Александр Михайловский - Однажды в Октябре
— Было такое, — спокойно ответил Яков Свердлов, — только молодой человек взялся за ум, и больше ничего такого не позволяет. Но, надеюсь, мы с тобой не будем на лестнице обсуждать наши семейные дела. Да и не за этим я к тебе пришел.
— Проходите, — Зиновий шагнул вглубь прихожей. Яков Свердлов и его спутник вошли. Пешков еще раз настороженно оглянулся и, сунув револьвер в кобуру, закрыл входную дверь.
Войдя в дверь, Яков сразу же перешел к делу, — Зяма, что происходит в Петрограде?! Я ничего не понимаю! Откуда появилась эта проклятая эскадра, которая смешала все наши карты? Что об этом знает ваша разведка? Что это за неизвестные аппараты, прилетающие неизвестно откуда, и приземляющиеся прямо в центре города? Как Ленин сумел незаметно попасть в Петроград, когда мы еще не успели подготовить всех членов ЦИК к решению вопроса о вооруженном восстании, и с чего это вдруг этот фигляр Керенский передал власть этому грузинскому недоумку Сталину?
— Яша, ты задаешь слишком много вопросов, — меланхолично проворчал Зиновий Пешков, — ни на один из них я и сам не знаю ответа. Скажу только, что появившаяся ниоткуда, эта эскадра адмирала Ларионова и разгром ею германского десанта у Эзеля нам и самим изрядно спутало все карты. Кроме того, до нас дошла достоверная информация о том, что группа Сталина в вашей РДРСП(б) и их неизвестно откуда появившиеся помощники намерены силой принудить Германию к заключению полноценного мирного договора с кайзером Вильгельмом. Этого допустить никак нельзя. Если это случится, то будет настоящей катастрофой. Россия должна сражаться с Германией до последней капли крови русских солдат. Только так, и никак иначе!
— Гм, Зяма, — задумчиво сказал Яков, — насчет продолжения войны не все так просто. Русскому народу война уже осточертела и многие в ЦИК тоже считают, что надо с ней кончать. Но надо закончить ее так, чтобы не было ни мира, ни войны. Чтобы германцы не могли снять с русского фронта ни одного солдата, и в то же время чтобы народ убедился, что войны уже нет. Я предполагал направить для переговоров одного нашего человека, Лейбу Троцкого. Он умеет хорошо владеть языком, и сумеет уболтать немецких дипломатов на грядущих мирных переговорах.
Но Сталин назначил на должность наркома иностранных дел этого интеллигента Чичерина и тем сломал мои планы. А Троцкого сделали питерским градоначальником. Из-за этого он тут же повздорил со Сталиным, за что сталинские держиморды чуть было не пристрелили на месте бедного Лейбу.
— Ну, Яша, это уже твои проблемы, — ответил Зиновий Пешков, покачав головой, — Я, конечно, помогу тебе всем, чем смогу, но главную работу ты должен будешь сделать сам. Если тебе нужны деньги?.. — Зиновий вопросительно посмотрел на брата.
— Зяма, ты же знаешь, что деньги никогда не бывают лишними, — ответил Свердлов, — Сейчас, в первую очередь, нужно срочно сместить с поста Сталина и поставить на его место одного из нас.
— Что ты конкретно намерен сделать? — с интересом спросил Зиновий Пешков, — Как именно ты хочешь избавиться от Сталина?
— Прежде всего, наши люди организуют в Петрограде погромы… — начал Яков Свердлов.
— Надеюсь, не еврейские? — настороженно спросил Зиновий Пешков.
— Нет, толпа начнет громить винные склады, аптеки, словом, места, где хранится спиртное, — ответил Свердлов. — Кроме того, нападению подвергнутся дипломатические представительства, естественно, не стран Антанты. Это осложнит впоследствии дипломатическое признание нового правительства.
А насчет Сталина… Есть у меня одна мысль. С юнкерами у меньшевиков и эсеров ничего не вышло. Сталин и его люди, надо отдать им должное, справились с этим быстро и почти без стрельбы. Теперь нам надо попробовать взбунтовать гарнизон. Особое внимание следует обратить на казаков.
Надо распустить слух о том, что правительство Сталина намерено продолжить войну с германцами, и отправить казачьи полки на фронт. А чтобы этому слуху поверили, надо, чтобы его подтвердил авторитетный член нашей партии. И умеющий убеждать людей. Я думаю, направить в казармы казаков на Обводном Лейбу Троцкого. И, скорее всего, вместе с ним поеду туда сам.
Я прочитаю приказ, якобы подписанный Сталиным, в котором будет говориться о том, что казачьи части должны быть срочно направлены на фронт под Ригу, чтобы освободить ее. А потом выступит Троцкий, который заведет казачков, и натравит их на Смольный. Одновременно в городе начнутся погромы и грабежи. Все лояльные Сталину части отправят на подавление беспорядков. Так что Смольный будет захвачен, что называется, голыми руками. Ну, и на всякий случай, несколько верных людей будет направлено на 10-ю Рождественскую, в гости к Аллилуевым…
— Хороший план, — немного подумав, сказал Зиновий Пешков, — Яша, скажи, что тебе нужно для его осуществления?
