Александр Мазин - Князь
Глаза великого князя сверкнули. Но ответил он не сразу. Прошелся еще раз, потом уселся в свое «княжье» кресло и только тогда произнес негромко и недобро:
– Не шути так, воевода. Не забывай, с кем говоришь.
Духарев не ответил. Он молча смотрел на князя. Кресло, в котором сидел Святослав, стояло на возвышении, поэтому лица их были вровень.
«Ничего удивительного, – подумал Духарев. – Когда у тебя столько власти, хочется быть не князем над вольной дружиной, а полновластным кесарем».
– Ты можешь приказать мне сражаться, княже, – спокойно сказал Сергей. – Но запретить мне шутить не можешь. Я – варяг, а не холоп. Я говорю, что хочу. Если тебя это оскорбляет, верни мне мою клятву, и мы расстанемся.
– К мэрам твою гордость! – проворчал Святослав.
Гнев его остыл. Духарев был ему нужен. Возможно, не только как воевода, но и как друг. Это ромейский император не может позволить себе иметь друзей – у него могут быть только подданные.
– К мэрам твою гордость! Говори, что хочешь, – разрешил Святослав. И тут же скорректировал: – … Но только когда мы вдвоем! И оставь себе эту виру. Свою я возьму сам. – И уже другим тоном добавил: – Я смогу, как думаешь?
– Думаю, нет, – сказал Духарев.
– Почему? – нахмурился князь. – Кесарь Петр стар и слаб. Бояре его не любят. Мне говорили, едва мои лодьи появятся на Дунае, Булгария восстанет.
– Глупости! – возразил Сергей. – Те, кто действительно хотел восстать, уже осуществили свое желание. И Петр разделал их под орех. Да, в Булгарии им недовольны, потому что он выжимает из своих подданных всё, что может. Еще и от ромеев получает, вернее, получал изрядную дань. И тратит эти деньги на войско. Я видел его тяжелую конницу. Она производит сильное впечатление.
– Если Петр так силен, то почему пропустил через свои земли угров? – спросил Святослав.
– А почему бы ему их не пропустить? – усмехнулся Сергей. – Тотош отправился грабить. Не пропусти его Петр, он вполне мог бы обчистить окраины Булгарии. А так он выпотрошил ромейскую Фракию, да еще долю Петру отдал. Ромеи, конечно, остались недовольны, но это их проблемы. За своими перевалами Петр практически неуязвим.
– Но мы-то пойдем не через перевалы! – заявил Святослав. – Мы пойдем водой.
– Вот именно! Это значит, у нас почти не будет конницы.
– Как не будет? А угорская? Такшонь – наш союзник!
– Не совсем.
– То есть как не совсем? – возмутился Святослав. – Я женат на его дочери! Ты сам привез ее ко мне! Такшонь должен стать моим союзником! Его внук унаследует мою вотчину!
– Вот в этом дьюла и сомневается, – заметил Духарев.
– Почему? – нахмурился князь.
– Потому что ты, княже, – тут Духарев на всякий случай понизил голос, чтобы, не дай Бог, не услышали отроки по ту сторону дверей. – … Твой первенец Владимир живет в твоем тереме и воспитывается наравне с внуками дьюлы.
– Он – мой сын, – возразил Святослав, тоже вполголоса. – И он растет настоящим воином. Не худшим, чем Ярополк и Олег!
– Вот этого-то дьюла и опасается.
– Чего он хочет? – напрямик спросил князь.
– Хочет, чтобы ты определил, кому из твоих сыновей где княжить.
– Что еще?
– Еще он опасается, что ты метишь в его наследники.
– Но его родной сын Тотош пока что жив!
– Вот именно, пока! Если Тотош пойдет с тобой – и не вернется…
– … то я как муж дочери дьюлы наследую его земли. Так и будет, можешь не сомневаться! Это мое право, если Тотоша не станет.
– Вот именно. Ты заинтересован в том, чтобы Тотоша не стало.
– Ты думаешь, я убью брата своей жены, чтобы завладеть его землями? – воскликнул Святослав. – Что ты несешь, воевода?
– Так думает дьюла. Я как раз думаю иначе. Потому поклялся Такшоню, что сделаю все, чтобы Тотош остался жив. И я это сделаю, княже! Потому что Тотош – твой брат и мой друг. Потому что Такшонь – не великий князь мадьярский, а всего лишь верховный вождь. И второй после него не Тотош, а мадьярский князь Геза. Тотош может унаследовать отцу – с твоей помощью. Но только он, а не ты. Если Тотош погибнет, мы потеряем союзников и будем вынуждены снова с ними драться, как это было во времена твоего отрочества. Я поклялся, и я сдержу клятву!
– Пусть будет так, – согласился Святослав. – А о том, какие земли я отдам в княжение Ярополку и Олегу, я объявлю весной.
– Ярополку, Олегу и Владимиру, – уточнил Духарев.
– Владимиру? Какое дело дьюле до Владимира?
