Гридень. Начало (СИ) - Старый Денис
— Хочешь идти, уходи! — сказал я.
— Не-е-е, — протяжно чуть ли не завыл дьячок, я, сбрасывая веревку с ног, чуточку сильнее нажал на руку. — Больно! Мне одному ходу нет. Сирого обидеть может каждый. А ты, Фомка… э-э… Влад, так тебя называл ратник князя Ивана. Ты сильный, вона и Вершила боится тебя и не знает, что делать нынче. Я сам слышал, как он того, ну когда Улку… того, ну я видел…
Мда… Собеседник мне попался прямо-таки златоуст. Так умеет рассказать, это, того… ни черта не понятно. Но пока он объяснял про романтик Улки и Вершилы, при этом краснея и бледнея, что даже в потемках было заметно изменение цвета лица, я успел избавиться от веревок на руках.
Итак, появился я тут более года назад. Пришел на коне, да еще и с заводным, а еще…
— И где это все? — перебил я рассказ парня.
— Так при храме и осталось, — отвечал рассказчик.
Виру он хочет? Вот же гад! Судя по рассказу, на мне было добра весьма и очень много. Оружие, доспехи, кони, может еще что. Но сейчас до правды не докопаюсь.
А что еще про меня рассказать, так и нечего. Пришел в город, стал молиться, от церкви далеко и не уходил и все молчал, все прощал. Я сам стоял на коленях и умолял Илью выгнать беса, помочь разобраться с тем, что со мной произошло и почему я тогда, с половцами… Я не говорил, я все это написал. Вот, значит грамотный, это мне в плюс. Долго мурыжил меня священник, все обхаживал, да словесными кружевами опутывал, проникая прямо в создание и деформируя уже надломленную психику.
Тогда и Улка и Вершило, да и священник Илья, стали откровенно издеваться надо мной. А все верил в то, что мои бесы покинут меня, что я проклятый, что все терпеть должен и тогда…
Вновь нахлынули воспоминания и опять разболелась голова. Но в этот раз я смог сдержаться и почти не показать вида. Вместе с тем, получалось отвести подозрения и доказать, что я есть я. Пришли мысле-образы, которыми я мог отвести подозрения в своей бесовской натуре.
— С тех пор на мне и уборка и дрова и скотину присматривать, — стал я дополнять рассказ… ясно в общем.
Рабство. Это было натуральное рабство. Вместе с тем, я прежний разгребал все дерьмо, не отвечал на унижения, мне приносили милостыню, когда Вершила и Улка рассказывали слезливые истории, побуждая людей нести еду. И за это меня кормили, и не так, чтобы хорошо, овсяная каша из зерен — основная еда.
— А как тебя зовут, убогий? — спросил я.
— Спиридоном кличе святой отец Илья, — я увидел проступившие слезы у парня. — Отпусти, я же и так все скажу, без утайки. Неча мне таиться от тебя, нам еще разом жить.
— Чего? — я опешил и даже отпустил руку дьячка. — Я жить с тобой не буду.
— И я не буду, я не энто… ну то самое… стало быть, — вновь стал мямлить Спиридон.
Спирик, Спирка… и все равно на ум приходит спирт. Наверное, я бы даже выпил чуток, было бы чего. Не любитель я этого дела, но повод-то какой! Отметить бы событие, что остался жив здоров.
С горем пополам я смог понять дьячка, как и выяснить чего он от меня хочет. Спирка разговаривал со мной, как с юродивым, неполноценным человеком. Ну а как иначе? Столько терпеть унижения и боли, отдать свое имущество запросто так? Да я и сам бы такого считал придурком. И сейчас, когда я явно другой, Спиридон не изменяет своего отношения ко мне. Ничего, еще изменит, если все-таки я решу, что нам, пусть и временно, пусть до калитки из города, но по пути.
Все достаточно просто: молодой парень возжелал сбежать с того места, которое считает тюрьмой. Он даже обвинил настоятеля церкви в том, что тот тайно ходит на капище некоему Чернобогу. И я ему в помощь, так как всякий обидит слабого, даже если он будет в рясе.
И вот этот Илья и обманщик и всяко греховный человек и не дает таланту Спиридона раскрыться. А вот он, Спирка, стало быть, умнейший человек, читать, писать и счету обученный, Книгу наизусть почти всю знает. Такому только дойти до стольного града Киева и в любой храм его возьмут на службу.
