Роман Злотников - Генерал-адмирал. Война
— Я знаю, — тихо отозвался Алексей. — Я однажды услышал, как вы ругались в кабинете. Это было поздно вечером, все давно разошлись, а дедушка остался. И вы заперлись в твоем домашнем кабинете. Но, видно, кто-то выходил и неплотно прикрыл дверь. Может, кто-то из слуг побоялся отвлечь вас щелчком замка. Вы, когда ругались, смотрелись очень грозно… А я шел к тебе, чтобы пожелать спокойной ночи, но так и не осмелился войти. Уж очень вы кричали. Так что я простоял там, наверное, минут двадцать, слушая. И многое понял. Мне ж в тот момент уже четырнадцать исполнилось…
— Вот как? — Отец удивленно воззрился на него. — Впрочем, конечно… мы тогда ругались часто. Почти каждый день… Ну так вот я не об этом. Я тогда обвинил его в том, что он хочет превратить русского императора в ничего не значащую и ничего не решающую марионетку. А он рассердился — сильно, я видел. Но не наорал на меня… а он мог, уж поверь… только побагровел и так твердо, грозно произнес: «Государь, я клянусь тебе собственной душой: никогда — ты слышишь? — ни-ког-да, чего бы там ни нарешали политики сейчас или в будущем, русский император не станет ничего не решающей марионеткой. Я обещаю тебе позаботиться об этом…» Я сразу не понял — думал, он имеет в виду свой политический вес, влияние… а сейчас знаю, что он уже тогда все просчитал и решил. Даже не тогда, а еще раньше — до Великой войны. А может, и еще раньше. И семьи и детей у него не было именно из-за этого. Понимаешь?
Молодой человек медленно кивнул:
— Кажется, да. — И немного помолчав, робко спросил: — Но, папа, почему я? Почему не ты?
Отец усмехнулся:
— Ну, это-то как раз понятно. Я — император, и все мое имущество, оно… ну как бы не совсем мое. Если завтра кому-нибудь захочется подгрести под себя что-то из того, чем мы сегодня владеем, достаточно будет просто взять и упразднить монархию. Тогда все, чем мы владеем, сразу перейдет в цепкие ручки тех, кто решит провернуть это дело. Хотя они, естественно, будут на каждом углу кричать, что всё получит народ. Ты же, мой сын и наследник, юридически пока никто. После принятия Конституции и изменения законодательства Российской империи у нас не осталось ни одного закона, в котором были бы определены взаимоотношения наследника и государства. Даже дворец, в котором ты живешь, официально — мой, а твоя охрана выделена тебе лишь вследствие того, что ты член моей, государя-императора, семьи. То есть юридически ты — частное лицо. И перестанешь быть таковым, только когда взойдешь на престол. Поэтому для того, чтобы наложить лапу на твое личное состояние, им придется принять такие законы, что и их собственные состояния окажутся в опасности. Понимаешь?
— Кажется, да… — Алексей кивнул, немного подумал и спросил: — А дальше?
— Что — дальше?
— Ну, потом, когда я стану императором?
Николай пожал плечами:
— Все равно это останется твоим личным состоянием. Тут как у супругов: все, чем они владели до того, как сочетались браком, является их личной собственностью, и второй супруг претендовать на это не может. Так что… Да, начиная с тебя уже никто не сумеет сделать русских императоров ничего не значащими марионетками. Даже если очень захочет этого…
Отец замолчал, а молодой человек не задавал новых вопросов — обдумывал услышанное. Они дошли до угла Нарышкина бастиона и, повернув налево, двинулись вдоль него.
— Но должен тебе сказать, что деньги, которые он завещал, — еще не всё, — снова заговорил Николай. — Главное — структуры. Во-первых, банки. Ты совершенно правильно поступил, сформировав Фонд святителя Алексия Московского и передав ему все права по управлению активами.
Молодой человек хмыкнул:
— В САСШ это обычная практика. Когда я проходил магистратуру в Гарварде и практику в «First National City Bank»…
Отец бросил на него снисходительный взгляд, и Алексей смущенно замолчал.
— Так вот, — продолжил Николай, — здесь ты совершенно прав. Когда ты займешь трон, такое дистанцирование от твоих активов и предоставляемых ими возможностей будет очень полезным. Но вот структуры… структуры ты должен держать при себе.
И не столько благотворительные, хотя их тоже, несомненно, сколько… — тут он бросил на сына выразительный взгляд.
Алексей медленно кивнул. Когда справа потянулась Невская куртина, он задумчиво произнес:
— Ты прав, он все это планировал очень давно. Ведь в том, что ты решил готовить из меня экономиста и финансиста, немалая доля его влияния?