– Дьюле – никакого. Но он – твой сын. Первенец. И обещает вырасти настоящим воином, ты сам сказал.
– Вот и будет биться в дружине Ярополка. Или свою соберет…
– … и пойдет добывать свой удел у братьев, – закончил Сергей. – В нем твоя кровь, княже! Он не удовольствуется опивками. Дай ему свой стол, чтобы он не чувствовал себя обойденным… и отошли из Киева. Тогда Такшонь твой!
– Совет неплох, – согласился Святослав. – Но кто захочет взять в князья рабичича?
– А вот об этом надо подумать.
– Ладно, думай. А сейчас скажи: с уграми мы возьмем Булгарию?
– С уграми и печенегами – можем, – сказал Духарев. – Если не вмешаются ромеи. А они вмешаются наверняка.
Святослав задумался, подергал ус… И вдруг воскликнул:
– Калокир!
– Что – Калокир? – спросил Духарев.
Он слышал это имя, но сам с сыном херсонского протевона никогда не встречался.
– Калокир! Вот кто мне поможет!
– Уверен? – Духарев мало общался с ромеями, но твердо знал: верить им нельзя. – Я-то его не знаю…
– Узнаешь, – сказал князь, хитро прижмурившись. – Со временем. А теперь расскажи-ка мне, за что тебя все-таки пытались отравить в Преславе…
– За что? – Духарев дернул себя за ус, вздохнул. – И этого я не ведаю, княже. Но узнаю непременно.
Глава девятая
Нежданные гости
Сладислава вышивала мужу рубаху. Сама вышивала. Отдай швеям – те вместо красивого узора своих языческих оберегов нашьют. А это – грех. Сережа ворчит, мол, полон дом челядинок, а ты сама с иглой сидишь. Но Слада знала: мужу приятней ту рубаху носить, которую она сама украсила. А руками Сладислава работать любила. Еще больше любила, когда муж рядом. Когда, к примеру, играют Сережа с Артемом в «фигуры», а она вышивает или корешки целебные перетирает в ступке. И разговор идет между ними простой и неспешный. Как бы ни о чем…
Сейчас мужа рядом не было. С утра друга своего встречать поехал, Устаха. И детей с собой взял, Артема и Данку. Он бы и младшего прихватил, но тот теперь в «детских» князя. Попроси Сережа, Асмуд бы мальчика отпустил, но муж не попросит. Никаких поблажек сыну воеводы – так он говорит. Сережа вообще хотел Славку в Белозеро отправить, но Сладислава вопротивилась. В Киеве выучат не хуже, а тут она хоть видеть его будет… иногда.
Сережа тогда уступил. А сейчас, после Булгарии, может, и не послушал бы ее. Что-то переменилось в нем после возвращения. Как будто крысенок пробежал между ним и женой. Сладислава знала, что мужа в Булгарии пытались отравить. Кое-что ей поведали. Но не поведали, узнал ли муж ее тайну. Муж и сын о булгарских приключениях говорили неохотно, больше отмалчивались, а расспрашивать их настойчиво Слада сочла неправильным. Тревожно ей было. Может, следовало сразу рассказать Сереже обо всем? Но тогда пришлось бы и Момчилу все рассказать. А теперь поздно… Если же Сережа сам все узнал там, в Булгарии, можно притвориться, что Сладислава о том ведать не ведала. Только очень ей врать не хотелось. Никогда она мужу не врала. Но ведь это не только ее тайна…
Печальные мысли Слады нарушил Сычок:
– К вам гости, матушка!
– Кто?
– Не назвались. Но по всему видать, княжьи. Брони богатые. Батюшку воеводу спрашивают.
– Велим где? – спросила Слада.
– С батюшкой воеводой уехавши. Не пущать?
Слада задумалась.
Но не пускать в дом гостей, пусть и нежданных, – нехорошо. С другой стороны, принимать самой мужниных гостей, воинов – тоже нехорошо. Рёреха позвать? Тоже не ладно.
– Скажи им, Сычок, что воеводы дома нет, – сказала Сладислава. – Вернется к закату. Ежели готовы ждать, пусть ждут во дворе.
– Ага, – Сычок кивнул лохматой головой, шагнул к двери, но остановился. – Хорошо ли во дворе, матушка? Гости важные…
Сладислава отложила шитье:
– Впускай гостей во двор. Я сама их на крыльце встречу.
Гостей Сладислава узнала сразу. И порадовалась, что не отослала их прочь, не взглянув.
Двое: мужчина и мальчик. На обоих брони. На мальчике – чужеземной работы, возможно, арабской, на взрослом – тоже добрый панцирь, но попроще, кованный здесь, в Киеве. Вблизи Сладислава даже могла бы определить, кто из трех киевских бронных мастеров его ковал. А вот лошадь лучше у старшего: широкий в крупе боевой хузарский жеребец-пятилетка. Мерин младшего косился на цепного мишку, сидевшего у забора, по-собачьи вывалив длинный язык, косился и всхрапывал. Конь старшего и ухом не вел. Вышколен. Для боя и для охоты.
