Ревизор: возвращение в СССР 18 (СИ) - Винтеркей Серж

— Что, даже гражданские? — удивлённо спросил Фирдаус.

— В каждой семье кто-то на фронте побывал. Они все прекрасно знали, какие зверства на нашей земле фашисты творили. Они прекрасно понимали, что мы имеем полное право с ними не церемониться. А самое главное, у них у всех славянские рабы были, с которыми они обращались хуже, чем со скотиной.

— Серьёзно? — удивился Фирдаус.

— Знаешь, сколько народу они в Германию угнали? Миллионы! И всех в рабы пристроили, — грустно глянул на него старый. — А на оккупированной территории тоже не сахар — чуть что не так — в концлагерь. Немцы, в том числе и гражданские, понимали, что придётся за всё это отвечать и защищались изо всех сил. Наши разведчики могли рассчитывать только на себя. Работать приходилось скрытно. Только собирать разведданные и наводить авиацию. Но всё равно, почти все там и остались, — глядя за горизонт, вспоминал Егорыч. — Тысячи разведчиков тут полегло. Больше двух тысяч забросили в тыл к врагу, девяносто процентов из них погибло… Точные цифры узнал уже после победы… Причем опытнейшие солдаты были, некоторые из них всю войну прошли, и выжили. Пока здесь не пошли в разведку. А почему так — спрятаться негде! У них на каждом хуторе телефон, болот мало, леса нет, в нашем понимании, чтобы был дремучий, а то, что у них лесом зовется, все равно что наши парки. На квадраты просеками разбиты. Везде патрули. Радиопеленгаторы. При малейшем подозрении квадрат блокируют и прочёсывают с собаками…

— Страшно было? — заглядывая деду в глаза, спросил Родька.

— Очень, — грустно улыбнулся старый.

— Как же вам удалось выбраться? — спросил Фирдаус, давно догадавшись, что Егорыч лично через всё это прошёл.

— В кустах залёг при облаве, — наморщив лоб, сказал он. — Метрах в двух мимо меня фрицы прошли. Как тебя их видел. Собаки у них были, но табак очень хорошо от них помогал. Понюхает собака следы, табаком обсыпанные, и все, долго уже по следу идти не в состоянии.

— У-уух! — передёрнуло Родьку от ужаса.

В пятницу проснулся позже всех. Видимо, накопилась усталость в организме. Гончаровы вчера уговорили Фирдауса остаться у нас и с утра съездить на его машине на разведку в какое-то место, где, как они предполагают, должно быть море рыбы. Пусть развлекаются. И для Фирдауса разнообразие. Вдруг ему рыбалка понравится?

Ближе к одиннадцати подтянулись Шадрины. Маша предложила Галие чуть-чуть пройтись, пошёл с ними, хотелось больше времени с женой провести, завтра уже уезжать. В понедельник у меня начнётся гастроль по Подмосковью, последняя за это лето и, надеюсь, вообще. Надо будет ещё с Ионовым об этом поговорить. Взять и резко отказаться, конечно, можно. Но, вдруг, я ему там какую-нибудь статистику сильно испорчу? Надо будет сделать так, чтобы он успел к новым условиям работы со мной подготовиться.

Вечером ходили звонить в поликлинику в Клайпеду. Всё у нас хорошо. Следующая явка к врачу через две недели. А следующая уже в Москве будет.

Париж.

Аиша прекрасно говорила по-французски. Слишком хорошо. Девочкам, даже, замечание в парке сделала продавец мороженного.

— Так никто не говорит, как вы, — объясняла она. — Так только дикторы по телевизору говорят, когда новости читают.

Девушки не поняли её претензий.

— Это надо прожить тут, хотя бы полгода, — объяснил Амаль, когда они ему пожаловались, — чтобы понять, о чём она вам сказала. Ничего, не расстраивайтесь, по вам же видно, что вы иностранки, вам можно.

Ну по Аише, действительно, видно, что она иностранка, — обиженно подумала Диана. — А я-то чем от француженок отличаюсь?

Москва. Один из ресторанов при гостинице Россия.

Как и договаривались, Бортко принёс копии материалов на всё окружение Захарова и на него самого. Он специально велел убрать из отчёта по Ганину прямые данные о том, что он крысятничал у своих же и что это он сдал все их расклады.

