Андрей Величко - Кавказский принц
Тут я замер, пораженный внезапно пришедшей в голову мыслью. Ведь на Дальнем Востоке наверняка придется применять к кому-нибудь жесткие меры! Жаловаться начнут… Ну, на месте пусть жалуются, разберемся. Но ведь и в вышестоящие инстанции будут кляузничать, по почте и телеграфу! Значит, нужно заранее в ключевых местах посадить своих почтарей и телеграфистов, чтобы любая информация с того театра могла достичь столиц только с моей санкции! Или почти любая, абсолюта тут может и не получиться… Это что, еще один отдел? Нет, пожалуй, тут работа как раз по профилю шестерки, но вот штаты придется прилично расширить, пусть создают еще одну группу, например линейного контроля. Ё-мое, да что же это я за осёл, однако? Такой пост надо в первую очередь в Серпухове создавать, а то ведь не каждый будет георгиевскими почтой и телеграфом пользоваться! Блин, вот как подумаешь, сколько всего про нас уже понаписали, а мы не в курсе, аж до печонки самокритика пробирает…
Я вытащил из принтера очередной исписанный лист и снова заколотил по клаве ноутбука. Пальцы летали легко, параграф замечательно ложился к параграфу… А еще вон не помню кто, но знаменитый, говорил, что, мол, нет мук страшнее муки слова… Странно, у меня вот сегодня с утра одно сплошное творчество, так по продуктивности и Донцову недолго переплюнуть, а я почему-то нисколько не мучился и даже не устал! Глядишь, сейчас еще какую-нибудь инструкцию составлю…
Глава 35
У одного, скажем так, популярного писателя-историка, я в свое время прочитал интересное сравнение мобилизации с прыжком тигра. Значит, на первом этапе приближения к цели тигр ползет. Он не особо торопится, главное, чтобы его не было видно. Потом прыгает… ну, тут, конечно, заметят. А вот успеют ли что-нибудь сделать – это большой вопрос.
В нашем случае мобилизация представляла собой двух тигров – подготовку пилотов и производство аэропланов. Оба ползли уже давно, и в процессе этого стала видна разница – первый начал уставать драть брюхо о землю. Если и дальше заставлять его пресмыкаться, прыжок получится хреноватый, пусть лучше разбежится – заметность повысится, но зато какой разгон будет! То есть подготовку пилотов пора было выводить из сумрака, пока это не начало сказываться на ее качестве.
К весне 1902 года у нас было три центра подготовки – первая летная школа в Георгиевске, вторая в Михаиловке (официально она считалась казачьим авиаполком) и аэроклуб в Москве, на Ходынском поле. Последний представлял из себя яркий пример того, что может стать с авиацией, если доверить административные функции профессорам и студентам. Бардак – это было единственное цензурное слово, которое я мог сказать про ту контору, и, если бы не Жуковский, давно бы я или прикрыл, или радикально перестроил лавочку на Ходынке. Там уже была одна катастрофа и несколько аварий, но, по-моему, это только добавило аэроклубу романтической популярности среди золотой молодежи Москвы. Так что там за свой счет летали богатеи, с нашей поддержкой – способные студенты и целиком за наши деньги проводились "дни открытых дверей", назначением которых было выявить среди бедной молодежи пригодных к отправке в Георгиевск. Мысль Жуковского о том, что глубокие теоретические знания помогут студентам быстрее и лучше освоиться в воздухе, пока однозначного подтверждения не получила. Зато стало совершенно ясно, что от понятия "дисциплина" русский студент начала двадцатого века отстоит даже дальше, чем советский семидесятых годов! Из десятка студентов, принятых в первую школу, восемь уже с треском вылетели именно за нарушения, но я питал надежду, что из оставшихся двух все-таки удастся сделать летчиков. Причем не просто летчиков, а испытателей – вот тут их знания действительно будут необходимы. С казаками и рабочей молодежью подобных проблем пока не возникало.
Пора было озаботиться системой отбора кандидатов и их первоначальной подготовки в местах компактного проживания этих двух категорий. Я предполагал создать сеть начальных летных школ – слово "аэроклуб" было уже скомпрометировано начисто. То есть в начальных школах учить народ на планерах, нет у нас столько моторов. В просто школах, которые на самом деле будут средними – на "Святогорах", а Михаиловскую превратить в высшую. Выходит, давно пора было разрабатывать простой учебный планер. Я его давно и пытался сочинить, пока наконец не понял, что "уткой" такую машину не сделаешь – получится или не простой, или не учебный. А раз поджимает время, надо кончать конструкторские потуги и запускать в производство то, на чем учился я сам – БРО-11. По феноменальной простоте эта машина не имела себе равных, а если еще учесть и неплохие летные качества… Причем делать у нас надо было только управление с деталями крепежа и шасси, а в остальном планер легко мог производиться любой столярной мастерской.
