Игорь Денисенко - Ронин
— Так и должно было получиться, — успокаивающе похлопал я по плечу Прокопа.
* * *Пока Прокоп полировал меч мелкозернистым наждачным камнем, перемывая мне кости и костеря на чем свет стоит из-за моего упрямства и не желание полирнуть меч валенком. Я вырезал рукоятку из березового бруска. Правда пришлось мне побегать пару дней как собака с высунутым языком по нашему славному городу. Был на Демидовском заводе, где мне отлили из латуни два стаканчика на рукоятку. Был у кожевенника и приобрел у него полоску кожи для оплетки. Был у плотников, у которых позаимствовал рубанок и стамески. Попутно прочитал новость в газете про попытку ограбления трактира на рынке, и про то, как хозяин трактира пленил нападавших разбойников и сдал в околоток.
И после всей суеты спокойная работа с рукояткой доставляла мне удовольствие. Я выбирал внутреннюю полость под накаго — хвостовик меча и поэтому каждые пятнадцать минут подбегал к мечу прижатому струбциной к верстаку примерять. Прокоп же, натирая пальцами меч не пропускал такую возможность поворчать.
— Ну где это видано? А? — риторически вопрошал он, — В руке же неудобно будет. Ты уж Василий черенок от лопаты бы приделал и всего делов?
Длина лезвия получилась как и хотел — 80 см, хвостовик 20. Рукоятку же я делал 28.
Вот, пригрезившиеся 108 сантиметров и выходили.
— Эх, Прокоп Тимофеевич, не видел ты действительно неудобного и несуразного оружия, созданного больным воображением. Есть например малайский кинжал Крис. У него лезвие волной, как ползущая змея, и ручка как на дуэльном пистолете. как им махать совершенно не представляю. Индийская сабля Тулвар хоть и не так сильно изогнута, как серп, но на рукоятке имеет металлическую блямбу грамм на двести, — я защелкал пальцами подбирая сравнение, — как половинка гантели. Зачем она спросишь? Понятия не имею. Наверное чтоб кистью вращать было неудобно, а ещё как противовес.
как противовес она в принципе работает. Это когда удар отбивать, чтоб рука тяжелее была. А тебе всё в моем мече не нравится. То гарда ему маленькая, то рукоять длинная?
День близился к полудню. Соседские куры после того как мы перестали греметь и стучать совсем осмелели и ходили по двору кузни буквально путаясь под ногами. И чего они тут потеряли? Земля вокруг вытоптана до состояния бетона. Кое-где редкая травинка вылезет. Но они настойчиво исследовали территорию. Петух с длинным пышным хвостом взлетел на изгородь и важно но коротко кукарекнул и тут же слетел вниз, испуганный пробегающим мальчишкой.
— Свежие новости! Покупайте свежие новости! Скандал в ратуше! Князь Воронцов проиграл состояние! — прокричал разносчик газет.
— Покупайте свежие новости! — донеслось уже издалека, — Воронцов вызвал на дуэль Шацкого! Свежие новости!
Я на секунду дернулся и стамеска задела ладонь, брызнувшая кровь окрасила дерево. Настроение было испорчено. Мне захотелось надрать князю Георгию уши или выпороть ремнем. Ну сколько можно? как мальчишка, ей богу! Один раз пронесло. Говорил же карты крапленые? Так какого черта, он опять играть сел?
В последний раз примерив рукоять, я выстругал из той же березы шпильку для крепления. Отобрав у Прокопа меч я насадил цубу, вставил фучи, воткнул в него обе щёчки рукоятки и загнал молотком шпильку. Рукоять сидела плотно. Подержав и взвесив в руках я крутанул меч в воздухе. Солнечные зайчики разлетелись в стороны. Меч молнией отражался в пыльном стекле соседского дома. Хорош! Только хамон получился на нем странный как срез березового капа. Такой встречается на некоторых видах Дамасской стали. Мокуме-хада, вплыло в памяти название хамона.
— Ну что ж Прокоп шлифуй дальше, а мне надо по делам отлучиться, — вернул я меч кузнецу и пошел переодеваться.
— Василий, — окликнул меня Прокоп, — а рассчитаешься когда?
— как дошлифуешь, так и рассчитаюсь.
Зря я это сказал. Сдавалось мне, что в моё отсутствие шлифанёт он его войлоком и прощай хамон. Да и черт с ним! В сердцах, подумал я. И хоть для разума достаточно функ-
циональности, глаза требовали совершенство и красоту. Да же в оружии, в предмете предназначение которого было нести смерть. А в смерти ничего красивого нет. Могу вас уверить. Смерть это увечья и уродство и горе близких людей. Смерть это грязь, смрад и соленый привкус крови на губах и ничего более. Единственное, что оправдывает смерть это достойная гибель за правое дело. За то, что нестыдно её принять, за своих людей, за жизнь которых ты в ответе. За свою землю, на которой ты родился и вырос, за мир, который тебе дорог. И твоя смерть всего лишь оплата жизни других людей и этого мира.
