Марик Лернер - Врата учености
Вся эта история началась после смерти Саши, когда открыл нечто вроде помощи для брошенных детей или оставшихся по каким-то причинам без мужей. Вначале было восемь кормящих девок и два десятка младенцев. Потом все это стало неожиданно разрастаться. Необходимость кормить, одевать, принимать новых, содержать некий штат воспитательниц заставляла расширяться и искать денег.
Но то были еще цветочки. С началом голода попытался организовать нечто вроде благотворительной столовой для детей. Для деревенских с ночевкой, городских из нищеты только по желанию и с согласия родителей. Как всякое доброе дело, оно отнимало массу времени, сил и, что немаловажно, денег. В конце концов не выдержал и дал объявление в «Ведомостях», приглашая всех желающих оказать помощь в любом виде.
И тут грянул гром. Моими занятиями заинтересовалась Анна Карловна и крупно обиделась на то, что не привлек с самого начала к полезной деятельности. Для начала вручила тысячу рублей в качестве денежного подарка, затем пошла в очередной поход на тетушку. Как ни удивительно, та не отмахнулась, услышав о незаконнорожденных.
Может, подействовало упоминание о голодающих. Напротив, мое заведение получило статус государственного, а императрица провозгласила себя покровительницей, разродившись неожиданным именным указом. «…Все дети должны были быть принимаемы и воспитываемы человеколюбиво», — провозглашал он. Попутно от меня потребовали регламента детского дома, штатного расписания, бюджета и еще массы вещей.
Но я не в обиде. Во-первых, ту часть территории, где находился детский сад и строился второй корпус, Анна Иоанновна выкупила, проявив неожиданную щедрость. Мне-то участок достался бесплатно, о чем она прекрасно знала. Еще и за оба здания заплатила в полном размере, включая недоделанное.
Во-вторых, в том самом указе с подачи племянницы, которой я совсем не для того рассказывал, возникло занятное дополнение. Отныне и навечно с каждой колоды игральных карт взимался налог, который шел на обустройство Сиротского дома. Так отныне называлось сие заведение. То есть тяжкое бремя финансовых затрат с меня сняли, оставив исключительно надзор.
Дальше пошло проще. Еще Петр I создавал в полках гарнизонные школы для солдатских детей. Оставалось просто взять за образец основные положения и удачные находки. Из солдат отставных и инвалидов набрал надзирателей, тщательно проверяя репутацию и требуя рекомендации от товарищей. Во главе поставил бывшего капитана Чулкова, не выслужившего за все годы ничего, кроме пяти ранений. Зато поднялся из солдат, что редкость. Знает себе цену и справедлив.
Это я не про отсутствие розог. Во всем мире они обычное явление, и меня бы не поняли, вздумай запрещать. Просто бывший капитан службу туго знает. У него не заворуешь и не посачкуешь. Причем подчиненные и воспитанники в этом плане не различаются. Здесь не летний лагерь отдыха. Он и в Сибирь отправить может, правда, с моей санкции.
С утра разбитые на классы по возрасту постигают начальную школу, потом обед, перерыв — и начинается обучение слесарному, столярному, кузнечному, сапожному и другим ремеслам. По зафиксированному правилами уложению с достижением пятнадцати лет способнейших можно направлять на обучение в гимназию. Остальным придется с вручением рубля (одного) и паспорта свободного человека пытаться пробиться самостоятельно.
Между прочим, не так уж и мало. Такой документ дает возможность записаться в мещане, с открытием собственного предприятия, или в купеческое сословие. Конечно, в реальности с рублем, да в таком возрасте, особо не разгонишься. Но большинство из них не уйдет в пустоту. Всяко сумею найти на своих предприятиях место. С голода не умрут. Грамотные и знающие арифметику не пропадут. А я, начав с благотворительности, в очередной раз попытался завернуть себе на пользу. Дополнительные кадры, прекрасно знающие, кому они обязаны, — полезно и выгодно. Пара лет не срок.
— Здравствуйте, Михаил Васильевич, — хором сказали девочки, вскакивая на мое появление.
Вот с ними была проблема. Основное направление после выпуска — горничные и служанки. Еще в детском саду на подхвате. Трудно будет пристроить, хотя, по счастью, их намного меньше. Всего три десятка в возрасте от семи до тринадцати. В основном сюда на первых порах попадали мальчишки. Наверное, потому что более бойкие. Добрая половина из деревенских и крепостных. Родители их с удовольствием спихивали в чужие руки, избавляясь от дополнительного рта. И разлука не останавливала. Зато жив будет и в тепле. Официально в Сиротском все городские. Как всегда в родной стране. Если нельзя, но очень хочется, важно иметь побольше наглости — и все получится.