— Люди и деньги, — сразу же ответил Яков Свердлов, — и то, и другое, в больших количествах.
— Я доложу послу Нулансу, — пообещал Пешков, — и думаю, что ты получишь все, что просишь…
Когда Яков Свердлов покинул конспиративную квартиру, и направился в сторону Смольного, в чердачном помещении дома напротив человек в неприметном костюме мастерового отключил, аппаратуру, которой еще не существовало в этом мире. Весь разговор между братьями был снят с оконного стекла лазерным микрофоном, и записан на соответствующую аппаратуру, чтобы быть в дальнейшем представленным заинтересованным лицам. Николай Ильин, подполковник еще не существующей спецслужбы, предтечу которой еще предстояло создать, стащил с головы наушники и посмотрел на своего напарника — сержанта ГРУ, — Ну что, брат-храбрец, полный трындец?!
Тот молча кивнул, разбирая и упаковывая прослушивающую аппаратуру. Еще вчера утром, когда в Петроград были переброшен взвод спецназначения и офицеры ГРУ и СВР, под самый плотный контроль попали все негативные фигуранты той истории. И Яков Свердлов был одним из первых. В слежке помогали и сотрудники военной разведки, руководимые генералом Потаповым. За эти два дня это был уже второй визит Якова на Захарьевскую, так что ничего удивительного не было в том, что «кровавой гебне» захотелось прослушать то, о чем будут беседовать два брата.
14(01) октября 1917 года. 16:05, Петроград. Думская улица д. 1, здание Петроградской городской думы.Среди гласных Петербургской городской думы настроения царили самые упаднические. Все шло совсем не так как это виделось господам гласным еще полгода назад. Представители революционных и не очень демократических партий предполагали, что после падения самодержавия Россия немедленно воспрянет и воспарит, безо всяких дополнительных усилий. А вышло-то все наоборот. Кругом тлен и запах плесени. Вот и правительство Керенского ушло в небытие.
Собравшиеся к трем часам пополудни унылые депутаты уныло читали унылые речи, призывающие «сплотиться как один перед лицом большевистской угрозы». Время от времени по Невскому, рыча моторами и шурша шинами по брусчатке, проносились огромные трехосные грузовые авто и восьмиколесные броневики. В эти моменты все господа гласные, не сговариваясь, испуганно вжимали головы в плечи, ожидая визга тормозов, лающих армейских команд и топота десятков ног. Сначала «народные избранники» боялись арестов, но Силе, которая сейчас хозяйничала в городе, было глубоко наплевать на все их бестолковые речи и резолюции.
Господ интеллигентов особенно возмущал союз большевиков с самой махровой военщиной. Особенно распинался на эту тему Абрам Гоц, а Петроградский городской голова Григорий Ильич Шрейдер выразился еще хлеще — «Большевистская корниловщина». Но дальше разговоров дело не пошло, член ЦК партии кадетов Софья Панина даже предложила всей Петроградской думой пойти маршем на Смольный, но ее предложение было встречено довольно вяло.
Что особенно потрясло господ членов городской думы, так это известие о том, что часть министров правительства Керенского вступили в сговор с большевиками. Фамилии Маслова, Верховского, Вердеевского, Ливеровского, Малянтовича, Салазкина, Прокоповича, Гвоздева, передавались из уст в уста, то с оттенком осуждения, то с оттенком зависти.
Правительство Керенского, мало того, что безвременно умерло, своей смертью, оно показала породившей ее демократии большую фигу. Потом избранный от партии большевиков депутат Михаил Калинин принес в зал заседания настоящую информационную бомбу. Роль ее сыграл утренний выпуск газеты «Рабочий путь», с интервью-исповедью бывшего министра-председателя А.Ф. Керенского, данного им сразу после отставки большевистской журналистке И. Андреевой. Заслушав получасовую исповедь, полную извинений и раскаяния, причем, вполне искреннего, господа народные избранники на какое-то время впали в ступор. Отложив газету, все тот же депутат вытащил из внутреннего кармана пиджака еще несколько листов бумаги, и Петербургская городская дума выслушала первые декреты нового правительства. «Декрет о Мире» заставил господ депутатов завистливо крякнуть. Отношение к этой войне в народе было таковым, что этот декрет сделает большинство солдатиков горячими сторонниками новой власти. «Декрет о Земле» вызвал у господ эсеров горячий утробный вой — обокрали! Как это так, земельный вопрос решить обещали эсеры, а декрет издают большевики. А эсеры как были с самого начала в составе Временного Правительства, так и ничегошеньки из своей программы в жизнь не воплотили. Безобразие и непорядок.
