Сергей Шхиян - Юродивый
— Чего, кричать-то, — опять заюлил мужик, — а как он не придет?
— Не твоего ума дело, кричи ему, что Спиридон умер.
— Как это умер, — опять попробовал артачиться Кузьма, но я слегка врезал ему по зубам и этим привел в чувство.
— Пантелей, — тут же завопил он во весь голос, — поди сюда, тут Спиридонушка помер!
Возле костра сразу встали на ноги несколько человек.
— Ты чего? Как это помер? — закричал кто-то, скорее всего Пантелей. — Тащи сюда баб!
— Так помер же наш Спиридонушка! — плачущим голосом закричал Кузьма, явно входя в роль. — Подойди сам увидишь!
Возле костра посовещались, и в нашу сторону направилось сразу двое. Разглядеть что-либо было нереально, видны были только их силуэты.
— Есть нож, — радостно сообщила Варвара, кончив обыск. — Вострый!
— Дай мне сюда! — попросил бывший колодник, тот, которого я освободил первым.
— Ишь, умный какой, все ему дай! — начала было возражать она, но потом одумалась и поползла в его сторону.
Я же наблюдал за приближающейся парой. На двоих я не рассчитывал, но других вариантов не было.
— Девушки, держите Кузьму, — попросил я женщин, и так вцепившихся в мужика всеми наличными руками. — А ты, — сказал я ему как ваши подойдут, да спросят, что со Спиридоном, говори мол сами посмотрите. А если попробуешь нас обмануть, тебе тут же оторвут сам, знаешь что. Девушки, оторвете?
— Еще как оторвем, бабы, снимай с него портки, — распорядилась вернувшая к товаркам Варвара.
Кузьма что-то вякнул, но мне уже было не до него. К нам уже подошла следующая парочка. Я сел на корточки возле оглушенного стражника, рассчитывая на то, что они в темноте перепутают меня с Кузьмой. Охранники остановились шагах в двадцати и стояли, обнявшись, видимо, ища друг у друга поддержки, а может быть, просто, боялись подойти. Узнать своего обидчика я не смог. Мало того, что было темно, видел я его только мельком, да еще и сидящим верхом на лошади.
— Кузьма, ты чего шумел, что Спиридоша помер? — зыбким, пьяным голосом спросил один из мужиков.
— Пойди, да сам посмотри, — неестественно тонко, как будто его уже лишили мужского естества, ответил тот.
— Посмотрю, — почему-то, капризно заявил мужик. — Как так он мог помереть, когда мы с ним еще не допили!
Он оставил товарища и, качаясь, направился ко мне. Второй же остался стоять на месте, и мне это очень не понравилось.
— Ну, чего тут? — спросил мужик, наклоняясь над лежащим телом. От него так разило брагой, что мне пришлось отстраниться от запаха. Он стоял, качаясь как дерево на ветру, почему-то бессмысленно хмыкал, что-то бормотал, потом громко сказал:
— Так он просто спит, а ты, дурашка, крик поднял, — объяснил он мнимому Кузьме. — Бабы тут где? — перешел он на другую более интересную тему, пытаясь в темноте рассмотреть лежащих на земле людей. — Бабы, пошли со мной, я вам калача дам.
Кузьма что-то пискнул и тут же затих. Я тоже мочал.
— Ну, ты долго еще? — крикнул оставшийся за кольцом пленников человек.
— Сейчас иду, — ответил тот. — Селиван, видать перепил. Заберем или пусть тут проспится?
— Еще чего, таскать его! Веди баб! Которые будут ломаться запорю!
— Всех брать? — спросил он.
— Какие помоложе. Их там много?
— Кто их разберет, впотьмах не разглядеть!
Эти сволочи говорили о живых людях так, будто выбирали на рынке скотину. Я встал на ноги, и мы оказались с мужиком лицом к лицу. Он удивился при виде незнакомого человека, даже придвинулся, что бы лучше рассмотреть. Потом крикнул товарищу:
— Пантелей, а это не Кузьма!
— А кто? — живо откликнулся тот.
— Кто его знает, — успел ответить мой оппонент, после чего я ударил, так же как и Селивана точно в солнечное сплетение. Кулак как в перину погрузился в мягкий живот. Мужик хрюкнул, как сноп свалился на землю и захрипел.
Пантелей, несмотря на темноту, сумел что-то разглядеть. Он медленно пошел в мою сторону. Я стоял на месте, ожидая, когда он войдет в ловушку. Однако он понял, что здесь что-то не так, и остановился на безопасном расстоянии.
— Ты кто такой? — спросил он удивленным, но нимало не встревоженным голосом.
— Иди сюда, тогда и познакомимся, — предложил я.
— А не боязно? Смотри, потом жалеть будешь! — пригрозил он, пытаясь нагнать страх решительным угрожающим голосом.
