Кирилл Бенедиктов - Балканы. Дракула
Прежде чем он успел метнуть его Владу в горло, тот сорвал с пояса изогнутую персидскую саблю.
Сверкнула гибкая голубая молния. Лезвие сабли, коротко свистнув, отделило голову рыцаря от закованного в чешуйчатую броню туловища. Удар пришелся чуть выше кольчужного воротника. В хмурое, затянутое тучами небо хлестнула тугая струя темной крови.
Ноги рыцаря подкосились, и безголовое тело тяжело рухнуло на влажную от крови траву. Влад поднял откатившуюся голову за длинные, пшеничного цвета волосы. Красные, как у альбиноса, глаза смотрели на него с дикой злобой.
— Древний враг, — сказал Влад по-румынски. — Я думал, ты сражаешься за Полумесяц.
Голова ничего не ответила, но зрачки бешено вращались в залитых кровью глазницах.
— Их давно не встречали тут, господин, — неуверенно заговорил старый Батя. — Последнего поколя убил ваш дед, Раду Храбрый. И было то в горах, а не на равнине.
— Слышишь, — сказал Влад голове, — можешь гордиться, тварь. Мужчины моего рода всегда убивали упырей. Я Влад Дракул, князь Валахии, рыцарь ордена Дракона. Я дал клятву убивать вас, где бы вы ни прятались, под чьими бы знаменами ни служили. И сейчас я произношу эту клятву снова, прямо перед твоей мерзопакостной рожей.
Он разжал пальцы, и голова, словно кочан капусты, упала в грязь у его ног.
— Сожгите ее, — приказал Влад гайдукам. — А в тело забейте осиновый кол.
Князь тщательно вытер саблю о траву и вскочил в седло.
— И вот еще что. Каждого, кто осмелится взять себе хоть колечко с кольчуги упыря, я лично скормлю собакам.
2Гонец прискакал на закате.
Он летел, склонившись к шее черного, как вороново крыло, жеребца, по узкой, петляющей между скал дороге. Отец рассказывал Владу, что в этих скалах скрыты сторожевые посты, по три воина на каждый пост. Они предупредят замок о приближении врага, если тому удастся каким-то чудом незамеченным перейти мост Святого Андрея, и будут сдерживать его до подхода основных сил. На этой дороге десять человек могут остановить тысячу, говорил отец.
Но гонца, спешащего в замок, задерживать никто не стал. Во-первых, он был один, а во-вторых, в плаще с багряной лентой дома Дракул. Это означало, что он привез весть от отца.
Княжич смотрел на приближающегося всадника с Грозовой башни. Грозовой она называлась потому, что четырнадцать лет назад, за год до рождения Влада-младшего, в нее ударила молния. Она дотла выжгла караульное помещение на верхушке башни и убила двух стражников, коротавших время за игрой в кости. С тех пор место это считалось в замке несчастливым, стражу в обычное время там больше не выставляли, чем вовсю пользовались оба княжича — Влад и его младший брат Раду, — когда нужно было сбежать от отца Пафнутия или спрятаться от ненавистного Гуго Игнациуса. Но сейчас Раду играл с дворовыми мальчишками в «горного господаря» на крыше конюшни, и Влад был в Грозовой башне один. Последнее время он замечал, что одиночество нравится ему больше, чем общество брата и друзей. Да и то — какие они ему друзья? Сыновья конюха, кузнеца, водоноса — никто из них ему не ровня, даже Матей, чей отец командует стрелками. Влад вырастет и станет князем, а они так и останутся мужичьем. А князю с холопами водиться не пристало.
«У князя нет друзей, — говорил Владу отец. — Только слуги. Друзьями могут быть равные по положению, а таких можно лишь в соседних странах сыскать».
«Значит, у тебя совсем нет друзей? — удивлялся Влад. — А как же барон Отто? А воевода Милош? Они же приезжают к нам в замок, и на пиру вы сидите рядом, как равные?»
«Это иное, — отвечал отец. — Отто и Милош — мои братья по ордену. Они, как и я, носят на шее знак Дракона. Мы присягнули императору, и в этом мы все равны. Но друзьями я бы и их не назвал».
Он невесело усмехался и кивал на залитый солнцем двор замка, где Раду и Матей увлеченно лупили друг друга палками.
— Мне кажется, сын, что настоящие друзья у нас есть только в детстве. В твои годы у меня тоже был друг, сын свинопаса. Мы были неразлучны, словно Кастор и Поллукс.
— А как его звали? — заинтересовался Влад.
Отец пожал плечами.
— Не помню. Когда мне исполнилось шестнадцать, он сбежал с дочкой мельника. Мой отец не дал им разрешения жениться, но сыну свинопаса, как видно, до смерти хотелось назвать ту румяную девицу своей женушкой. И его желание сбылось.
— Как так?
