Константин Радов - Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные
Взяв себя в руки, оборотился к девчонкам. Слуги внесли восточные украшения и одежды: расшитые бисером шальвары, украшенные блестками кисейные туники. Совсем бесстыжие, по христианским понятиям. Объяснил, что сии наряды не для улицы, а для красования перед любезным супругом. Ну ладно, хоть тут без промаха. Девицы на блестящие камушки да на диковинные одеяния рты разевают непременно.
Слава Всевышнему, что саблей я не ограничился и прихватил пару чудесных жеребят: полуторагодовалых, арабской породы. Сии восхитительные создания отчасти загладили провал и обратили благодарность малолетнего императора на мою скромную персону. По пути в Петербург оставалось лишь ругать себя последними словами: глупая ошибка в выборе подарка была совершенно ясна. Рассказывали же мне о страсти Петра к охоте! На что ему сабля?! Раз он по склонности охотник, а не воин - что ж ему, зайцев саблей рубить? Хотя, по правде, дивное было бы зрелище. Не сходя с коня, на полном скаку... Зайцев - рубить в капусту!
Ружье надо было дарить! Кстати, сие никогда не поздно - и даже хорошо, если не будет связано с Персией. У меня тут полное преимущество перед любыми соперниками. Пару-тройку лучших мастеров из Тулы, не пожалев отступного Волконскому, перевести в Тайболу - и сотворить такое оружие, чтобы все ахнули!
Подарок царю - не то, что новоманерные фузеи. Цена не ограничивает. Тысяча рублей - не предел! Сложность конструкции - любая! А ежели потребуется к ружью особого мастера приставить, так это скорее достоинство: свой человек в царском окружении не помешает. Кто сказал, что на пятом десятке поздно учиться искусству придворной интриги? Оно тоже подвластно разуму, и ничуть не сложнее военной тактики или обозного дела.
Верховный Тайный Совет удовлетворил мое прошение. Отпустили, впрочем, не на год, а 'впредь до указу'. Едва дождавшись, выехал на завод. Тайболу еле узнал: целый город без меня вырос! На почве, щедро удобренной английским золотом, быстро и незаметно, без натуги. Сила денег действует иначе, нежели сила кнута. Встряхнуть кой-кого, конечно, требовалось. Люди обыкновенно ищут спокойствия и склонны к рутине: если возможна жизнь умеренно-зажиточная и без особых усилий, многие ли погонятся за журавлем в небе?
А журавли полетели косяком. Рак на горе свистнул. Бочка Данаид наполнилась. Прежде вся прибыль уходила на неотложные вложения, выкуп долей или погашение кредитов - теперь пришла пора собирать урожай. Пока не миллионы, как у Меншикова: воровать всегда выгоднее, чем трудиться, - но сотни тысяч свободные появились. Распределенные по нескольким банкам в Лондоне, Амстердаме и Генуе, они прямо-таки просились в дело. Только спешка нужна - известно, где. Рынок железа насыщен, дополнительное предложение может обвалить цены. Остендская компания без государственной опоры повисла в воздухе. Мои торговые начинания в Турции и Персии тоже остаются весьма рискованными. Да и в России всё настолько неустойчиво, что лучше повременить. К осени вернется из второго плавания в Китай Лука на 'Святом Савватии' - вот тогда посмотрим. До той поры имеет смысл тратиться только на ресурс, который вечно в недостатке: на людей.
Беженцы, скупленные по дешевке в голодный год, давно уже все были при деле. Пополнение набиралось, в случае нужды, из числа сезонных лесорубов, пильщиков и возчиков, во множестве приходивших на заработки с пашпортами от земских комиссаров. Незадолго до смерти Петр издал указ, разрешающий оставлять при заводах любого работника даже без согласия владельца - заплатив помещику пятьдесят рублей за него. Очень дорого: не всякий мужик того стоит. Крестьянские парни, кто посмышленей, поступали в подмастерья на испытательный срок; если через год или два старший мастер говорил, что детина добр и хорошо науку приемлет, такому предлагался выкуп из холопского звания и контракт на семь лет. За этот срок пятьдесят рублей, обращенные в беспроцентную ссуду, гасились вычетами из жалованья; по окончании контракта мастеровой должен был становиться вольным. Должен был - потому что дорожку сию никто еще не успел пройти до конца. У меня не успел. А в британских колониях, откуда я позаимствовал (с необходимыми изменениями) эту систему, она хорошо работала.
