Нерушимый 10 (СИ) - Ратманов Денис

Так прошла неделя. Старожилы, кроме Синяка и Клыкова, Погосяна демонстративно избегали. Левашов даже вещи свои перенес в другой шкаф, чтобы подальше от него, точно Мика был прокаженным.

Погосян терпел.

Видя, что основной состав сторонится Погосяна, молодняк тоже стал относиться к нему с настороженностью.

Мика мужественно это сносил.

На разборе полетов Димидко хвалил или критиковал только Бурака, а Погосяна будто бы не замечал. Любой другой на месте Мики давно психанул бы, но Погосян уперся рогом и поставил цель доказать всем, что он готов искупать свою вину любыми средствами. Он надеялся, что парням надоест его ненавидеть, и в отношениях между ними наступит оттепель.

Что касается меня и Мики, хоть я и относился к нему лояльно, он меня то ли избегал, то ли не хотел, чтобы у меня из-за него были проблемы, и в столовой садился за отдельный столик у стены.

Что касается Рины, они чуть не пересеклись лишь единожды. Издали увидев ее, Мика сдал назад и исчез из поля зрения моей жены.

Время шло, близилось четвертое марта и товарищеский матч сборной СССР с итальянцами в Милане. В газетах все больше писали о «Титане», сборной и обо мне в частности, и все активнее нас атаковали журналисты.

У Микроба установился контакт с Ольгой, которая брала у нас интервью. За несколько дней количество просмотров ее видео увеличилось до двух миллионов, а девушка стала популярным и узнаваемым журналистом и даже получила предложение о трудоустройстве от «Советского спорта».

Второго марта «Титан» дал большую пресс-конференцию, третьего планировалась более масштабная встреча с журналистами в Москве, но перед тем, вечером воскресенья, команда решила проводить меня, Сэма и Микроба на игру, как героев, отправившихся совершать подвиг — в ресторане и с салютом.

В числе приглашенных была Дарина, Маша, которой Клыков сделал предложение, и свадьба плюс медовый месяц у них планировались в июле. Димидко тоже не стал тянуть, и они с Оксаной решили пожениться в тот же день, что и Рома, сыграть общую свадьбу, а потом уехать в медовый месяц — благо в июле отпуск!

Привезу им что-нибудь эдакое из Америки. Левашов заказал настоящее сомбреро, Васенцов — истинно американскую колу, остальные с сувенирами не определились — не знали, что у них за бугром есть такого, чего нет у нас.

Рине очень хотелось бы поехать с нами, но в ее положении это было рискованно. Интоксикация девушку не мучила, изменений в теле не наблюдалось, и о ее беременности не знал никто, кроме нас двоих. Даже ее мать не знала, иначе уже квохтала бы здесь.

Мы арендовали весь ресторан, сдвинули столики буквой П, и мероприятие напоминало огромную свадьбу. Мало того, сотрудники ресторана слили журналистам информацию о том, что «Титан» провожает героев на бой в Италию, и нас внизу поджидала толпа, причем не только журналистов, но и болел, то и дело доносилось: «Титан — чемпион».

Димидко нервничал, поглядывая за стекло, и я его понимал. Поначалу радует, что тебя узнают на улице, но, когда не дают прохода, это уже напрягает. В последнее время я по магазинам старался не ходить — болелы достали, хоть на лысо стригись и усы отращивай для маскировки.

«Александр! Пожалуйста! Подпишите (мяч, тетрадь, нужное вставить) для моего сына! Это для старшего, а еще двое младших. И фото с вами на память».

«И нам, и мне! Ну пожалуйста! И автограф. Это корешу Коляну. Это Миле, у нее день рождения, она хотела новый телефон, но теперь обойдусь малой кровью! И маме. И бабушке. А передайте привет братанам с района… Эй, ты че это? Это куда-а ты меня послал?»

Димидко поднялся и свистнул, призывая к тишине. Все обратили к нему лица, а он прищурился и посмотрел на меня, хитро улыбаясь:

— Товарищи! Коллеги! Для начала хотелось бы поздравить наш коллектив с пополнением!

Микроб подумал, что речь пойдет о Погосяне, скрестил руки на груди и надулся, но ошибся.

— Александр Нерушимый! Дарина! Тихушники вы наши! — Он поднял газету и шлепнул по столу. — Поздравляю вас с прибавлением в семье! Понятно уже, кто будет, мальчик или девочка?

