Владилен Машковцев - Время красного дракона
Одежду и деньги в землянку Владимира Ильича принесли — племянница Эсера Верочка Телегина и подросток Гераська Ермошкин. Черноокая девушка с косой была очаровательна и жива, она очень понравилась Ленину. И он, оказывая ей внимание, в знак особого уважения протер влажной тряпкой свою единственную галошу. Верочке вождь мирового пролетариата тоже пришелся по душе, она не могла оторвать глаз от его зажиточной левой ноги, пообещала подарить сапоги дедовы. Но Владимир Ильич отказался принять пожертвование.
— Мне так лучше, удобнее. Одной ногой, которая в галоше, я стою как бы в капитализме. Другая нога, которая в лапте, создает безусловную предпосылку для победы мировой революции.
— А где ваша Надежда Константиновна? — спросила Верочка.
— Я живу без Надежды! — патетически воскликнул Ленин. — Я потерял Надежду!
— Но вы еще крепкий мужчина. Если бы у вас была жена, она бы ухаживала за вами, навела бы порядок в землянке.
— Женщины ко мне относятся хорошо, не жалуюсь. Познакомился я как-то в НКВД с московской скульптуршей — Мухиной. Она мне дала сто рублей. Прекрасная женщина!
— А других знакомых женщин у вас нет?
— Есть одна: Партина Ухватова. Но она психически больна. Мне неудобно с ней общаться. Что скажет народ? Ленин якшается с дурочкой. Нет, это подорвет мой авторитет.
— Я бы не сказала, что Партина Ухватова психически больна.
— Что вы миленькая?! Она страдает политической маниакальностью. Да, пришла ко мне, понимаете ночью, тайно, укутав лицо платком. Мол, меня взамуж все равно никто не возьмет по причине страхолюдной физиономии. А я, мол, хочу иметь ребеночка. А раз уж ребеночка, то не простого, а похожего на Ленина! Так и сказала: «Я мечтаю родить Лениненка». Какой ужас, мадмуазель! Какая пошлость! Политическая маниакальность — и никакого достоинства. За кого она меня принимает? А вы-то хоть знаете, кто я?
— Вы Владимир Ильич Ленин. Вас все знают.
— Народ ко мне относится хорошо?
— Люди вас жалеют. Люди все понимают.
— Жалость я не принимаю, мадмуазель. Но прекрасно, что люди все понимают! Мне было так приятно с вами побеседовать. В следующий раз к вашему приходу я намажу свою галошу вазелином. Я заметил, что она вам понравилась. Целую вашу ручку, до свиданья!
После отправки Эсера и Коровина в горы в землянку к Ленину пришла угловатая, тонконогая девочка. Владимир Ильич усадил ее на ящик из-под макарон:
— Как вас зовут? Вы по какому вопросу ко мне?
— Я Груня Ермошкина. Пришла по сугубо личному вопросу.
— По личным вопросам я принимаю в понедельник, с пяти вечера до семи. Так что — извините!
— Но у меня вопрос не совсем личный.
— Хорошо, я слушаю вас.
— Как мне найти Григория Коровина?
— Миленькая, Коровин перешел на нелегальное положение. Вам известен пароль для конспиративной встречи?
— Какой пароль?
— Ах, вы ничего не знаете о пароле? А как вы попали ко мне? Кто дал вам адрес моей конспиративной квартиры?
— Гераська, братишка мой.
— И по какому вопросу вам необходимо встретиться с Коровиным?
— Я люблю его.
— Но вы же еще совсем ребенок, девочка... Вам, по-моему, нет и пятнадцати лет. Вам надо еще — учиться, учиться и учиться!
Груня Ермошкина действительно была давно влюблена в Гришу Коровина, но Владимир Ильич выставил девочку за порог землянки. Ленин шел по утреннему городу, вспоминая о Верочке Телегиной, о Груне Ермошкиной, прижимая к груди газетный кулек с едой, добытой так удачливо на помойке. Проходя мимо горкома партии, он плюнул некультурно в его сторону. На площади Заводоуправления вождь мирового пролетариата остановился у памятника. На постаменте возвышался Иосиф Виссарионович Сталин.
— Здравствуй, Иосиф, — сказал с ехидством Ленин.
— Здравствуйте, Владимир Ильич, — ответил бронзовый истукан.
— Стоишь?
— Стою.
— Крепко держишься?
— Пока не шатаюсь.
— Ты же, нахал, мое место занял.
— Каждый в этой жизни на своем месте. Вас мы не обижаем, Владимир Ильич. Возле каждой помойки ваш памятник или бюст.
— Слазь, Иосиф, я морду тебе набью.
— Ми, руськие, только это и умеем делать.
— Иосиф, ты преступник.
— Идите, Владимир Ильич, в свой мавзолей и лежите там смирно. Иначе привлечем к ответственности за бродяжничество.
— Почему ты, Иосиф, уничтожил цвет партии, моих соратников?
— Они могли сместить меня, расколоть партию, посеять смуту в стране.
— Но ты, Иосиф, уничтожаешь народ.