— Всем ли довольны, есть ли жалобы? Вы не бойтесь, — отреагировал на молчание, — если кто чинит непотребство, только скажите, я ему… — и показал, изображая сворачивание головы. Знаю я, что иногда делается в закрытых заведениях. Особенно с девочками. Ни к чему мне такая слава. Пойдут слухи — потом не отмоешься. Кого винить станут?
Парочка заулыбалась, остальные смотрели в пол. Почему-то воспитанники обоего пола меня страшно боялись. Никогда особо не проявлял в отношении них несдержанности. Ну однажды побил всерьез привезшего порченую муку. Решил, паскуда, на детях подработать. Наверное, излишне взбесился и не надо было ногами топтать под окнами. Но ведь для пользы старался!
— А можно мне не уходить на все четыре стороны, через год, — напряженным голосом сказала веснушчатая до ужаса девчушка, — а в детском саду помогать остаться? Там нянечки нужны.
Класс загудел наполовину восхищенно, наполовину возмущенно.
— Свиязова, — строго воскликнула надзирательница у доски, — представляться надо!
Тут еще и потому трудно воровать и бить без причины детей, что многие из учителей никакие на самом деле не преподаватели. Ни училища, ни профессии такой в России пока не существует. Зато есть достаточно много (относительно, по нашим масштабам) женщин, готовых помогать в моих трудах добровольно и за малую плату. У гвардейцев имеются семьи, а в полках, вопреки ожиданию, достаточно много однодворцев и простых рекрутов.
Еще одна дополнительная ниточка в привязывании к Анне Карловне (я из ее своры и держу определенную сторону) ближней охраны. Преображенцы с семеновцами, теперь еще измайловцы с конногвардейцами стояли на караулах в царском дворце (не надо забывать о разных летом и зимой), Адмиралтействе, Петропавловской крепости, Сенате, Военной коллегии и Тайной канцелярии, а также у полковых изб и на квартирах у генералов, гвардейских штаб-офицеров и иностранных посланников.
Сестры, дочери, вдовы по большей части небогатых гвардейцев получали возможность дополнительного заработка, что семьям не могло не пойти на пользу. Азы в начальной школе преподавать годятся, а при чужаках, не зависящих от начальства, всегда плохие дела крутить тяжелее.
Конечно, каждая проходила трехмесячный испытательный срок, и на нее регулярно писали докладные. Окончательное решение принималось через квартал, но при неприятном происшествии дамы-воспитательницы или преподавательницы запросто вылетали с места без длинных увещеваний.
И дело не в мужиках. Во внеслужебное время никого не касалось, чем они занимаются. Сложность в другом. Можно любить детей, но не уметь их учить, а сорваться, не имея определенного терпения, легко до безобразия. Конкуренция за места у нас изначально была три-четыре на место, и даже сейчас очередь на замену имелась. Вдруг какое происшествие, болезнь, перевод в другой полк или, не дай бог, смерть — следующая в списке готова.
— Устинья? — уточняю, ковыряясь в памяти.
Давно прошли времена, когда всех до одного помнил. Но иных забыть сложно. Самых паршивых и самых лучших. Балахина, например, выдернул из Сиротского дома достаточно быстро. Талант у него к рисованию. Определил в ученики и сам заплатил. Появится возможность — пихну от академии за границу обучаться. Нельзя разбрасываться такими талантами.
Маркина тем более не забуду. Бросаться на взрослого дядю с ножом в ответ на вполне безобидное замечание — совсем ума не иметь. И не жаль, что от моего удара со сломанной челюстью забрали да в Сибирь отправили.
— Свиязова Устинья, — якобы послушно повторяет девочка и смотрит прямо в глаза. И остальные уже не дремлют на ходу, все насторожены.
Рыжую тоже трудно забыть. Уж больно яркая. А по жизни ничего особенного. Середнячок по всем показателям. Только, похоже, помимо оценок с рукоделием, имеет характер. Оно и неудивительно. Насколько я помню, появилась здесь самостоятельно, притопав в самом начале. И, видать, далеко шла. Ноги в кровь сбиты. Сто пудов из деревенских, но твердила как партизан в гестапо про городские кварталы, как называются не помнит по младости, родители умерли, и очень натурально плакала. Я не поверил и ждал со временем неприятностей. Но никаких претензий к ней до сих пор не предъявляли.