Рина раздула ноздри, покрылась красными пятнами, ее уши заалели.

— Кто это сказал? — спросил я, с трудом сдерживая злость.

— Ха. В газете пишут, а мы и не знаем.

— Медики слили, — прошептала Рина, скомкав салфетку. — Фамилия-то у нас приметная.

Я поцеловал ее в макушку, поискал взглядом Погосяна — он предусмотрительно не явился на торжество, где ему будет не рады.

— Тс-с. Они все равно узнали бы через месяц-другой…

— Родичи задолбают, — шепнула она и сказала громко, натянув на лицо улыбку: — Спасибо за поздравления, срок маленький, мы пока не знаем пол ребенка и еще месяц не будем знать.

Левашов встал, оскалился и зааплодировал — мы ж почти одна семья. Когда аплодисменты стихли, я заметил шагающего к нам Гусака, который учился в школе одаренных и не должен быть здесь. Он на ходу расстегнул пальто, его и шарф отдал официанту, который понес одежду на вешалку. Сняв перчатки, Виктор пожал мою руку.

— Поздравляю! Мужик!

Выглядел он настороженным, не было в его взгляде радости, и больше всего на свете ему хотелось поговорить со мной тет-а-тет. Вот теперь и я насторожился. Но всеобщее внимание сразу же переключилось с Рины на Гусака, и жена выдохнула с облегчением.

Сперва Димидко его приобнял:

— Ну, как здоровье?

Гусак поморщился, повел плечом.

— Нашли какую-то сосудистую аномалию в мозжечке. Короче, раскоординированный я…

— Это было, да, — кивнул тренер. — Так вылечат тебя? Сейчас всё лечат.

— Увы. — Гусак потупился, как и все самородки, он терпеть не мог врать. — Я простился с футболом, но с вами всеми проститься не могу — привык. Особенно к этому вот, — он потянулся к Левашову, — оболдую. Ну сами прикиньте, как я буду играть, если могу промазать по мячу?

Что говорится, Витек пошел по рукам, переместился к Клыковым, поздравил с грядущей свадьбой, поприветствовал Воропая и Тишкина. Кивнул Льву Витаутовичу и вернулся ко мне.

— Слышал, вы Погосяна решили простить…

— Ну, не то чтобы простить, — перебил его Микроб, но Виктор продолжил:

— Это правильно. Он вам пригодится и еще себя проявит.

— И ты туда же! — воскликнул Хотеев и отвернулся.

Я понимал, о чем Гусак. Наверное, он видел что-то эдакое про Погосяна. И про меня что-то видел, предупредить хочет, но так, чтобы не привлекатьлишнего внимания.

Димидко притянул его к себе, дал бокал шампанского.

— Скажи что-нибудь нашим орлам!

Гусак покосился на меня, на тренера и выдал «генеральский» тост:

— Ну что, товарищи, за победу и кузькину мать!

Выпили, закусили. Виктор кивком указал в сторону — отойдем, мол, и я последовал за ним с замирающим сердцем. Больше всего я боялся услышать что-нибудь плохое про Рину и ребенка.

Мы встали возле колонок, откуда лилась умиротворяющая музыка — чтобы не было слышно наш шепот.

— Ты научился этим управлять? — спросил я.

— Всем отделом бьемся, но пока слабо. Иногда видятся события, которые произошли непонятно когда и непонятно в какой стране, но чаще — то, что произойдет с теми, кого я знаю, и то, что увижу собственными глазами. Иногда смотрю глазами других людей. — Виктор передернул плечами. — Хуже всего, что иногда картинка плывет, задний план смазывается, и трудно сказать, что это за место.

Он осекся, опустил голову и поджал губы, отчего стал особенно сильно похожим на Витаутыча.

— Что Мику взяли — правильно.

— Ты ведь не это хотел сказать.

— И это тоже, но…

— Что-то с Риной?

— Что-то будет, да, но решится благополучно. С тобой, Саня. — Он вскинул голову, заглянул мне в глаза, покачал головой. — Ну вот, предупрежу — ты все равно ведь попрешься туда, на этот долбанный чемпионат!

— И что там? — В груди смерзлось дурное предчувствие.

— Я видел твою смерть. Видел глазами человека, который тебя убьет. Видение было один раз. Непонятно, кто это, непонятно, где происходит дело. Много людей, картинка плывет. Все смеются. Твоя голова в прицеле… Я не вижу лица, только затылок, но убийца знает, что это ты. Выстрел. Все.