Евгений Белогорский - Операция "Кондор"
— В ваших словах Уинстон, безусловно, есть определенный резон, да и в компетентности наших военных не приходиться сомневаться, но есть один очень опасный нюанс. Начав войну против Сталина, не окажемся ли мы один на один с русским медведем? Поддержал ли нас американцы. Ведь наши европейские дела для них гораздо менее важны и интересны, чем победа над Японией? Ведь этот вопрос чести для них.
— Вы абсолютно правы дорогой, Чарльз, задавая этот вопрос. Американцы хорошие ученики. Они быстро научились превыше всего блюсти свои интересы и вступать в войну в её окончании, а не в начале. Однако во всем остальном искусстве большой дипломатии они все ещё дети — снисходительно произнес Черчилль.
— Начав активные действия против русских, мы постараемся сделать это так, чтобы Трумэн не смог остаться в стороне при всей его заинтересованности в русских. Мы поставим его перед свершившимся фактом и не позволим остаться в стороне в нашей схватке со Сталиным.
— При всей моей уверенности в вашем высоком искусстве политика, я не совсем уверен, что англичане также дружно пойдут за вами воевать против Советов, как в сороковом году они пошли сражаться против Гитлера. Они видят в них союзников и подобно русским, желают мира и не простят вам пролития новой крови — выложил свой последний козырь сомнения Стэмплтон.
— А вот здесь, вы глубоко ошибаетесь дружище, впрочем, как и все англичане — торжественно изрек Черчилль. — Воевать с русскими будут немцы, а мы только будем помогать им, бороться с коммунистическим игом! Сдавшиеся к нам в плен соединения вермахта по моему тайному приказу все ещё не разоружены. Все они находятся в полевых лагерях и проходят постоянную военную подготовку. Представьте, 700 тысяч человек стоят с винтовкой у ноги и только, и жду приказа идти в бой против русских. И смею вас заверить, они будут драться за свои города и близких ничуть не хуже, а возможно и лучше, чем они дрались при Адольфе.
— Браво, браво. Такого нестандартного хода никто из наших дорогих союзников наверняка не ожидает. Снимаю шляпу перед вашим талантом Уинстон. Очень сильный ход способный оказаться решающим аргументом в споре за Польшу — негромко похлопал в ладоши Стэмплтон. Серые глаза оппонента быстро забегали в поиске изъяна конструкции и вскоре, он был найден. Старина Чарльз также не был новичком в политике.
— Во всем, что вы мне изложили, я вижу только одну слабую сторону — это Трумэн. Мне приходилось встречаться с ним в сорок втором, в Квебеке и он оставил не совсем приятное впечатление. В отличие от Рузвельта всегда оставлявшего оппоненту путь к почетному отступлению, Трумэн действует ограниченно прямолинейно, если не сказать хамски. Типичный ковбой конца прошлого века, который сначала стреляет, а затем смотрит, в кого он выстрелил. Такой человек может взбрыкнуть в самый ответственный момент, не столько из-за политического разногласия, сколько из собственной вредности и гонора.
— Мне всегда нравилась ваша проницательность, Чарльз. Гарри Трумэн действительно может преподнести нам немало неприятных подарков, тем более он считает себя непревзойденным специалистом в области международной политики, да и в ведении войны. Но, я уже принял определенные меры. Завтра у меня встреча со Старбеком и Кэнингемом. У них имеются хорошие связи с теми, кто финансировал предвыборную кампанию мистера Трумэна и, следовательно, имеют рычаги влияние на него. Без их денег он никогда бы не стал президентом Америки — многозначительно сказал Черчилль и Стэмплтон был вынужден согласиться с ним. — Думаю, янки заинтересует предложение получить большую часть германского пирога с тарелки Сталина. Нам будет вполне достаточно, северного побережья Германии при полном господстве наших войск во всей Польше.
— Не могу сказать, что я в полном восторге от ваших новых идей, Уинстон, но вынужден признать, что исполнение их пойдет на пользу интересам британской нации — вынес свой вердикт Стэмплтон.
— Ещё как пойдет! — горячо заверил его Черчилль. — Нужно только действовать решительно, без всяких колебаний и тогда мы надолго отобьем у мистера Сталина желание совать свой нос в европейские дела.