— Отец послал за ними погоню, и их, конечно, поймали. Девку поучили плетьми, да и отпустили, она потом вышла замуж за старшину каменщиков и родила кучу ребятишек. А вот моего друга казнили.
— За что?
— За то, что пошел против воли князя. Его хотели колесовать, но я упросил отца, чтобы к нему проявили снисхождение. Отец согласился — но с одним условием. Он сказал, что если я хочу помочь своему другу, то должен казнить его сам. С одного удара отсечь ему голову — тогда он мучиться не будет.
Влад смотрел на князя, ожидая, что тот скажет: «и тогда я помог сыну свинопаса бежать». Но князь погрузился в молчание.
— И что ты сделал? — робко спросил, наконец, Влад.
— Разумеется, я исполнил волю отца.
— Отрубил голову своему другу?
— С одного удара. Он даже не успел понять, что случилось. А я с тех пор никого больше своим другом не называл.
Эта история запала Владу в душу, и теперь, играя с мальчишками, он все чаще ловил себя на мысли: получилось бы у него сделать с Матеем или Романом то же, что сделал отец с сыном свинопаса? Уверенности у него не было. Когда кто-то из друзей побеждал его в бою на деревянных мечах, Влада охватывала мгновенная злость: как же так, я ведь старший сын князя, меня учат лучшие мечники Валахии, не может какой-то холоп быть искуснее в схватке! Вот отрублю тебе руку, чтобы впредь знал, как проявлять неуважение к своему господину! Но ярость быстро проходила, гнев стихал, трезвый рассудок снова брал верх над горячим нравом княжича. Значит, говорил он спокойно, ты плохо учился у своих наставников. А то, что тебя одолели, должно послужить тебе еще одним уроком. Отец же не гнушается биться со своим старым гайдуком Батей и бранит его, если тот сражается вполсилы. А если рубить руки всем подряд, то скоро не останется никого, кто поднял бы меч на защиту своего князя.
Потому-то он и не был уверен, что сможет поступить так же, как когда-то отец. Занесет секиру над головой того же Матея, а тихий голос рассудка шепнет ему: не делай этого, Влад, этот холоп тебе еще пригодится. Убить человека просто, а вот воскрешать из мертвых только Бог умеет, ты же не хочешь дойти в своей дерзости до того, чтобы равнять себя с Господом? И задрожит рука, сжимающая секиру, и увидят все, что он — слабый властелин, недостойный зваться князем Валахии. Отец ему с самых ранних лет повторял: лучше десять раз показать себя жестоким, чем один раз — слабым. Кресло князя держится на плечах его самых преданных, самых приближенных слуг — бояр, людей боя, каждый из которых убил больше врагов, чем чаш с вином на пирах выпил. Это смелые, отчаянные, верные люди — но верность они хранят лишь до тех пор, пока служат сильному правителю. Слабый их не удержит, слабого они сожрут, как волки — загнанного оленя, и самый сильный из них займет княжье кресло. Так было всегда, говорил отец, так повелось с Каина и Авеля, когда тот, у кого в руке камень, первый раз убил того, у кого камня не было.
Влад пытался доказать себе, что может быть сильным. Он придумал игру в суд, по правилам которой виновный в преступлении (вину, конечно, нужно прежде доказать) получал настоящее наказание розгами на конюшне. Первым приговор получил рябой Захария по прозвищу Шелуха: двадцать ударов за то, что стянул на кухне крынку сливок для своей больной сестры. Влад сек его сам, с оттяжкой, как всегда делал Гуго Игнациус, их ненавистный ментор. Получилось: Шелуха орал и брыкался, на спине его вспухали багровые рубцы, а на последнем ударе парень прокусил от боли губу. Но большого удовольствия Влад не получил: подумаешь, высек приятеля! Тоже мне, великий правитель. Выносить приговор ему понравилось больше: сидеть на высоком деревянном стуле и смотреть сверху вниз на распростертого у ног Шелуху, понимая, что тот весь превратился в трепещущее ухо, ожидающее решения своей участи. И все равно все это было не то.
Тогда он попробовал утопить щенка.
Одна из отцовских гончих, Ласка, ощенилась в конце весны. Влад выпросил у псаря самого красивого, коричневого с белыми подпалинами щенка — соврал, что отец позволил ему взять собаку. Щенок был крупный, с упрямой лобастой головой и все время норовил вылизать княжичу лицо. Влад возился с ним целый день, пока не почувствовал, что щенок ему по-настоящему нравится. Тогда он отнес его к запруде за мельницей, туда, где под пологим берегом прятался глубокий — взрослому человеку по затылок — омут.
— Я буду князем Валахии, — сказал он щенку. — А ты всего лишь глупый пес. Я приговариваю тебя к смерти.
Щенок смотрел на него умными ореховыми глазами. Владу казалось, что он все понимает. Но он не скулил и не просил о пощаде. Княжич лег на траву, стиснул зубы и опустил щенка в воду, придерживая его за шею и за спину.