— Что вы имеете в виду, Владимир Ильич? Согласно марксизму и вашему учению у нас ко всем явлениям — классовый подход. Какой же класс пострадал больше всего?
— Крестьянство, Иосиф.
— Вы, Владимир Ильич, всегда ненавидели крестьян. Вспомним ваши слова: «Мы стояли, стоим и будем стоять в прямой гражданской войне с кулаками». Том-38, страница-145.
— Иосиф, в России было 24,5 миллиона крестьянских хозяйств. Из них 15 миллионов — середняцких, 8,5 — бедняцких. И всего один миллион — кулацких. А ты репрессировал, раскулачил, расстрелял, загнал в тюрьмы и переселил 10 миллионов. Ты же разорил и оставил без хлеба всю страну. Поголовье скота упало катастрофически!
— У нас были ошибки, перегибы, головокружение от успехов. Но ошибки ми по мере возможности исправляем. Государство наше монолитно.
— Какой ценой, Иосиф? И единство на штыках — шатко!
— Ми идем по пути, который указали ви, Владимир Ильич.
— Не кощунствуй, Иосиф. Не лги!
— Ви, Владимир Ильич, тоже не либеральничали. Расстреляли царскую семью, уничтожили священников, философов, наиболее талантливых писателей, более миллиона казаков, ну и, разумеется, дворян, офицерский корпус, оппозиционные партии. А жертвы гражданской войны? А массовые расстрелы по вашему указанию при рабочих и крестьянских волнениях? Если хорошо поскрести, Владимир Ильич, то и на вашей совести окажется около двенадцати миллионов смертей.
— Иосиф, революции не подсудны! И тогда было сложное время, царила неразбериха. Мы вытаскивали страну из хаоса. Мы экспериментировали, не знали, как управлять государством. Но у нас был и нэп, начало процветания.
— Не занимайтесь демагогией, Владимир Ильич. Ви всегда были демагогом. А сейчас ви — больной человек.
— Иосиф, все, что вы построили, не имеет никакого отношения к социализму, коммунизму.
— Ну, почему же, Владимир Ильич? У нас нет частной собственности на орудия и средства производства. Нет эксплуатации рабочих капиталистами. Все — по Марксу.
— Иосиф, ты говоришь о параметрах госкапитализма.
— Владимир Ильич, когда-то ви считали за счастье утвердить госкапитализм. Ви — жалкий утопист: отменяли деньги, запрещали иметь личные огороды, расстреливали демонстрации рабочих. В 1924 году ваша супруга Надежда Константиновна Крупская, будучи председателем Политпросвета при Наркомпросе, запретила читать и приказала изъять из библиотек произведения Карамзина, басни Крылова, роман Достоевского «Бесы», повести Лескова, статьи Льва Толстого и даже Вальтера Скотта! Если народу сказать всю правду, то ведь вытащат за ноги из мавзолея, растопчут.
— Ты хам, Иосиф. Ты всегда был неотесанным грубияном. Теперь ты, за всю историю человечества, самый крупный негодяй. Придет время — и тебя сбросят с этого пьедестала. Ты погибнешь и рассыплешься в прах от народного проклятия!
— Если меня сбросят с пьедестала, то доберутся и до вас, Владимир Ильич. И до нашего паршивого — социалистического выбора. Так что давайте-ка не будем ссориться. Система наша пока еще жизнеспособна.
— Иосиф, ты держишь в концлагерях девять миллионов человек.
— Дорогой Владимир Ильич, кто же будет валить лес в тайге, добывать золото на севере, задыхаться в шахтах? У нас нет средств, чтобы организовать все это на основе материальной заинтересованности. А на энтузиазме далеко не уедешь. И почему надо видеть в нашей жизни только недостатки? Разве у нас мало успехов?
— Где успехи, Иосиф?
— Посмотрите, Владимир Ильич, какой металлургический завод перед вами. В голой степи ми возвели гиганта промышленности. Разве это не радует?
— Завод радует. Безусловно, это успех, Иосиф.
— А двести тысяч наших колхозов? Некоторые хозяйства пока бедны. Но завтра ми дадим колхозам миллион тракторов. Ви когда-то мечтали о ста тысячах тракторов, Владимир Ильич. Разве это не движение вперед, не победа?
— Пожалуй, да: движение вперед, победа, Иосиф.
— А стахановское движение? А Чкалов?
Владимир Ильич все чаще кивал головой, соглашаясь с доводами оппонента. А бронзовый Иосиф продолжал наваливаться:
— Ми отменили карточки на хлеб. В магазинах есть мясо, масло, колбаса, икра черная, красная, осетрина. Вот ви, Владимир Ильич, держите под мышкой кулек. Наверняка, там сосиски, балык, копченая севрюжка, сыр и грудинка с ломтем белого хлеба. Да еще бутылка прекрасного сухого вина! Ха-ха-ха!
Владимир Ильич не мог признаться, что раздобыл еду на помойке. Это его бы унизило. Да и убедительно говорит Иосиф, что в стране есть успехи. Бронзовый Сталин улыбнулся:
