Ольга рейгъ - Врата фюрера. Апокалипсис волка
Утром третьего дня с восходом солнца Никифор постучал в келью странника, передав, что его хочет видеть отче. С порога игуменского покоя заслышал гость сухой и тихий голос: «Ну здравствуй, мил человек». Странник дошел до Власия, упал на колени, словно пред иконой преподобного заступника Пафнутия, покорно склонил бренную голову, затем, чуть приподнявшись, поцеловал руку отца.
— Какие помыслы, дела или чаянья привели тебя к нам в обитель, мил человек?
Свой кроткий взор ходок устремил в красный угол, где теплилась и коптила лампадка, слабо освещающая лик преподобного Пафнутия, который в этом блаженном свете, казалось, излучал неземную благодать. Этот незаметный жест не ускользнул от внимательных очей старца. А странник тихим голосом произнес:
— Во славу божью, отче.
Игумен ответил:
— Воистину слава!
Гость пришлый вынул из котомки краюху ржаного хлеба, разломил его, достал оттуда хитроумно спрятанную записку, протянул игумену, обнажив белую и холеную руку дворянина.
.. Так в стенах обители появился новый молодой послушник иеромонах Савва.
— Послушание твое проходить будет в монастырской библиотеке, — подытожил короткую встречу игумен.
Огромное библиотечное собрание древних источников находилось глубоко в подземелье монастыря. Под сводами подземного хранилища, выложенными искусно красным кирпичом, на длинных деревянных стеллажах покоились пыльные фолианты, покрытые, словно лоскутным одеялом, густой паутиной. Длинные пальцы Саввы с трепетом коснулись древних манускриптов, сердце тревожно ёкнуло, вековая пыль ударила в нос, запершило горло.
Вот в руки Саввы медленно перекочевал древний пергамент, в котором была изложена история гонимой боярыни Морозовой, тело которой, истомленное неволей, испустило дух в каменном мешке монастыря. Странно писалось в пожелтевших документах и о приисках самоцветных. День за днем, вечер за вечером — всё свободное от молитв и подворной работы время просиживал Савва в монастырских подземельях. Пока глаза послушника не слипались и не догорал керосин в лампе.
Благодаря бдению прочел Савва о катакомбах-рудниках и подземном ходе, который мог привести тайных путников в Верейский кремль. Возможно, здесь, — размышлял иеромонах, — хранится ключ к тайне сокровищ гиперборейской библиотеки Ивана Грозного.
Благодаря труду неустанному заполучил Савва и то, что пришел искать в монастырь, а среди прочего — карту, изготовленную из выделанной козьей шкуры; согласно древней схеме из Боровско-Пафнутьевского монастыря шел подземный ход на Боровск, далее через село Высокое по старому руслу реки Протва — на Верею.
Спрятал Савва сокровище и никогда боле не расставался. И ведь пригодилось. Однажды, просиживая в хранилище, Савва услышал глухие шаги, шарканье ног торопливо приближалось. Вскоре на каменных ступенях подземелья, тяжело дыша и покашливая, показался рыжий монах Никифор. Свет от свечи не давал возможности рассмотреть его мертвенное лицо. Монах испуганным голосом сообщил, что в монастырь нагрянули красные бесы и всех братьев с пожитками собирают во дворе монастыря.
— Хорошо, ступай наверх, брат Никифор, я сейчас поднимусь.
Савва ловкими движениями собрал давно приготовленные да припрятанные самые важные артефакты, завернул их в тряпицу и аккуратно засунул за пазуху. А затем шмыгнул, как мышь, в тайный подземный мир…
Через какое-то время в селе Высоком Калужской губернии появился завидный жених, тракторист-стахановец Семен Павлович Бурмистров, живший там пока не перебрался в Подмосковье. А те, кто знавал его — братия монастыря и игумен Власий, давно страдали за Христа в ленинско-сталинском гулаге на Соловецких островах. На западной границе Советского Союза было неспокойно, время неутомимо двигалось к войне.
Глава 8
Сидя в офисе и просматривая статьи на своем компьютере, Ольга Хлебникова почувствовала некоторое успокоение. Она должна разобраться с этой ситуацией, должна проявить характер. Перво-наперво, решила журналистка, надо забрать пластину… а, может, у подруги она находится в большей безопасности? Ладно, после приму решение… Отчего-то теперь она больше не сомневалась, что пластина создана из цельного куска янтаря и никакая не подделка современных технологов.
Имея в запасе время, Ольга решила сопоставить для себя ключевые моменты в ее теперь персональном «деле о Янтарной комнате», продолжив тем самым то, чем занималась в прошедшие выходные.
В 1755 году императрица Елизавета Петровна (которая царские документы иногда подписывала красноречиво: «королева Прусская») приказала собрать Янтарную комнату в Большом дворце Царского Села. К1770 году шедевр великого Растрелли талантом русских мастеров наконец приобрел свой окончательный волшебный вид.