Мало ли что, — подумал Бортко. — Ганин ещё может пригодиться. А если Захарову сказать всё, как есть, вряд ли Ганин на своём месте усидит.

Однако Захаров, просмотрев все материалы тут же в ресторане, выделил именно досье Ганина и прочёл его несколько раз. По его лицу Бортко понял, что Захаров и сам обо всём догадался.

— Вот, паскуда! — зло прошипел Захаров, небрежно швырнув отчёт на Ганина сверху на общую папку.

— Что-то не так? — прикинулся валенком Бортко, наблюдая, как у Захарова на виске вздулась вена и желваки заиграли.

— Я эту крысу самого за Можай загоню!

— Тихо-тихо! — оглянулся по сторонам Бортко. — Главное, не принимать поспешных решений.

— И что я, по-вашему, должен делать? Молча утереться⁈

— Нет. Зачем же? — начал спокойным тоном увещевать его Бортко. — Но надо сделать всё грамотно. Не спешите. Не рубите с плеча. Если ваш человек напортачил, он своё получит. Надо только подумать хорошенько, каким образом. Чтоб общему делу не навредить.

— Хорошо, хорошо. Я всё понял, — недовольно взглянул на него Захаров.

— Давайте вы пока добивайтесь слияния, как и планировали, — спокойно продолжал Бортко. — А потом все вместе подумаем, как лучше поступить. Одна голова хорошо, а две лучше.

В субботу с утра пораньше мы выехали с Фирдаусом в Москву, хотели приехать засветло. Ночью, да ещё в дыму, ехать очень тяжело.

Фирдаус в поездку собрался по-взрослому. Как опытный советский гражданин. Сзади в салоне у него стояли две двадцатилитровых канистры. Он заправил полный бак и канистры ещё накануне. Всю дорогу в салоне «Волги» пахло бензином, но это самый замечательный запах, когда ты едешь и не знаешь, когда встретится следующая заправка. Имей ты хоть целую стопку талонов на топливо, она ничем тебе не поможет в чистом поле.

Пробили мы колесо. Как же без этого? У Фирдауса оказалась с собой аптечка для ремонта колёс. Но он решил поставить запаску и мы поехали дальше. Поэкспериментировать с сырой резиной и вспомнить, как это делается, в этот раз мне не удалось. А ведь реально захотелось, ностальгия так и поперла…

Москва. Сауна в спортивно-оздоровительном комплексе одного из промышленных предприятий Пролетарского района.

— Ну, рассказывай, Михаил Жанович, как всё прошло вчера? — с нетерпением смотрел на Бортко Войнов.

— Да нормально прошло, в целом… Вот только Захаров догадался, что Ганин крысятничает у него под носом. И как смог понять, вроде бы все, что на эту тему, порезали. Но он так взбесился. Как бы башку тому не открутил.

— А нам-то что? — удивился Пахомов. — Открутит и открутит. Меньше народу, больше кислороду.

— Не скажи, Иван Николаевич, — возразил ему Ригалёв. — Ссориться с человеком, у которого на тебя есть все расклады? Это идиотом надо быть. А если этот крысёныш гадить начнёт?

— Вот-вот, я так сразу и подумал, — усмехнулся Бортко.

— И что делать? — недоумённо оглядел присутствующих Сатчан. — Пусть крысятничает дальше? Нам всю информацию слил, и другим сольет потом на нас.

— Нет, конечно, — задумчиво посмотрел на него Бортко. — Но Захаров, кстати, тоже задал этот вопрос. Он жаждет крови. Надо подсказать ему, как наказать крысу, но так, чтобы общее дело не пострадало. Я обещал ему подумать… Так что, думаем все, товарищи!

Смоленская область. Колхоз «Ленинский путь».

— И что, ты так и спустишь ей это? — возмущённо спрашивала Земфира у Миши.

— Мам, ну этого следовало ожидать, — с абсолютно бесцветной интонацией ответил ей сын. — Ну, где она, и где наш колхоз. Она начальником у себя в Москве была.

— Вот именно! Где Москва и где мы⁈ Нам тут жить! С таким позором!

— Ну, каким позором, мам?

— От тебя жена сбежала! Как ты будешь людям в глаза смотреть?

— А что я должен делать?

— За волосы её и домой!

— Нет мам, с ней так нельзя.