* * *— Никого нет дома, — поджав губы, сказал Тимофей, придерживая дверь рукой, словно опасаясь, что я ворвусь в дом.
— Хорошо, — кивнул я, — подожду у дома.
— Барин, — замялся Тимофей, — Шли бы вы отсюда. Его сиятельство приказал вас взашей гнать если придете.
— Хорошо Тимофей. Тогда передай его сиятельству, что пришел человек за своей шашкой.
— За какой шашкой? — удивился Тимофей.
— Золотой Анненской шашкой.
— Так и передать?
— Так и передай. И вот ещё что, — я достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, на котором был чернилам нарисован иероглиф. — Это передай тоже. Скажешь это моя подпись.
Тимофей исчез, захлопнув дверь перед моим носом. Открылась она минут через десять. Тимофей молча кивнул приглашая войти. Я быстро прошел в апартаменты сходу повернув налево в большую гостиную. Князь Георгий сидел на диване. Тут же лежала какая-то книга. Видимо он только что её читал. Княгиня Ирина Алексеевна с чашкой чая сидела за столом. При моем появлении она конечно порядком удивилась, но лишь моргнула, взмахнув большими черными ресницами, как крыльями бабочки. Георгий своё удивление и не скрывал. Он ожидал увидеть кого угодно, но не мою персону и от неожиданности поднялся.
— какого черта! Я кажется ясно сказал Тимофей не пускать в дом эту личность, — обратился Георгий смотря мне за спину.
— Я тоже рад вас видеть граф, — бесстрастно поздоровался я, слегка наклонившись всем телом.
— А вы господин, — лицо Георгия перекосило, — Вещин, не только аферист порывшийся в чужих архивах но и наглец. Не понимаю, на что вы рассчитывали явившись в дом где вас приняли как человека благородного, а вы под таким нелепым предлогом заявляетесь вновь. Я же сам рассказал вам эту легенду?
Княгиня Воронцова выглядывала из-за плеча мужа и во взгляде её не было презрения как у него а лишь любопытство.
— Да, но кажется я вам предъявил своё доказательство, — вставил я в глубине души надеясь на поддержку княгини.
— За это время вы вполне могли съездить к моему отцу и вызнать все подробности.
— Конечно, но я занят был совсем другими делами и у меня есть свидетель.
— какой же? Не призрак моего деда надеюсь?
— Нет. Он вполне материален и приставлен ко мне как соглядатай от полиции. Можете у него спросить. Вон он ограду подпирает, — указал я рукой на окно.
— Вы что ж это меня за дурака считаете? — усмехнулся Георгий, — Сообщника привели? Такое развитие разговора я предусматривал, следовало переходить к плану «Б». А план «Б» это больно и на глазах посторонних людей крайне нежелательно. Покосившись на княгиню я продолжил:
— Знаете, ваше сиятельство, давайте просто забудем мой предыдущий визит к вам.
Ведь не я на нем настаивал, а вы сами изволили меня пригласить и никакого дурного умысла я не имел при посещении вашего дома. Правда в одном — я не тот человек за которого себя выдавал, я не мичман, но я и не мещанин Векшин. Жаль, что ваш покойный дед не может засвидетельствовать мою персону. Но я отвечу на все ваши вопросы относительно моего права на драгунскую шашку.
— Да с какой стати мне вас выслушивать? — вспылил Георгий. Его курносый нос был поднят, казалось, ещё мгновение и он бросится на меня с кулаками.
— Ваше сиятельство, — княгиня Ирина Алексеевна произнесла это внезапно тихим и ровным голосом но с настойчивой интонацией, — я прошу вас все-таки выслушать господина. Вы сами говорили, что прошлый раз он произвел на вас благоприятное впечатление.
— Ну хорошо, — Георгий нервничал и дергался как конь осаждаемый оводами. Он подошел к книге и вытащил мой листок с иероглифом заложенный как закладка.
— Если вы знаете этот иероглиф, я кстати уже сверил его с наградным документом. То скажите на чьё имя он выписан? Вы должны знать, раз это вы участник войны 12ого года.
Издевки в голосе было хоть отбавляй. Ей богу! Ему не терпелось погнать меня поганой метлой и он старался изо всех сдерживаться, чтоб не сделать это собственноручно. На чьё имя выписан документ я знать не мог. Это было моё будущее.
Но я немного знал себя и отчасти мог угадать свои дальнейшие действия и планы. Раз я нарисовал в пылу сражения на документе что-то, это что-то должно было относиться непосредственно к самому документу. Поэтому я рискнул:
