Алексей Волков - Клинки надежды
– Все?
– В соответствии с последним решением, поддержанным всей армией Смоленской республики, с завтрашнего дня погоны и звания отменяются, – вместо Шнайдера докончил список Муруленко.
Всесвятский вновь вздохнул.
– На этих условиях мы готовы принять отряд на службу, – докончил Шнайдер и с торжеством посмотрел на офицеров. Мол, посмотрим, как вы выкрутитесь из этого положения!
– Так. Тогда отвечаю по пунктам. Бригада не нанимается на службу местным властям, так как служит не уезду или даже губернии, а только России. Поэтому присяга невозможна.
– Со временем наша республика расширится до всероссийского масштаба, – несколько напыщенно произнес Всесвятский.
Показалось или нет, но в глазах Шнайдера мелькнул огонек, словно он был очень доволен ответом полковника.
– Сожалеем, но как мы можем доверять вам без присяги? – произнес Яков. – Оба запасных полка уже принесли ее, скоро присягнет школа прапорщиков, и возникает резонный вопрос: почему отказываетесь вы? Уж не задумываете ли переворот?
– Так… – Выпад Якова Аргамаков проигнорировал. – Отвечаю на следующие пункты. Что там было дальше? Подчинение. Позвольте полюбопытствовать: какой у вашего господина по обороне чин? Надеюсь, не меньше генеральского.
Лицо Муруленко дернулось. В отличие от Шнайдера, он не умел контролировать свои эмоции, и все присутствующие отчетливо ощутили исходящую от Трофима злобу.
– Никаких чинов отныне не существует! Не за то мы боролись, чтобы нами по-прежнему помыкали разные офицеры!
– А за что же, черти бы вас побрали? За то, чтобы помыкать самим? – холодно осведомился молчавший до сих пор Сухтелен.
– У гражданина Муруленко большой опыт революционной борьбы, – заметил Шнайдер. – Вряд ли кто из вашего отряда может похвалиться чем-то подобным.
При этом он кинул невольный взгляд на своего бывшего приятеля.
– Что-то я не заметил, чтобы опыт борьбы помог вашему революционеру отразить вчерашнее нападение банды. Более того, пройдя с отрядом весь город, я вообще не видел господина Муруленко ни во главе запасных полков, которые дали присягу на верность, а воевать не стали, ни во главе какой-нибудь самой захудалой группки… – Аргамаков понимал, что злить самозваное правительство не стоит, но поделать с собой ничего не мог. Он был солдатом и не привык лебезить перед начальством подлинным, тем более – мнимым.
– Я тебя тоже не видал. – Муруленко смотрел на полковника с откровенной ненавистью.
– Граждане, не ссорьтесь, – торопливо произнес Всесвятский. – Стыдно! В тот час, когда революция в опасности, надо все силы бросить на ее защиту.
– А дабы избежать в решающий момент предательства, необходимо тщательно просеять ряды на предмет всевозможных реакционных элементов. В противном случае мы не избежим удара в спину, – вставил слово Шнайдер.
– Почему бы в таком случае не начать с правительства? – поинтересовался Орловский. – Разве попытка разоружить перед боем школу прапорщиков, кстати, единственную часть в Смоленске, которая сопротивлялась до конца, не является изменой? И почему бандиты, подошедшие к этому самому зданию, смогли не только выдать себя за отряд правительства, но и безошибочно назвать пароль, который должны были знать лишь два человека? Я понимаю: можно заподозрить меня, однако именно я в тот момент руководил обороной. На юридическом языке подобное, насколько помнится, называется алиби. У тебя-то, Яша, оно есть?
Отправляясь сюда, он не думал в открытую конфликтовать с бывшим соратником. Более того, закономерные подозрения разбивались о не менее закономерные возражения. Яшка ведь сам попросил его обязательно удержать правительственную резиденцию, так зачем ему в тот же самый момент способствовать ее падению? Нелогично. И потому Георгий обязательно бы промолчал, попробовал бы сначала узнать окольными путями побольше о том, где Шнайдер находился в роковую ночь. Только очень уж нагло вел себя стародавний приятель. Настолько нагло, что молчать стало невозможно.
– Сам запустил бандитов, а теперь обвиняешь меня? – удивился Яшка.
– Запустил. Чтобы они из меня потроха вытянули. Ври, да не завирайся. Я в здании был. А ты?
– Я пробирался в отряд гражданина Бородавкина. А потом совместно с его командиром руководил боевыми действиями. Правда, Ваня?
Бородавкин кивнул.