Значит, по минимуму: пара планеров, три инструктора, три лошади, несколько резиновых амортизаторов и лебедка – получается начальная летная школа, за один поток обучающая два десятка курсантов и способная пропускать через себя два потока в год. Таких школ нужны десятки. Дальше, инструкторов не три, а десять, планеров тоже около того и один "Святогор" – это большая начальная школа. Такая нужна в Иловле, где базируется Особый казачий отряд, еще пара штук на Урале и одна в Иркутске. Там же, в Иркутске, надо опять-таки под видом авиаполка сделать вторую высшую школу на "Тузиках", потому как сборочный филиал нашего авиазавода там был уже почти готов.
Со вздохом оторвавшись от возвышенных мыслей, я позвонил секретарю и спросил, как там сейчас Ока. Имелся в виду, к сожалению, не мой автомобиль, про который я сам знал все необходимое, а одноименная с ним речка в четырех километрах от моего кабинета. Весна в этом году выдалась ранняя, и ледоход подходил к концу, а, значит, через пару дней придется приступать к испытаниям поплавковой версии "Пересвета"… Ох, как не хочется, там же холодно и мокро, в воде, но ведь не получится спихнуть это дело на кого-нибудь другого! Никуда не денешься, я сам себя так поставил, и теперь в авиации бытовало общее мнение, что инженер Найденов может все. Летать на поплавках в этом мире пока не мог никто, включая и упомянутого инженера, но все же были уверены, что "никто" – это кроме него! Вот и придется мне, почитав теорию, в натуре уподобляться утке. Окунусь – значит, поплавки плохие, найдем, что там не так сделано и даже, может быть, кто в этом виноват… когда от простуды и ревматизма вылечусь.
Практика показала, что волновался я зря. Взлет с поплавков оказался столь же прост, как и с колес, а посадка даже проще, а вот в полете проявилась маленькая, но неприятная особенность – теперь, в отличие от сухопутного варианта, самолет слегка тянуло опустить нос. Так что пришлось мне в спешном порядке, прямо на берегу, изобретать триммера и тут же присобачивать их на руль высоты. За два полета я подобрал нужный угол отгиба привинченных к плоскости жестянок, и на этом мои функции были окончены. Сдав самолет трем назначенным для его освоения летчикам и выдав инструкцию по пилотированию, которая заключалась в словах "все делать как на колесах", я сел в "Оку" и отправился домой. Гордо так отправился, весь очень собой довольный… И не успел я отъехать от берега полкилометра, как ливанул проливной дождь, да еще какой! В общем, я таки промок насквозь, и следующие два дня мне пришлось посвятить лечению от тех самых простуды с ревматизмом… Впрочем, время я использовал с толком и закончил наконец проект новейшего бомбардировщика. Я уже давно к нему подступался, и вот наконец мои потуги подошли к концу.
Это был двухмоторный подкосный высокоплан с полностью закрытой кабиной. Способность отвесно пикировать по расчетам не получалась, но градусов семьдесят он, пожалуй, обеспечить сможет. Бомбы у него крепились не на внешней подвеске, а в фюзеляже, что позволяло заметно расширить их номенклатуру. Ну и бомбовая нагрузка в полтонны тоже что-то значила! Поначалу предполагалось оснащать его двумя стошестидесятисильными "Т-4", а по мере готовности четырехтактных звезд – ими. Скорость от своего творения я ожидал чуть за двести. Вот такой самолет, особенно если полетит не один, уже сможет нанести заметный вред и броненосцу, а уж крейсер всяко будет его законной добычей. В честь своей недавно окотившейся знакомой я назвал проект "Кошка". Теперь отдать его в КБ на детальную проработку, потом проверить, чего они там надеталировали – и у ИВВФ появится новый самолет. Успеть бы за полтора года! Правда, "Бобик" уже почти готов и тоже сможет поднять немало, но все-таки он слабоват против серьезных кораблей.
Когда, выздоровев, я принес свои чертежи в КБ, Саша Миронов с выражением скромной гордости на морде сообщил мне, что они с Гольденбергом в инициативном порядке сделали эскизную прикидку сверхтяжелого бомбардировщика. Я с интересом поглядел в их бумаги. Блин, ну прямо как в песне – "ты их в дверь, они в окно"! С эскиза на меня смотрело нечто до боли похожее на "Илью Муромца". Я уже открыл рот, чтобы выразить свое отношение к подсунутой мне картинке, но сдержался, ребята же хотели как лучше…