Кто же тебя похвалит, если не сам себя⁈
На самом деле, все это было увлекательно слушать, но из всего разговора я вычленил главное: в ближайший час сюда никто не придет, так как идет служба и его, Спиридона освободили от работы. Он прикинулся больным, ну а к таким тут жестоко относятся. Часто их и не лечат, а просто сторонятся, гадая: выживет, али нет. А парень решил, что у него появился шанс сбежать и податься в дружину к князю. Значит есть еще минут сорок, не меньше, чтобы сбежать.
— И на мечах ты дерешься? — удивился я.
— Не, я не дерусь вовсе. Ну ты же знаешь, я уже говорил тебе, — сказал Спирка.
— И на кой-ляд ты в дружине нужен? Или только дойти до Киева? Так они не станут брать попутчика, — удивился я, еще раз разглядывая щадящее телосложение парня. — Впрочем. Давай, выводи меня отсюда.
— И ты не убьешь Вершилу? — удивился Спиридон.
— Экий ты шустрый! — усмехнулся я. — А хочешь ты убить?
Парень замотал головой. Пацифист в рясе. Ну да, времечко тут, скорее всего не для тех, кто боится крови. Ну а насчет того, чтобы делиться своими соображениями и планами со Спиркой? Ну нет же, конечно. Я даже все еще не исключаю того, что он может быть засланным казачком. Вот я скажу, что да, собираюсь убивать, а тут из-за угла, опа… Ты попал, — статья «угроза жизни» и это стоит… ну пусть десять гривен… Нет, много, не хочется понимать, что всего угроза может стоить столько же, сколько и за меня хотели заплатить.
— Не задавай, Спирка дурацких вопросов, не получишь дурных ответов, — нравоучал я.
— Чудно ты молвишь! — отвечал дьячок, пристально рассматривая меня.
— Абы ты понял! А кто видел, что я отдал все свое Илье, настоятелю храма? — последовал очередной вопрос.
— Я! — сказал расстеряно Спирка.
Тихо, чтобы не сильно себя демаскировать, я рассмеялся. Тот еще у меня свидетель. А так получается, что никто и не видел, что я отдавал свое имущество, потому часть из него мог бы забрать, если и не все. Коней, хотя бы.
— Пошли за моими вещами! — сказал я.
Нужно уходить из этого города, не вижу ни одной значительной причины, чтобы оставаться и строить какую-то карьеру здесь. Буду входить в социум в других местах, где меня за дурачка принимать не будут. А еще… Вот такая вольница для меня, человека от государства, не приемлема. Я еще тот демократ-монархист.
И как так говорят китайцы? Большой путь начинается с первого ли? Я не китаец, потому скажу, что с первого шага. И первоочередное, что нужно: это выжить, осмотреться в более спокойной обстановке, а не когда тебя хотят то ли убить, то ли избить и не раз. И лучшим вариантом мне кажется войти в дружину, пусть и этого князя, что сейчас в городе. Каким бы я сильным и ловким не был, а это еще нужно проверять, один в поле не воин, особенно, когда это поле кишит всякими половцами или иными бандитами.
Спирка еще что-то говорил, но я задумался о своем. Мне назвали год, пусть и не от Рождества Христова, но моих знаний хватило, чтобы перевести в понятные цифры. На дворе 1145 год. Почему так, не знаю. Вообще задаваться вопросами о предназначении и причинах попаданчества, не следует: ответов не получу, а головную боль, точно приобрету. Но одно важно: Родина, она ведь во все времена остается ею же.
Что за год? Междоусобиц, причем всех со всеми. Вот с этого периода окончательно и складывается ситуация, когда каждый сам по себе, когда не могут прижать половцев, а набеги ляхов отражают только порубежные с ними княжества, как и походы булгар. Каждый сам за себя. Появляются вольницы, как в Новгороде, Киев берут раз в пять-шесть лет, а то и чаще и то разоряют войной, то так обкрадывают. Живут натуральным хозяйством… Тьма… Ведь под самым Римовом кричат: русичи под саблей половецкой [отрывок из произведения «Слово о полку Игореве»].
Скоро мы вышли из здания, которое было чем-то вроде хлева с заготовленным на зиму сеном. Никто нас не встречал, не охранял, наверное, была уверенность в крепости веревок, а еще больше в твердости моих суеверий. А может тут имело место быть элементарная расхлябанность, что во все времена неизменно сопровождает людей. Замечу, что не только русских людей.