Когда гость покинул кабинет премьера, изнывающий от жажды Черчилль, налил в стакан бренди и торопливо отпил из него глоток. Затем подошел к каминной полке и устремил пытливый взгляд на небольшой фотопортрет, стоявший там, в скромной темной рамке.
Летом сорок четвертого, когда русские войска вошли на территорию Польши, Сталин прислал британскому премьеру на память свой портрет. Старый ястреб без особого труда понял скрытый намек, заключенный в столь необычном подарке советского лидера.
Двадцать лет назад, Антанта в лице французов и англичан, выстроила вдоль границ Советской России своеобразный «санитарный кордон», состоящий из Финляндии, Польши и Румынии. Он был призван надежно прикрыть западную Европу от большевиков в случаи большой войны? вступая в восточную Европу, Сталин приступал к выстраиванию своего собственного «пояса безопасности», в котором новой Польше отводилась главная роль. Об этом он известил своего «заклятого» союзника и Черчилль был вынужден проглотить эту горькую пилюлю.
Поставив сталинский подарок на каминную полку, Черчилль поклялся непременно отомстить советскому лидеру и вот теперь, по его мнению эта минута настала. Хищно улыбнувшись своему безмолвному сопернику, британский премьер величественно отсалютовал портрету бокалом и торжественно произнес: — Мы ещё поборемся с вами, мистер Сталин!
Глава II. По ту сторону большого пруда
Уютно устроившись в президентском кресле Овального кабинета, мистер Гарри Трумэн усердно занимался государственными делами. По воле случая, оказавшись во главе великой страны, выходец из Миссури просто жаждал активной деятельности. Каждый день своей новой службы, он вставал только с одним желанием, как можно скорей выйти из тени своего великого предшественника и заставить окружающих перестать сравнивать его с покойным Рузвельта. И потому, каждое его действие было направлено на то, чтобы стереть со своего лба унизительное тавро вице-президента и стать полноправным правителем Америки.
Пройдя хорошую школу жизни в политических кругах Миссури и Вашингтона, Трумэн хорошо понимал, что быстро изжить этот комплекс неполноценности он сможет только громкими военными победами. Это обстоятельство очень хорошо совпадало с давним тайным желанием нового правителя Америки. Покинув армейские ряды после окончания войны в звании майора, Трумэн страстно желал показать окружающим, что его познание военного дела ничуть не хуже познаний генералов воюющих с Гитлером и микадо.
Его первым шагом на военном поприще стал приказ о бомбардировке японских городов зажигательными бомбами. Сама идея такого вида борьбы с врагом, в военных кругах была хорошо известна. Новоявленный главнокомандующий американских войск без всякого зазрения позаимствовал её у немцев, которые в начале войны буквально завалили своими «зажигалками» польские, английские и советские города.
Бомбардировки зажигательными бомбами Токио, в котором имелось большое количество деревянных построек, по мнению Трумэна был беспроигрышным ходом. Вид ужасной огненной смерти, должен был сломить боевой дух японцев и подорвать их веру в победу.
Затаив дыхание, он ждал положительного результата своего «гениального» приказа, но так его и не дождался. Вопреки расчетам просвещенного американца, дикие японцы совершили совершенно не логичный поступок. Вместо того чтобы гневно и громко роптать и посредством бунта принудить своего императора просить мира, лишенные крова люди смиренно приняли обрушившийся на них гнев небес.
Трумэн очень сильно переживал свое неудачное возвращение на военную стезю. Читая сводки боевых действий, он откровенно завидовал генералам Эйзенхауэра и Макартура, успешно громивших врагов Америки в разных частях света. Единственное что успокаивало его душу, так это тот факт, что прославленные генералы одерживали свои победы под его мудрым и грамотным руководством. Кроме того, пользуясь правом главнокомандующего, он мог карать или миловать любого из них, руководствуясь исключительно собственным мнением. А наказывать всегда было за что. Это он хорошо усвоил, за годы собственной службы.
Некоторое облегчение его уязвленной гордыне, принес небольшой конфуз случившийся с генералом Эйзенхауэром в конце войны в Европе. Попав на удочку пропаганды доктора Геббельса и ловкой дезинформации Сталина, штаб генерала Эйзенхауэра был убежден, что на юге Баварии, в районе так называемом «Альпийском редуте» их ждут затяжные и кровопролитные бои. На штурм этой мифической твердыни Гитлера были брошены лучшие соединения американской армии и большое количество авиации.
