил его… А не показалось ли тебе, что он сам хотел этого? Ведь про тебя все знают – кто ты и какой ты. И он знал… Потому и напал, что хотел умереть… Ведь он знал и то, что у нас с ним уже никогда ничего не будет.
Сашка смотрел на нее расширенными от удивления глазами.
– Неужели, – выдавил он, – тебе ни капельки не жаль его?
– Это не жалость, – ответила Яра, – это печаль. Печаль… Но он сам выбрал свою судьбу. А умереть в бою – не позор.
«Охренеть! – подумал Сашка. – Охренеть, да так и остаться! Что это – жестокосердие? Фатализм? Мудрость? Смогу ли я когда-нибудь понять ее? А если да, то сможет ли она, в свою очередь, понять меня? Потому что, ей-богу, она меня тоже не понимает… Угораздило нас, это уж точно!»
И теперь, глядя на то, как она спит, Савинов пытался посмотреть на себя со стороны и выяснить – чего она не понимает. В ее глазах он иногда ловил нечто, граничащее между недоверием и скрытым ожиданием, словно затаившийся вопрос: «И когда же ты наконец поймешь, что я тебе не нужна? Что я недостойна тебя? И что мне нечего тебе дать в ответ на твою любовь, человек с неба… А то, что я могу дать, – слишком мало…» Это казалось диким. Откуда такие мысли у девчонки, которая выросла в благополучной семье, где отец-мать живы-здоровы, где всегда защищали и любили? Откуда такое неверие в людей и в себя? Он вчера так и спросил ее: «Почему ты никому не веришь?» А она ответила аксиомой:
– Людям нельзя верить…
– И мне?
– Нет, тебе верю… Но ты – особенный.
И Сашка понял, что ему она тоже не верит. Точнее – боится верить. Хочет, но боится, как будто он призрак, который может растаять вместе с утренним туманом… Это было невозможно вынести. Его затрясло от разрывающих сердце эмоций… И тогда он содрал с себя рубаху, выдернул из чехла нож и повел лезвием под левой грудной мышцей. Ему показалось, что крови мало, и он провел еще раз.
– Клянусь тебе Огнем, – он стряхнул кровь с лезвия в пламя очага, – Кровью и Сталью, что никогда не покину тебя! Что буду защищать до последнего вздоха! И что буду любить – до него же!
Пальцем, перепачканным в крови, он мазнул у себя между бровей, а потом поставил ей тот же знак. Она отшатнулась, но багровая точка уже легла на середину ее лба. Тогда Яра замолчала, глядя в сторону, а через пару мгновений произнесла:
– Это сильнее тебя… И сильнее меня…
И Сашка ответил: «Да!» А потом подумал: «И хорошо, что так!»
А теперь, глядя на свою спящую любовь, он понял – зачем нужна была эта клятва. Где-то в глубине души Савинов знал, что им вместе никогда не будет легко, и ему, конечно, когда-нибудь захочется отступить. И, зная это, он сжег за собой мосты. Теперь отступать некуда… и будь что будет!
В оконное стекло (однако не бедно жил погибший Ярун!) звякнул камушек. Сашка бесшумно поднялся и выглянул. В сером свете утра фигура Храбра казалась призрачной. Полушепот: «Олекса, выдь! Дело есть!»
«Вот черт!» – подумал Савинов. Еще раз глянул на спящую, такую прекрасную и нежную. Уходить не хотелось. Он снова чертыхнулся про себя и стал натягивать портки.
Часть четвертая
Витязь
Глава 1