– Где действовать изволили? Ни здесь, ни у школы вас никто не видел.
– Мы начали от окраины, – уточнять, от которой именно, Шнайдер не стал.
– Граждане! – вновь просительно вымолвил Всесвятский. – Мы не для того собрались, чтобы обвинять друг друга в измене!
– Так, вопрос о проверках отметается, – заметил Аргамаков. – В связи с возникшими подозрениями.
Тут он был прав. Слова Орловского вызвали у некоторых из граждан правительства недоверие к коллеге. Пусть не сильное, но все-таки…
– Вопрос о выборном начале мы также пропускаем. Бригада существует по дореволюционному уставу, а в нем никаких выборов не предусмотрено. Что до погон, то не вы их дали, не вам и снимать. И никакого комиссара ни с правом голоса, ни без такового права. Более того, любая попытка вмешательства во внутренние дела моей части будет расцениваться как предательство по отношению к России. Со всеми вытекающими последствиями, – Аргамаков не говорил, а вбивал фразы в головы слушателей.
– Что я говорил! Они хотят всех нас под свой сапог загнать! – Муруленко с чувством ударил кулаком по собственному колену.
– Подчинение вашему господину от обороны, доказавшему полную некомпетентность при нападении разбойников, абсурдно, так как грозит поражением в первом же бою, – словно не замечая сказанного, продолжил Аргамаков. – Поэтому вопрос о дальнейшем сотрудничестве на ваших условиях невозможен. Бригада отдохнет в Смоленске несколько дней и двинется дальше. Туда, где зарождается начало общероссийской власти. Последнее, что хочу сказать: в ближайшее время на город нападет гораздо более серьезная банда, имеющая, помимо всего прочего, тяжелое вооружение. Поэтому настоятельно рекомендую всерьез подготовиться к отпору. А как – это ваше дело. Вопреки вашему собственному желанию спасать вас мы не будем.
Напоминание о новой угрозе сразу подействовало на умеренных граждан правительства. Тут от предыдущей банды удалось избавиться разве что чудом. Если, конечно, считать за таковое своевременный подход бригады Аргамакова. Вот и напрашивалась поневоле мысль: а если она уйдет? Пережитое помнилось слишком хорошо, надежды же на своих, тут полковник был прав, не было никакой.
И если лицо Муруленко осветилось несвойственной ему радостью, то мнение большинства выразил гражданин по промышленности Сученников.
– Ну, это… Как же?.. Почему же?.. Позвольте…
«Баюн!» – с невольной усмешкой оценил ораторские способности Сученникова Орловский. Подполковник был полностью согласен с позицией своего командира. Принять условия правительства было равносильно роспуску отряда. Оставалось идти ва-банк. Или перед лицом угрозы «граждане» предпочтут иметь в городе реальную силу, или придется уходить туда, где можно принести реальную пользу.
– Послушайте. Я вас понимаю, однако и нас можно понять. Нахождение в городе войск, непонятно на каком основании, вдобавок никому не подчиненных, вызовет у населения целый ряд, не побоюсь этого слова, вопросов к правительству. Ведь тут можно предположить самые разные варианты. Получается какое-то двоевластие. Хотя, конечно, вы оказали республике большую помощь, но все-таки… – расшифровал мысль коллеги Всесвятский.
– Бригада не претендует ни на какую власть, – отчеканил Аргамаков. – Более того, она никоим образом не намерена вмешиваться в ваши внутренние разборки, пытаться поддержать или, наоборот, убрать кого-нибудь из кандидатов. Тут речь о другом. Вы, граждане правители, похоже, элементарно не разбираетесь в военных проблемах. Любая армия может существовать лишь на основе дисциплины. В противном случае ее ценность равна ценности ваших запасных полков. Людей много, а толку от них… Бригада создана на добровольной основе людьми, согласными жить в определенных условиях, и никаких комиссаров и прочих контролеров в ней не предусмотрено. Точно так же мы не потерпим некомпетентного руководства. Могу предложить компромисс. Бригада выполняет поставленные перед ней правительством задачи по наведению порядка, но при условии полной оперативной свободы и невмешательстве во внутренние дела. Политика нас не касается.
– Что значит: оперативная свобода? – спросил Муруленко. – Или вы подчиняетесь, или нет.
– Дело правительства установить первоочередность задач. Мы же сами выбираем способы их решения, – пояснил Аргамаков.
– Способы определяю я. Так же, как и порядки. – Трофим посмотрел на офицеров с неприкрытой ненавистью.