Но вот беда: кроме мастеровых, в возрастающем числе требовались инженеры, навигаторы, приказчики со знанием двойной бухгалтерии и чужеземных языков - желательно доморощенные, которые не предадут и не убегут. Дорожка была накатана: у Магницкого в Москве моих воспитанников принимали, в лондонских коммерческих училищах - тоже; однако из крестьянских детей, прошедших цифирные школы, очень немногие годились в дальнейшую учебу.
Те, кто готов безоглядно отрешиться от образа жизни и чувствования, завещанного предками, составляют обычно слабое меньшинство. А добродушные селяне, если простейшую грамоту и счет все же (не без споров) признавали полезными, то более утонченные науки мыслили губительными для здравого рассудка и христианской души.
Может, поэтому - а может, с непривычки к отвлеченному мышлению, естественной у тех, кто рожден среди неграмотных, - слишком сложные предметы большинству учеников просто в голову не лезли. Одно-два поколения пропустить через школы - и препятствие исчезнет; но я не Бог, чтоб иметь столько времени и терпения. Идея пройти по стране широким бреднем в поиске годных опиралась на предположение, что умственные силы любого народа редко используются полностью. Взгляните на историю человечества: бывают кратковременные эпохи, когда таланты вылезают на поверхность, словно грибы после теплого дождя. Что же в иные времена - они не родятся? Думаю, что родятся. Но пропадают невостребованными. Такова одна из обыденных трагедий нашей жизни. Встретившись в Петербурге с Феофаном, я уговорил Преосвященного разослать по приходам отеческое циркулярное послание: священник, нашедший грамотного и желающего учиться (но не имеющего такой возможности) отрока, получит воздаяние деньгами, а упомянутый отрок пойдет моим коштом в Навигацкую школу. Буде таковой принадлежит к холопскому сословию - выкуплю. Особое предпочтение сиротам. После учебы - место в одной из торговых компаний, семилетний контракт, потом воля.
К случившемуся наплыву сирот мои служители оказались не готовы. По правде сказать, не все приемыши отвечали установленным критериям: многие даже букв не знали; были почти взрослые и совсем маленькие; однако я не велел никого отсылать. Поручил сортировку опытному учителю: кого в Москву, кого в цифирную школу, кого на завод учеником. Жить развели по семьям в заводском поселке. Которые не хотели принимать - тем пообещали черкесят. Эти сопливые разбойники уже успели пустить о себе громкую славу по всем моим владениям. Представьте коллизию: дети народа, считающего ловкую кражу доблестью - и крестьяне, не привыкшие запирать избы. Бывали случаи, когда воришка бросался с ножиком на хозяина, застигшего его с поличным. Впрочем, за полгода острые грани попритерлись: кто-то унялся, кто-то сбежал, кому-то свернули шею, как куренку. Русский мужик миролюбив - но только пока его не рассердят.
Пойманных беглецов на прежнее место не возвращали. Судя по рассказам, побуждением чаще всего служила крестьянская лапа, взявшая за шкирку: 'ты, паря, исчезни отседова, чтоб нам греха на душу не брать!' Этим служила пристанищем штрафная команда при заводе. Некоторое время назад я злоупотребил генеральскими возможностями и перевел в заводскую стражу полторы дюжины старых солдат и унтеров - так что непокорных мог давить вполне по-армейски. Армия переламывает и перемалывает любого строптивца; это всего лишь вопрос времени. Но однажды мне просто жаль, по-человечеству, стало худых, оборванных, исхлестанных плетью подростков; надоело встречать их полные затаенной ненависти взгляды. Старость, наверно, постучалась в душу: если так дальше пойдет, с годами уподоблюсь Апраксину.
Приезжая в Петербург, я ночевал в апартаментах для иностранных купцов и капитанов при конторе железоторговой компании: там выстроили приличный особнячок в английском стиле, совсем не похожий на гостиницу. Летом он никогда не пустовал, а добрая половина обитателей была мне в различной степени знакома. Бристольский негоциант Джозеф Лонг, насколько помнилось, на паях с братом владел сахарной плантацией на Ямайке. Однажды мы встретились в общей гостиной.
- Скажите-ка, старина Джо, как дела в вашем заморском имении? Рабы хорошо слушаются?
Он даже вздрогнул: судя по всему, я прикоснулся к незаживающей ране. Как и намеревался.
- Если б вы только знали, Ваше Сиятельство, насколько дик и опасен этот народ! То и дело слышишь, что где-то негры взбунтовались, вырезали всю семью плантатора и убежали в горы. Надсмотрщиков хороших не найти. Среди кабальных слуг, прибывающих из метрополии, англичан совсем не стало: одни ирландцы, которые славятся лишь беспощадным истреблением рома.
