Андрей Ерпылев - Угол возвышения
— Федор! — крикнул и не услышал себя Сергей. — Федор!!
В правом ухе оглушительно хлюпнуло, и череп взорвался страшной болью, снова бросившей лейтенанта на землю. Не в силах подняться на ноги, он подполз к Насыру, всё еще не могущему вставить мину в ствол, и дернул его за полу рубахи. Тот повернул к командиру безумное лицо с широко раскрытыми глазами… Нет, глазом: от левой, зияющей кровавой ямой глазницы по щеке струился ручеек крови.
— Не слышу, командир! — крикнул полуослепший боец. — Контузило, однако…
— Помоги старшину откопать!..
Они с трудом извлекли перемазанного кровавой грязью Нечипорука из-под тяжелого пласта земли. Старшина еще дышал. Медленно, с трудом, выплевывая с каждым выдохом на подбородок черные сгустки крови. Лейтенант принялся было расстегивать мокрый, стоящий колом ватник, но опустил руки: из-под разодранной, в клочьях торчащей розовой ваты, ткани выпирало что-то осклизлое, синюшное…
— В живот угодила — на тот свет проводила, — тихо, но внятно, не открывая глаз, произнес старшина. — Не тревожьте лучше, парни, всё одно ничем не поможешь… Медсанбат на той стороне остался.
— Молчи, тебе нельзя говорить!
— Можно… Теперь мне всё можно…
Федор распахнул глаза, и Сергей отшатнулся: и так светлые, они были почти белыми от боли — зрачок сжался в крошечную точку, не больше булавочного укола.
— Мне бы спирту… — прохрипел старшина. — Там вроде оставалось чуток во фляжке…
Конакбаев свинтил колпачок и поднес горлышко фляги ко рту умирающего. Тот сделал глоток, закашлялся, и спирт потек у него по щекам, мешаясь с кровью.
— Не принимает нутро… Значит, всё, конец, — растянул он губы в улыбке, похожей на оскал. — Отбегался Нечипорук… Ты возьми парабеллум, лейтенант, пригодится еще… И документы…
Он вытянулся всем своим кряжистым телом и затих.
— Отмучился, — Конакбаев грязной ладонью попытался опустить покойнику веки, но глаза упрямо открывались. — Аллах акбар…
Совсем рядом раздалась чужая речь. Сергей повернулся и увидел буквально метрах в тридцати усатых солдат в синих с белым мундирах и высоких киверах с красными султанами.
— Poddaj się, rosyjskie psy! — орали они, целясь из длинных ружей с примкнутыми штыками. — Rzuć broń, psia krew![6]
— Сам поддайся, — вынул Колошин из теплой еще руки старшины парабеллум. — Русские не сдаются!..
Он стрелял прямо в разинутые усатые рты, чувствуя, как каждый выстрел болью отдается в голове, орал что-то матерное, ожидая, что сейчас, вот сейчас… И вдруг поляки побежали!
Последнее, что лейтенант увидел перед тем, как провалиться в темноту, были бородатые всадники на лохматых конях, с гиканьем настигавшие бегущих польских солдат и остервенело рубящие их саблями.
«Странно, почему и те, и другие в синем[7]…» — успел еще подумать он.
* * *Тяжелые, набрякшие дождем облака плыли по серому небу. Совсем как тогда, в октябре 1941-го, когда остатки минометного взвода лейтенанта Колошина вышли к Утицкому кургану. Всё кругом покачивалось, плыло.
«Всё кончилось! — обрадованно подумал Сергей и сделал попытку подняться. — Я вернулся! А может, мне вообще всё это привиделось? И Бородинское сражение, и вообще…»
Он попытался привстать, но кто-то мягко, но надежно удержал его.
— Лежите, ваше благородие, лежите. Нельзя вам прыгать — ранетые вы.
Лейтенант повернул стреляющую болью голову и увидел рядом с собой давешнего мужика-кашевара.
Оказывается, он лежал на дне какой-то телеги, которой, сидя на облучке, правил ополченец.
— Как я здесь оказался?
— Да подобрали вас казаки, ваше благородие, в лесу и в лазарет свезли. А тут я… Видали, — кашевар продемонстрировал перебинтованную руку. — Меня тож зацепило чуток. Чуть руку не отняли, ироды, но я не дался. Есть у нас в деревне бабка одна — она мертвого с того света вытащить могет, не то что руку поправить. Травками пользует, все ее ведьмой за глаза кличут…
— Куда мы едем?
— Да говорю ж: в деревню мою. Вы, барин, без памяти были, а признать вас никто не мог — ни полка, ни имени, ни бумаг, письмо одно за пазухой… Даже хранцузским шпионом лаялись! Вот я и думаю: раз вы такой никому не нужный получаетесь — свезу к себе в Щелкову. Поправитесь, на ноги встанете и догоните своих…
— А там один я был? — перебил Сергей словоохотливого мужика. — Такого… Раскосого не было? Нерусского на вид?
— Не-е, никого не было, — подумав, сказал ополченец. — Казаки, конечно, на вид почитай все нерусские, да и раскосых среди них чуть ли не кажный второй, но гусаров ваших не было.
«Может, живой остался? Дай бог тебе, Насыр, выжить…»
— Вы дремлите, барин, дремлите, — посоветовал мужик, поддернув вожжи и чмокнув губами. — Дорога долгая — вкруг Москвы поедем, а сон — он дело пользительное. Любую хворь лечит… И всё ведь по-вашему получилось: и хранцуза побили, и Москву-матушку, говорят, сдадут… Эх, Рассея… Дай Господь, чтобы и остальное по-вашему вышло…
«Выйдет, — думал Сергей, задремывая под мерный говорок мужика. — Всё так и выйдет… Только вот есть ли мне место в этом мире? Таком чужом и таком родном…»
Примечания
1
Персонаж романов Ф. Купера «Следопыт», «Последний из могикан» и т. д., умелый разведчик.
2
Из стихотворения М. Ю. Лермонтова «Бородино» (1837).
3
Знамена Таврического и лейб-гвардии Гренадерского полков, входивших в 3-й пехотный корпус генерала Н. А. Тучкова.
4
Воспользовавшись ошибкой начальника штаба русской армии Беннигсена, приказавшего вывести 3-й пехотный корпус генерала Н. А. Тучкова на левом фланге русской армии из засады, 5-й корпус французской армии, состоявший из поляков, под командованием генерала Ю. Понятовского двинулся в обход левого фланга русской позиции и занял деревню Утицы.
5
Капитан Александр Федорович Рааль (Рааль-второй) командовал 2-й батареей лейб-гвардии конной артиллерии и был смертельно ранен в бою за Утицкий курган, в котором погиб капитан Ростислав Иванович Захаров.
6
Сдавайтесь, русские собаки! Брось оружие, собачья кровь! (польск.)
7
Русские казаки в 1812 году носили синюю форму.