Отец подтвердил, потом вздохнул:
— Если честно, в тебе очень много его влияния. Именно он настоял, чтобы я взял тебя на фронт. Именно он подобрал тебе соратников по детским играм. Именно он убедил твою мать позволить тебе отслужить год обычным солдатом, причем не здесь, под боком, в учебном батальоне гвардейского полка, а там, на Амуре. Знаешь, как он сказал? «Солдат — главная опора государства и естественный представитель оного в диких, враждебных либо опаленных бедой землях. Пусть Алексей поймет, каким должен быть русский солдат, на своей шкуре. Ибо это одно из тех пониманий, которые есть главнейшие в жизни человека и государя». — Николай пожевал губами и тихо добавил: — Он вообще, несмотря на то что лично с тобой общался не очень много, к твоему обучению и воспитанию проявлял величайшее внимание… А знаешь, он мне однажды сказал: «Когда-нибудь, возможно через двадцать, возможно через сто лет, России, чтобы продолжать оставаться значимой страной, придется отказаться от своих денег и сделаться частью какой-нибудь крупной наднациональной структуры. И вот тогда станет понятно, что именно она значит. А все остальное — войны, промышленное развитие, заселение территорий, культурный рост — только подготовка к этому моменту». Я его тогда опять не понял. Не скажу, что понимаю и сейчас, но… до сих пор он всегда оказывался прав — даже если его мысли в тот момент, когда он их высказывал, казались мне ересью, а то и глупостью.
Они подошли к Невским воротам и начали спускаться к Неве. На льду реки их ждали три необычных экипажа: обтекаемый корпус и большой винт в металлическом ограждении, за ним виднеется несколько управляющих плоскостей. Едва отец и сын показались из Невских ворот, послышались резкие команды и у экипажей начали заводиться двигатели.
Николай спустился на пролет, остановился и, наклонившись к сыну, поскольку рев двигателей аэросаней уже сильно заглушал речь, громко произнес ему на ухо:
— Знаешь, а ведь он там сейчас, наверху, смотрит на нас и, наверное, гадает — вытянем ли? И честно тебе скажу, сынок: я очень боюсь его разочаровать. А то когда попаду туда, к нему, он мне такую головомойку устроит…
1 ние — лесопильный завод и камнедробилки, а «Дженерал электрик» изготовила турбины. Шесть инженеров-консультантов — Франк Фей-фер, Вильгельм Меффи, Фридрих Винтер, Георг Биндер, возглавляемые шеф-консультантом Хью Купером и инженером «Дженерал электрик» Чарльзом Томсоном, — были награждены орденами Трудового Красного Знамени. То есть уровень технологий и консультаций был очень высок. Проект одной плотины продавил Сталин. Ну захотелось ему. Денег, видно, было в СССР в то время в избытке. Куры не клевали… (Здесь и далее примеч. авт.)
2 Александр Федорович Миддендорф — основоположник мерзлотоведения, российский путешественник, географ, ботаник и натуралист. В период своей экспедиции в Северную Сибирь и на Дальний Восток в 1842-1845 гг. открыл плато Путорака, стал первым исследователем полуострова Таймыр, СевероСибирской низменности, Амурско-Зейской равнины, Станового хребта, нижней части бассейна Амура, южного побережья Охотского моря, Удско-Тугурского Приохотья, Шантарских островов. Отчет Миддендорфа об экспедиции был для своего времени наиболее полным естественно-историческим описанием Сибири.
3 Создание Рыбинского водохранилища потребовало переселить на новые места 130 тысяч человек — жителей 663 селений и города Мологи. Были затоплены три четверти территории Весьегонска, Ле-ушинский монастырь и Югская пустынь. Ушла под воду и была изъята из хозяйственного оборота восьмая часть ярославской земли, в том числе 80 тысяч га лучших в Поволжье пойменных заливных лугов, травы которых по своему качеству не уступали травам с альпийских лугов, более 70 тысяч га веками возделываемой пашни, более 30 тысяч га высокопродуктивных пастбищ, более 250 тысяч га грибных и ягодных лесов. Лето стало более влажным и прохладным, в окрестностях перестали вызревать пшеница и лен.
4 История взаимоотношений крупного капитала и революционеров крайне сложна и запутана, но, как сегодня уже совершенно ясно, не имеет под собой практически никаких идеальных мотивов. То есть «сочувствие» того же Саввы Морозова или, скажем, бакинских нефтепромышленников революционным идеям объясняется чисто меркантильными причинами — от банального рэкета революционеров, построенного на угрозе организовать забастовки на предприятиях, принадлежащих промышленникам, до исполнения проплаченных заказов на беспорядки и парализацию работы на предприятиях конкурентов.