— Ну, это мы еще посмотрим, кто пожалеет, как бы ты первым не заплакал, — нарочито насмешливо ответил я, стараясь вывести его из равновесия.
— Ладно, погоди, я сейчас вернусь, — подумав, сказал он, — тогда и посмотрим, кто заплачет!
Дать ему уйти было нельзя, пришлось рисковать:
— Что один на один, боишься?
— Чего мне бояться, иди ко мне, посмотрим…
В руках у меня было два ножа, короткий свой и длинный Кузьмы. Помня, как Пантелей управляется с нагайкой, я вполне понимал, что такое оружие против него еще ничего не значило. Однако других вариантов не было. В западню Пантелей соваться не собирался, а его вооруженные товарищи оставшиеся возле избы, здесь были совсем не нужны. Надеяться на крестьян, к тому же скованных, было бессмысленно. В лучшем случае запутаются со своей цепью в клубок и станут жертвами ночной резни.
— Ладно, иду, — ответил я и пошел прямо к нему.
Не знаю, на удачу или беду, опять в небе зажглась большая яркая луна. Я быстро посмотрел вверх. Прогалина в облаках была обширной, так что несколько минут будет светло. Теперь я мог оценить противника. Пантелей, был довольно высок, широкоплеч, стоял, широко расставив ноги, в правой руке держал кнут с длинной плетью. Тотчас внизу живота у меня предательски похолодело.
Мы почти сошлись. Он оставался на месте, покачивая кнутовищем. Главное для меня было не попасть под его первый удар. Чем это кончилось в прошлый раз, я запомнил крепко. Не знаю, что в эту минуту думал противник, но нож у меня в правой руке разглядел и насмешливо фыркнул, посчитав такое оружие несерьезным.
Теперь мы стояли друг против друга, и оба ждали, кто рискнет напасть первым. Самым опасное, если Пантелей попадет утяжеленным концом кнута мне по голове. Тогда вариантов для меня просто не будет. Я не знал, как хорошо он владеет своим оружием. При том, что одно дело шарахнуть по голове нечего не подозревающего человека, совсем другое, подготовленного.
— А вот ты кто такой! — насмешливо сказал он, разглядев меня. — А мне сказали, что ты подох!
— Пока на твою беду жив, — ответил я, потом быстро наклонился вперед и выбросил навстречу ему правую руку, имитируя нападение.
Расстояние между нами было чуть больше двух метров, так что мой нож был ему совершенно безопасен, однако он инстинктивно отскочил назад.
— Что страшно? — спросил я, делая небольшой шажок в его сторону. — Скоро страшнее будет, когда тебя черти начнут на сковороде поджаривать!
Пантелей не ответил, но я заметил, как он повернулся ко мне левым плечом, чтобы удобней было бить. Наступал, как говорится, момент истины. Если я пропущу его первый удар, он меня просто забьет.
— А ну, брось кнут! — закричал я, снова делая ложный выпад.
И тут он не выдержал ожидания и хлестнул меня кнутом по правой руке. Задумка была хорошей, обвить плетью руку и лишить оружия. На это я, собственно, и рассчитывал. Кожаный ремень с утяжеленным концом просвистел в воздухе и несколькими кольцами обвил мне запястье. Я выпустил из руки нож, и, не давая противнику опомниться, схватился за ремень плети и рванул на себя. Пантелей в ответ сильно дернул за кнутовище. Я не стал сопротивляться, поддался, сделал к нему два быстрых шага и воткнул свой короткий нож ему в середину бедра, чуть выше колена.
Думаю, что этого он никак не ожидал, но сумел сориентироваться и ударил меня в лицо левой, свободной рукой. На мое счастье, никакого боксерского навыка у Пантелея не оказалось, так что досталось мне меньше, чем следовало ожидать от такого здорового мужика. Однако после недавней встряски, полученной от этого же типа, в глазах вспыхнули искры, все поплыло и я едва не грохнулся на землю.
— Берегись! — предупреждающе закричал кто-то из наших пленных.
А беречься было чего. На крики от избы уже бежали оставшиеся стражники.
— Ну, теперь тебе конец! — свирепо прорычал Пантелей, еще не понимая, в каком отчаянном положении сам очутился.
Отвечать ему ни сил, ни времени не было. К тому же я придерживаюсь принципа не разговаривать во время боя. Плохой парень должен получить по заслугам, и жизнь не кино, чтобы в самый ответственный момент произносить назидательный монолог.
Я сумел взять себя в руки и сквозь муть в глазах, рассмотреть широкое лицо Пантелея, его растрепанную бороду и оскаленные белые зубы. Удар ножом пришелся точно в нижнюю часть бороды. А я еще прежде чем услышать омерзительный звук рвущийся мышечной ткани, ощутил рукой мягкие волосы. Потом в глазах потемнело, и меня начало рвать.