В годы Второй мировой вместе с немецкими частями, ворвавшимися в Царское Село, прибыли специалисты из команды «Кунсткомиссион». Бесценное панно демонтировали (или же оно было демонтировано и собрано в ящики загодя, до наступления немцев, в целях эвакуации, — здесь сведения разнились) и переправили в Кёнигсберг. Национал-социалисты считали, что раритет, созданный прусскими мастерами из прусского янтаря, должен вернуться домой. В 1942 году Янтарная комната была выставлена в Кёнигсбергском замке. В дарственной книге Кёнигсбергского музея под номером 200 значилось, что комната подарена музею Германским государственным управлением дворцов и садов. Директор музея Альфред Роде в 1944 году писал, что Янтарная комната, вернувшись на свою родину, стала лучшим украшением Кёнигсбергского музея. Позже именно Роде уверял советских победителей из следственного отдела СМЕРШ, что бесценное сокровище погибло в огне пожара.
Некоторые источники в процессе расследования обнаруживают очень странное обстоятельство: в феврале 1944 года Альфред Роде распоряжается демонтировать Янтарную комнату, сложить ее в ящики и снести в подвал замка. Фронтовая обстановка еще терпима и нет срочной необходимости прятать раритет, если только не поступит приказ свыше. В Кёнигсберге остались лишь части от волшебного великолепия: двенадцать зеркал, шесть цокольных пластин и три флорентийские мозаики (частью уничтожены при бомбардировках в конце августа 1944-го). Возможно, Роде упаковал только изначально немецкую Янтарную комнату, без деталей, созданных трудом мастеров в России.
И — зацепочка — выдающийся немецкий искусствовед, специалист по янтарю, фанатик солнечного камня, настаивавший в письме от 9 августа 1941 г. к Эриху Коху о скорейшем перевозе Янтарной комнаты из Царского Села в музей Кёнигсберга, доктор Альфред Роде умер вместе с супругой при невыясненных обстоятельствах в декабре 1945 года. Или не умер?! Имеются сведения, что в один из дней, когда оперативная группа приехала в особняк Роде на Беекштрассе, 1, дверь оказалась открыта, всюду царил беспорядок, а соседи сообщили, что супругов Роде забрали в больницу. В больнице оперативникам предъявили записи, что супруги скончались от желудочного кровотечения, и даже сообщили место захоронения. На кладбище «Луиза» среди новых могил отыскался холмик с деревянным крестом, под которым покоились, как было написано, «Эльза и Альфред Роде». Но раскопки показали: могила фальшивая!
Еще в июне 1945 года доктор Альфред Роде говорит консисторскому советнику Густаву Адольфу Рихтеру загадочные слова, что Янтарной комнаты, как и работ из его художественной коллекции, больше нет… Что имел в виду ученый, думал ли он, что янтарный шедевр уничтожили, или знал, что он применен в ином качестве и в ином нацистском проекте?!
Ольга Хлебникова решила, что если в ближайшие дни ничего не прояснится и она не начнет чувствовать себя в полной безопасности, то придется попросить у начальства отпуск. И поехать куда-нибудь в очаровательное место, с пляжем, морем и обязательно пальмами.
Именно об этом она вдругорядь подумала, когда покидала здание на Новом Арбате. Оглянувшись по сторонам, она не заметила ничего подозрительного и, игнорируя троллейбусы, пошла по направлению к Смоленской; она и в самом деле любила этот отрезок проходить пешком и часто ездила на работу городским транспортом, чтобы не заморачиваться с парковкой. К тому же Кутузовский, где жила Ольга Хлебникова, согласно карте, плавно переходил в улицу Новый Арбат. Великолепная высотка на треугольнике Смоленской-Сенной площади всегда вызывала в ней чувство праздничного триумфа, словно она — приглашающая именитых гостей и опрашивающая их в студии, она, язвящая и выпытывающая, но всегда дающая им возможность выказать свою гордость за страну, ее глубокую историю и величие — сама причастна к дипломатическим победам России. Ольга окинула взглядом МИДовскую высотку с ее венечным шпилем, с массивными входными дверями и мышиными норками тайных входов и продолжила путь, но не шла в метро, а почему-то направилась к Смоленской набережной. Возможно, это навязчивые мысли о море и отдыхе вели женщину к воде. Ольга давно заметила, что вид колеблемой легким бризом воды благостно действовал на ее нервы, заставляя не только чувствовать умиротворение, но и внутреннюю собранность. Она не думала, что там может быть мало народа или ее может поджидать опасность. В такой прекрасный день ничего не должно случиться, — подумала журналистка. Посматривая на открытые придорожные мини-кафе, на незнакомцев, попивающих за столиками пиво или кофе, на поглощающих легкие закуски людей, разговаривающих или наблюдающих за движением машин, она захотела присесть в укромном месте и заказать себе чашку дымящегося напитка.
